также ее секретарем, отвечать: «Госпожа Анненкова уже послала все, в чем сын ее мог нуждаться». Потом Анна Ивановна бросилась целовать меня и говорила: «Решительно, вы приносите мне во всем счастье».
В ноябре месяце 1827 года Вадковская прислала за мною и передала два письма. Одно было от великого князя Михаила Павловича. Великий князь писал, что государь разрешает мне ехать в Сибирь, но предупреждал, что я не должна никому об этом сообщать, пока меня не потребуют к генерал- губернатору. Вадковская была крестная мать Ивана Александровича. Она и дочь ее, Елагина, с радостью приняли милость государя, целовали меня, назвали героинею, и Елагина благословила меня образом. Когда я возвратилась к Анне Ивановне, вечером в тот же день приехала к ней Титова и сказала что-то на ухо. Тогда Анна Ивановна посмотрела на меня искоса и упрекнула, говоря: «Сударыня, вы очень неискренни». Я созналась, что, действительно, уже знала о милости государя, но что не имела, права говорить об этом. На другой день квартальный принес мне бумагу, где было сказано, что меня просят приехать к князю Голицыну – московскому генерал-губернатору.
Когда я явилась в канцелярию, там было множество народу. Мне подали бумагу, писанную по-русски, я читать не могла и передала Степану, чтобы он перевел мне. Бумага была о том, что государь император разрешает мне ехать в Сибирь. Я с радости, забыв где я, начала хлопать в ладоши и прыгать, повторяя: «Я получила разрешение ехать в Сибирь!» (Тогда все говорили, что я с ума сошла.) Мой веселый характер, несмотря ни на какие испытания и горе, беспрестанно брал верх над всем. Потом я должна была идти к самому князю Голицыну. Он очень любезно меня принял и просил приехать на другой день, говоря, что бумаги, которые я должна подписать, на русском языке, и что, вероятно, я не пойму их, а потому он прикажет перевести.
На другой день, когда я снова явилась к генерал-губернатору, бумаги были мне прочитаны секретарем князя в его присутствии. В одной из них было сказано, что государь приказал спросить меня, что будет мне нужно на дорогу и сколько денег. Я отвечала, что прошу дать мне фельдъегеря, если найдут это возможным, но что в деньгах я не нуждаюсь, так как получила от родственников Ивана Александровича достаточно. Действительно, Вадковская и Елагина дали мне: одна 2 тысячи рублей, другая – 1 тысячу рублей. Я ожидала получить также что-нибудь и от Анны Ивановны, но она ничего не дала. Князь Голицын объяснил мне, что нельзя государю отвечать отказом, на что я сказала, что в таком случае прошу все, что будет угодно государю, прислать мне.
Бумаги, которые сообщили мне, были следующие (одну из них я подписала):
Приказ Московского военного губернатора
Московскому обер-полицмейстеру
от 6 ноября 1827 Г. № 221
Прилагая при сем рапорт дежурного генерала штаба его императорского величества (№ 1332) об иностранке Полине Гебль, убедительно просившей дать ей разрешение следовать на место ссылки за государственным преступником Анненковым с тем, чтобы вступить с ним в брак, и копию с прилагаемых при сем правил касательно жен преступников, сосланных на каторжные работы, – предлагаю вашему превосходительству объявить содержание этих бумаг вышеназванной Гебль и отобрать у нее показание, желает ли она, сообразуясь с вышеупомянутыми правилами, отправиться в Нерчинск, с целью вступить в законный брак с государственным преступником Анненковым, и, в случае ее согласия, спросить ее, сколько денег потребуется ей на путешествие. Объявляя Гебль содержание этих бумаг, вы не преминете разъяснить ей, чему именно она подвергает себя, вступая в брак с преступником Анненковым. Исполнив это предписание, вы донесете мне об этом, представив прилагаемые при сем бумаги.
