необдуманный шаг. А через пять дней он умер. От… — тут Жук изобразил пальцами большие кавычки, — …«сердечного приступа». Так что китайцам не впервой устранять лам.
— Но это же было в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году, — возразила Энджел.
— Вы хотите сказать, что тоталитарные правительства отказались от практики политических убийств? Посмотрите-ка на русских. Они каждые две минуты кого-нибудь травят. Помните того сукина сына, бывшего кагэбешника — Литвиненко? До которого они в Лондоне добрались? Подсыпали ему в чай «полоний-210». Бедняга просто расплавился. Жуть!
— Так что вы предлагаете? Запустить слухи, будто Пекин попытался отравить его по пути на встречу с Папой Римским?
— Наконец дошло? Ну да, именно.
— Ладно. А что мы предложим в качестве доказательств?
Жук ухмыльнулся:
— Кому нужны доказательства, когда есть интернет?
— Значит, мы напишем на вашей страничке в
— Ну, хорошо, некоторые детали нужно тщательно продумать. — Жук наклонился к Энджел. Теперь он ощущал запах ее духов. — В пятницу я до петухов засиделся в поисках информации. Далай-лама — это единственная связанная с Китаем тема, к которой американцы действительно неравнодушны. Права человека?
«Мы должны начать с Китаем войну из-за Тайваня»? Но — Далай-лама? Американцы души в нем не чают! Его весь мир любит! Да и как его не любить? Это такой семидесятипятилетний душка в очках, в сандалиях и шафрановой мантии, это объятия, мандалы, мир и гармония, реинкарнация и нирвана, и все такое прочее. Мы налюбоваться на него не можем. И вот, если американской публике скажут, что эти коварные, злобные, подлые свиньи-коммунисты из Пекина… — Жук понизил голос, — подсыпают ему какой-нибудь мышьяк, или какой-нибудь радиоактивный порошок в ячье масло… Вы не верите, что это вызовет маленькую вспышку гнева в массах нашей общественности?
Энджел сняла очки и задумчиво поглядела в окно.
— Запустить такую «утку» — не проблема, — сказала она. — Но ведь окружение Далай-ламы опровергнет ее. Я не специалист по тибетскому буддизму, но можно догадаться, что они не из тех, кто радостно подхватит эти лживые обвинения.
— Но в этом-то и вся красота! — возразил Жук. — Разумеется, они будут все отрицать. Потому что они проповедуют мир и всепрощение и всегда подставляют вторую щеку. А между тем — мировая общественность кипит негодованием! А что же Пекин? — Жук усмехнулся. — Пекину приходится много раз выступать с заявлением: «Мы не пытались отравить Далай-ламу!» Энджел, это же бросок мяча в корзину в прыжке!
— Не надо таких выражений. Пожалуйста.
— Хорошо. Результативный удар.
Она снова надела очки.
— Пожалуй, что-то в этом есть.
Жук взмахнул руками, изображая гневное нетерпение.
— Я приношу вам формулу:
— Ладно, мы еще поговорим об этом. А пока мне нужно сосредоточиться. Меня сейчас настоящая групповуха ждет.
В пятницу, во время радиопередачи в прямом эфире, давая интервью по поводу своей статьи «Скорей грохнем по Ирану» в журнале неоконсерваторов, Энджел назвала главу движения «Матери против военных действий» (МПВД) «охочей до прессы ведьмой». А теперь она ехала в телестудию давать разъяснения по случаю этого выпада, который вызвал настоящее цунами возмущения.
Бёрка сообщил ей, что телевизионщики ожидают появления сотен разъяренных людей перед входом в студию. Некоторые собирались забросать Энджел «Пурпурными сердцами» [17] своих сыновей и дочерей — настоящий сюжет для дьявольской фотосессии. У входа выставили дополнительную охрану. Энджел собиралась проникнуть в студию с черного входа, через подвальный этаж.
— Когда тебя вынуждены проводить через черный вход, — заметила Энджел, — вот тогда-то ты и понимаешь, что хорошо справляешься со своими обязанностями.
Жук на время умолк, чтобы не мешать ей сосредоточиться, а сам продолжал прокручивать в уме различные сценарии.
— Радиоактивный порошок… в плошку риса? — бормотал он. — Какое поразительное соседство. Радиоактивный порошок. И плошка риса.
Энджел, не поднимая глаз, проговорила:
— Позволю себе заметить — когда съедаешь радиоактивный порошок, то умираешь. Чудовищной смертью.
— Ну и?
— Но он-то не превращается в живую, светящуюся в темноте лаву-лампу. Он-то не плавится. Он не умирает. Тогда растолкуйте мне, какой смысл заявлять, например: «Ему в рис подсыпали радий»?
Жук задумался.
— На него покушались… Но порошок… испортился. Он ел рис из другой плошки. Убийцы еще повторят покушение.
— Ради бога!
— Или нет, — сказал Жук. — Яд должен быть растительным. Да, да! Конечно. Китайцы же отлично разбираются в разных травах, растениях. У них множество книг о травах. Нам только нужно выяснить: какой из растительных ядов — самый смертельный. А какие у них еще могут быть яды? — И он принялся бормотать: — Крылья летучих мышей. Тигровые когти. Тигровый пенис.
— Жук! Помолчите, пожалуйста, а? Мне нужно это все прочесть.
Жук схватил Энджел за руку.
— Придумал! Панда.
— О чем это вы?
— Они извлекли смертоносный фермент из мертвой панды, из ее… печени. Да. Они убили панду. О-о, как я все ловко придумал! Одним ударом — двух зайцев. Американцы просто сдвинуты на пандах. Каждый раз, когда простужается панда в Национальном зоопарке, журналисты начинают нести круглосуточные дежурства:
— Бред, — сказала Энджел.
— Зато какой бред!
— О боже, — простонала Энджел.
— Что такое?
— Ее отец. Черт возьми!
— Чей отец?
— Этой ведьмы. — Энджел тяжело вздохнула. — Ранен. При Иводзиме [18]. — Энджел с отвращением взмахнула руками. — Да, мне просто невероятно везет.
— А кстати, почему вы обозвали ее ведьмой?