А вокруг лежали… голые женщины…
— Воробьев! — раздалось словно гром среди ясного неба.
Сергей подскочил, сильно ударившись коленом о парту.
— На массу давишь? — Шикулин при своем маленьком росте обладал уникальной способностью создавать иллюзию, будто он нависает над собеседником.
— Никак нет, ничего не раздавил…
В углу, не удержавшись, прыснул Обухов.
— Обухов! — теперь Шикулин перенес свой гнев на него.
— Я!
— Тоже постоишь.
Оставшуюся часть занятия Обухов на пару с Сергеем провели стоя.
После обеда по расписанию было 'время для самостоятельных занятий' — в этот раз надо было учить все тот же устав. Едва Сергей раскрыл потрепанный томик, как в класс ворвался красный, как помидор, Шикулин и коршуном налетел на него.
— Воробьев! — заорал он.
— Я!
— Ты почему не сказал, что должен быть сегодня в клубе?!
— Но мне никто не говорил…
— Молчать! Головной убор надеть! В клуб, бегом марш!
И Сергей поспешил покинуть класс.
Шикулин был вне себя от ярости. Из-за какого-то курсанта он, самый примерный сержант роты, получил нагоняй от замполита.
'И чем этот 'дух' таким важным там занимается? — негодовал он. — Что он там делает?
Родину спасает?'
Шикулин пытался унять свой гнев, но он накатывался на него с новой силой. Кроме того, зародившееся где-то глубоко в подсознании любопытство только подстегивало его.
— Горохов! — рявкнул он.
— Я!
При этом Горохов так резко вскочил, что стул, прилипший к его вспотевшей заднице, подлетел вместе с ним и с грохотом вернулся на место. Легкий гул, пронесшийся по рядам, означал бурное веселье по этому поводу.
— Ко мне!
Спотыкаясь, Горохов кинулся к сержанту, на ходу произнося самое несуразное, однако положенное по уставу:
— Товарищ сержант, курсант Горохов по вашему приказанию прибыл!
Шикулин схватил его за плечо и выволок в коридор. Там, используя свои необыкновенные способности, он навис над Гороховым, который был на полголовы выше, и, горячо дыша ему в лицо, прошипел:
— Пойдешь за Воробьевым в клуб, узнаешь, чем он там занимается, и доложишь. Никому ни слова. Если кто спросит — ты в наряде, идешь в столовую обедать. Понял?
— Так точно, т-т-товарищ сержант.
— Повтори!
— Идти в столовую обедать, а если спросят, куда, тогда…
— Болван!!! Идти в клуб!
— Так точно, идти в клуб.
— Кругом! Шагом марш!
Сержант отшвырнул беднягу с такой силой, что тот еле устоял на ногах. Тощий и неуклюжий, Горохов хоть и был выше Шикулина, но комплекцией проигрывал значительно. Развернувшись, он засеменил к выходу, громко шурша и хлопая своими огромными не по размеру штанами.
Выйдя из казармы, Горохов взглянул на часы и, сочтя, что времени у него предостаточно, решил воспользоваться ситуацией и заглянуть в 'чипок', о котором так много слышал, но сам там никогда не бывал.
'Чипок' был не что иное, как кафе. У входа красовалась незамысловатая вывеска с надписью 'Солдатская чайная'. Почему это заведение называлось 'чипок', никто не знал, просто все его так называли.
Внутри было прохладно, в углу бормотал телевизор. Посетителей не было. Горохов подошел к прилавку и, глотая слюнки, стал разглядывать содержимое витрины. Честно говоря, ассортимент был более чем скудный: коржик, колечко с орехами, развесная сгущенка, сметана и кофе. Но даже от этого дух захватывало.
Тихонько скрипнула внутренняя дверь, и из подсобного помещения вышла буфетчица, сухая безликая женщина неопределенного возраста. Облокотившись о прилавок, она вопросительно посмотрела на Горохова.
— Я… мне…вот такое колечко и кофе… — залепетал тот. — Нет, сгущенку… Нет, кофе… или…
— Так чего тебе?
— Коржик и сметану, — собравшись с духом, выпалил Горохов и полез в карман за деньгами.
Буфетчица брякнула на прилавок стакан со сметаной и коржик, взяла деньги, бросила их в лежавшую тут же коробку из-под обуви, служившую кассой, и скрылась в подсобном помещении.
Дрожа от нетерпения, Горохов схватил это внезапно свалившееся на него счастье и сел за столик, стоявший около телевизора. Он не мог поверить в свою удачу. Ведь приходить сюда можно было только в особых случаях и по особому разрешению. Еще одна возможность попасть в 'чипок' — на какое-то время остаться без присмотра сержантов, что случалось крайне редко.
Грех было этим не воспользоваться. Горохов смотрел телевизор, жевал вполне свежий коржик, заедал его густой сметаной и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.
IX
Однако засиживаться в 'чипке' было небезопасно — в любую минуту мог зайти какой-нибудь сержант или офицер. И если начнется разбирательство, ему, Горохову, не поздоровится. Он медленно дожевал остатки коржика, чтобы как можно дольше сохранить в памяти его вкус, еще раз посмотрел на витрину, вздохнул и вышел на улицу.
Дойдя до клуба, Горохов остановился в нерешительности, пытаясь сообразить, в какой части здания ему искать Воробьева. Немного поколебавшись, он пошел в актовый зал, потому что это было единственное место в клубе, где ему доводилось бывать — по выходным там показывали кино. По крайней мере, он знал, как в него войти и как из него выйти.
В актовом зале никого не оказалось, и Горохов вышел обратно на улицу. Обойдя вокруг клуба, он вошел в стеклянную дверь и очутился в просторном фойе. Крадучись, стал передвигаться от двери к двери, прикладывая ухо и внимательно вслушиваясь в тишину. За одной из них он услышал тихое мурлыкание — кто-то вполголоса напевал песенку. Горохов прильнул к двери, и в этот момент кто-то, находившийся по ту сторону, со всей мочи рявкнул:
— Несокрушимая и легендарная, в боях познавшая ра-адость побед…
Горохов отскочил, будто его шарахнуло током. Лицо его перекосилось от испуга. За дверью вновь воцарилась тишина. Горохов присел на корточки и попытался заглянуть в замочную скважину, но дверь неожиданно распахнулась и со всего маху треснула его по голове.
— Несокрушимая и… — на пороге стоял капитан Каблуков и вопросительно смотрел на распластавшегося по полу курсанта, у которого на лбу начинала вздуваться и синеть шишка.
Горохов вскочил и, не дожидаясь вопросов, взвизгивающим голоском залепетал:
— Товарищ капитан, курсант Горохов направляется в столовую.