Московскому военному генерал-губернатору
дежурного генерала штаба его императорского величества
рапорт от 30 октября 1827 Г. № 1332
Иностранка Полина Гебль 14 мая сего года умоляла его величество государя императора, в Вязьме, дозволить ей отправиться на место ссылки государственного преступника Анненкова, бывшего поручика Кавалергардского полка, с целью вступить в брак. Так как вышеназванный Анненков на сделанный ему по этому поводу вопрос отвечал, что он охотно женится на девице Гебль, если правительство разрешит ему вступить в брак, то об этом было донесено государю императору, и его величество повелеть соизволил: дозволить иностранке Полине Гебль отправиться в Нерчинск и выйти замуж за государственного преступника Анненкова, и если она нуждается в каком-нибудь пособии для этого путешествия, даровать ей таковое. Покорнейше прошу ваше превосходительство приказать объявить иностранке Полине Гебль, проживающей в настоящее время в Москве, близ Кузнецкого моста, в доме г-жи Анненковой, таковую волю его величества и прилагаемые при сем правила, соблюдаемые по отношению к женам преступников, ссылаемых в каторжные работы, спросив ее в то же время, желает ли она, ознакомившись с этими правилами, отправиться в Нерчинск с тем, чтобы вступить там в брак с преступником Анненковым, и, в случае такового желания с ее стороны, в каком именно пособии она будет нуждаться для своего путешествия. О результате прошу ваше превосходительство почтить меня ответом.
Правила,
касающиеся жен преступников,
ссылаемых на каторжные работы:
1. Жены этих преступников, следуя за своими мужьями и оставаясь с ними в брачном союзе, естественно, должны разделять их участь и лишиться своих прежних прав, т. е. они будут считаться впредь лишь женами ссыльнокаторжных, и дети их, рожденные в Сибири, будут причислены к числу государственных крестьян.
2. С момента отправления их в Нерчинск им будет воспрещено иметь при себе значительные суммы денег и особенно ценные вещи; это не только воспрещается имеющимися на этот счет правилами, но необходимо даже для их собственной безопасности, так как они едут в местности, населенные людьми, готовыми на всякое преступление, и, следовательно, имея при себе деньги или драгоценные вещи, могут подвергаться случайным опасностям.
3. Каждой женщине дозволяется оставить при себе лишь одного из крепостных, прибывших с нею, притом из числа тех, кои согласятся на это добровольно и дадут обязательство, подписанное ими собственноручно, или за безграмотностью объявят свое согласие лично, в присутственном месте; прочим будет дано право вернуться в Россию.
4. Если жены этих преступников прибудут к ним из России с намерением разделить участь своих мужей и пожелают жить вместе с ними в остроге, то это не возбраняется им, но в таком случае жены не должны иметь при себе никого для своих личных услуг. Если же они будут жить отдельно от мужей, вне острога, то они могут иметь при себе для услуг отнюдь не более одного мужчины или одной женщины.
5. Женам, которые пожелают жить вне острога, разрешается видеться с их мужьями в остроге, однажды, через каждые два дня. Всякое сообщение жен с их мужьями через слуг строго воспрещается.
6. Если крепостные, прибывшие с женами преступников, не захотят остаться при них, то им разрешается вернуться в Россию, но без детей, родившихся в Сибири.
7. Преступникам и их женам строго воспрещается привозить с собою или получать впоследствии от кого бы то ни было большие суммы денег, или особенно ценные вещи, кроме денежной суммы, необходимой для их содержания, и то не иначе, как через посредство коменданта, который будет выдавать им эту сумму частями и смотря по их надобностям.
8. Жены преступников, живущие в остроге или вне его стен, не могут посылать писем иначе, как вручая их открытыми коменданту. Точно так же самим преступникам и их женам дозволяется получать письма не иначе как через посредство коменданта. Всякое письменное сообщение иным способом строго воспрещается.
Сверял обер-полицеймейстер, генерал-майор Шульгин.Честь имею быть с совершенным почтением вашего превосходительства покорная слуга Полина Гебль
[6]
.
Толкам и разговорам по случаю дарованного мне государем позволения ехать в Сибирь не было конца. В доме Анны Ивановны все волновались. Титов пришел мне передать, что Якобий, тот самый, который так много мне вредил, пока Иван Александрович был в крепости, говорит, что когда я получу деньги от государя, то, конечно, не доеду в Сибирь, а наверное вернусь во Францию. Это меня так возмутило и обидело, что я не
