адекватный ответ на его ужасы. Отчаянная надежда и отчаянный страх, кажется, ближе к сути подобной ситуации, нежели взвешенное суждение и разумное понимание. Основные события нашей эпохи прочно забываются как теми, кто привержен вере в неизбежность катастрофы, так и теми, кто предался безудержному оптимизму.
Эта книга направлена и против безудержного оптимизма, и против безграничного отчаяния. Она исходит из того, что Прогресс и Закат являются двумя сторонами одной медали, а также из того, что и то и другое являются предметами суеверия, а не предметами веры. Книга была написана на основе убежденности в том, что можно обнаружить скрытую механику, посредством которой все традиционные элементы нашего политического и духовного мира претворились в определенный конгломерат, в котором все утратило свою ценность и стало недоступным человеческому пониманию, непригодным для человеческих целей. В непреодолимый соблазн превратилось желание поддаться процессу дезинтеграции, и не только потому, что он приобрел видимое величие «исторической необходимости», но и потому, что все вне его стало казаться безжизненным, бескровным, бессмысленным и нереальным. Убежденность в том, что все происходящее на земле должно быть понятно человеку, может привести к тому, что историю будут толковать посредством банальностей. Понимание не означает отрицания чего-то ошеломляющего, не означает того, что всему необычному следует находить прецеденты, не означает, что явления следует объяснять посредством таких аналогий и обобщений, которые не позволяют ощутить воздействие реальности и шок опыта. Оно означает, скорее, изучение и сознательное принятие того бремени, которое возложил на нас наш век. Не следует ни отрицать существование этого бремени, ни покорно подчиняться ему. Понимание, одним словом, означает непредвзятую, собранную готовность встретить реальность, какой бы она ни была, и оказать ей сопротивление.
В таком плане следует воспринять и понять тот ошеломляющий факт, что столь незаметное (а в мировой политике и столь незначительное) явление, как «еврейский вопрос» и антисемитизм, могло послужить катализатором сначала нацистского движения, затем мировой войны и, наконец, учреждения «фабрик смерти». Это же относится и к гротескному разрыву между причиной и следствием, ставшему провозвестием наступления эры империализма, когда экономические трудности привели за несколько десятилетий к глубокой трансформации политических условий во всем мире. Это правомерно и относительно любопытного противоречия между циничным «реализмом», провозглашаемым тоталитарными движениями, и их бросающимся в глаза пренебрежением ко всем моментам реальности. В связи с этим следует указать и на вызывающую раздражение несовместимость между действительной мощью современного человека (большей, чем когда-либо, настолько огромной, что он может поставить под угрозу само существование своего мира) и его неспособностью жить в том мире и понять смысл того мира, который он создал своими силами.
Тоталитарное устремление к глобальным завоеваниям и к тотальному господству явилось деструктивным способом выхода из всех трудностей. Победа тоталитаризма может совпасть с разрушением человечества; где бы он ни правил, он начинал разрушать саму сущность человека. И все же будет мало пользы, если мы просто повернемся спиной к разрушительным силам нашего столетия.
Беда заключается в том, что наша эпоха настолько причудливо смешала благо со злом, что без «экспансии ради экспансии» империалистов мир мог бы никогда не стать единым; без «власти ради власти» как политического средства буржуазии мы могли бы никогда не обнаружить масштаб мощи человека; без выдуманного мира тоталитарных движений, неслыханно отчетливо показавших базисную неустойчивость нашей эпохи, мы бы, возможно, двигались к своей гибели, не осознавая, что же все-таки происходит.
И если верно, что на заключительных стадиях тоталитаризма является зло в своей абсолютной форме (абсолютной, поскольку его уже нельзя вывести из каких-либо по-человечески понятных мотивов), то столь же верно и то, что без этого мы бы, вероятно, никогда не узнали подлинно радикальную природу Зла.
Антисемитизм (не просто ненависть к евреям), империализм (не просто завоевание), тоталитаризм (не просто диктатура) один за другим, каждый более варварский, чем предыдущий, продемонстрировали, что человеческое достоинство нуждается в новых гарантиях, которые можно найти только в каком-то новом политическом принципе, каком-то новом законе на земле, который должен быть правомочным для всего человечества, но в то же время ограниченным по своей мощи, укорененным в территориальных образованиях, которые можно определить по-новому, и контролируемым ими.
Мы уже не можем позволить себе взять то, что было благом в прошлом, и просто назвать его нашим наследием, отбросить плохое и считать его мертвым грузом, который само время предаст забвению. Подспудное течение западной истории вышло наконец на поверхность и узурпировало сан нашей традиции. Такова реальность, в которой мы живем. Вот почему тщетны все усилия убежать из мрачного настоящего в ностальгию по все еще сохраняемому прошлому или в предвосхищение лучшего будущего, которое дарует нам забвение.
Лето 1950 г.
Антисемитизм
Это был примечательный век, который начался Революцией, а завершился Историей![34]
Возможно, его назовут вздорным веком.
1. Антисемитизм как вызов здравому смыслу
Многие по-прежнему считают случайностью то обстоятельство, что нацистская идеология сконцентрировалась вокруг антисемитизма, а политика нацистов была последовательно и бескомпромиссно нацелена на преследование и в конечном счете уничтожение евреев. Лишь ужас происшедшей катастрофы, а еще больше бездомность и полная утрата какой-либо почвы оставшимися в живых сделали «еврейский вопрос» столь заметным явлением в нашей повседневной политической жизни. То, что сами нацисты считали своим главным открытием, а именно роль еврейского народа в мировой политике, и то, что они провозглашали своей главной задачей, а именно преследование евреев во всем мире, — все это рассматривалось общественным мнением как средство привлечь на свою сторону массы или как вызывающее интерес средство демагогии.
Неспособность воспринять всерьез то, что говорили сами нацисты, вполне объяснима. Вряд ли в современной истории можно найти нечто более раздражающее и озадачивающее, чем утверждение о том, что при всех огромных нерешенных политических вопросах нашего столетия именно такая кажущаяся мелкой и незначительной проблема, как еврейская проблема, обладает сомнительной честью быть пусковым механизмом всей этой дьявольской машины. Подобные разрывы между причиной и следствием бросают вызов нашему здравому смыслу, не говоря уже о вызове чувству равновесия и гармонии у историка.
Будучи сопоставлены с самими событиями, все объяснения антисемитизма выглядят так, как будто они были поспешно и наугад изобретены, с тем чтобы сокрыть нечто, несущее огромную угрозу нашему чувству меры и нашей надежде на здравомыслие.
Одним из таких поспешных объяснений было отождествление антисемитизма с воинствующим национализмом и его ксенофобными взрывами. К несчастью, на самом деле факты показывают, что современный антисемитизм рос в той мере, в какой шел на спад традиционный национализм, и достиг он своей кульминации в тот момент, когда рухнула европейская система национальных государств с ее неустойчивым равновесием сил.
Уже отмечалось, что нацисты не были просто националистами. Их националистическая пропаганда
