бы меня сразу прикончили и отправили в ад к самому Сатане!
— Похоже, нам как-то удалось разбудить сразу все иллюзии этого замка… кроме госпожи, — заметил ученый Ван, своим белым веером пытаясь отмахнуться от зловещего кольца разъяренных шершней.
Потом Марко поднял глаза к небу и увидел, что оттуда, очень издалека, к ним приближается нечто весьма странное. Больше всего это напоминало клин перелетных гусей. Но даже на столь почтительном расстоянии было видно, что эти огромные переливчатые птицы с мерцающими хвостами — вовсе не обычные гуси. А на поблескивающей спине передней птицы, похоже, кто-то сидел.
Сияющий клин все приближался (как, между прочим, и шершни с мрачными демонами) — пока, наконец, не принялся кружить над путниками (шершни тем временем уже начали бросаться им прямо в глаза). Люди кричали, указывая пальцами (не забывая к тому же уворачиваться от демонов и шершней, а также прицеливаться в воинственных монахинь, что по-прежнему свирепо глазели из бойниц). Сражение вовлекло всех в единый беспорядочный вихрь.
Гигант Оливер схватился в открытом бою с главным многоруким демоном. Орудуя своим громадным боевым топором, будто ветряная мельница, северянин то и дело отхватывал чешуйчатую руку или клыкастую голову. А окруженное языками пламени чудище размашистыми ударами обсидиановых ножей пускало алую нордическую кровь. В очередной раз отмахнувшись от бросившихся на него шершней, Марко почувствовал мерзкие жала в шее и предплечье. Венецианец уклонялся от вразвалку ковылявшего за ним демона — и одновременно поглядывал на кружащий в небе клин. Кто там — друг или враг? Или, быть может, иллюзия?
Вот огромная стая опустилась прямо во двор замка — в царящий там кавардак, и Марко наконец понял, что состоит она вовсе не из гусей. Нет из белых нефритовых фениксов. А на спине самого роскошного феникса с самым длинным переливающимся хвостом, бешено сверкая красными глазками, летел столь хорошо знакомый путникам Царь обезьян.
Мессир Никколо Поло как раз высунул голову из-под мехового плаща, которым прикрывался от шершней, и в благоговейном ужасе воззрился на белых нефритовых птиц. Потом увидел белую обезьяну, вслух простонал — и снова спрятал лицо под плащом.
А оседлавший величественного нефритового феникса Царь обезьян вскочил на задние лапы и завопил:
— Я Великий Мудрец, равный небу! Я полакомился волшебными небесными персиками и выпил изготовленный Тайшан Лао-цзюнем эликсир бессмертия! Я пил райское вино вместе с Нефритовым императором, и тело мое сделалось твердым и неразрушимым, как алмаз! Госпожа Облачного Танца из Пещеры посылает свои приветствия Сияющей Госпоже из Замка! Переродившаяся в кротком облике облачная плясунья послала меня выручить вас, безмозглых и неблагодарных смертных, ибо опасается, что милый ей сфинкс может оказаться в беде. Я привел с собой стаю белых нефритовых фениксов из небесного зала Загадочной Мглы. Они и доставят вас, недостойных, в безопасное место.
Дальнейших приглашений Поло и их люди дожидаться не стали — и быстро взобрались на прохладных лучистых фениксов. Шершни тем временем бросались в новые атаки, демоны угрожающе ревели, а бритоголовые монахини злобно сверкали горящими глазами.
— А с хвастливой обезьяной мы уж как-нибудь разберемся, — пробормотал Маффео, помогая осторожно разместить завернутую в ковер Спящую Красавицу на спине одной из нефритовых птиц.
— Что это у вас там в ковре? — поинтересовался Царь обезьян, когда переливающаяся стая уже оторвалась от земли.
— Да так, поклажа, — ответил Маффео. — А как насчет наших коней и припасов?
— Проще простого! — с громким хохотом выкрикнул Царь обезьян. — Я перенесу их в рукавах. В конце концов, точно так же они сюда и попали.
— Как по-твоему, братец, что он имел в виду? — поинтересовался Маффео, когда они уже перелетали через стену замка, оставляя разъяренных шершней далеко позади.
— Мало ли что в этом Богом проклятом месте можно иметь в виду? проворчал Никколо, перебирая свои вторые по значению янтарные четки и для успокоения разгулявшихся нервов еле слышно бормоча: — Нитка с двумя десятками и еще дюжиной отборных сердоликов; каждый ярок и ал, как медвежий глаз под фонарем ночного охотника. Ценою же сказанная нитка в первоклассную венецианскую гондолу со всеми приличествующими украшениями и непременными серебряными колокольцами.
Когда стена колдовского замка осталась позади, глазам Марко снова предстали осыпающиеся, сплошь заросшие колючками руины. Затем фениксы подлетели к привязанным в ивовой рощице коням. И тут случилось нечто совершенно поразительное — даже в столь поразительном месте. Белая передняя лапа Царя обезьян вдруг сделалась непомерно огромной — и потянулась к земле. А потом, скомкав коней, будто шарики рисовой бумаги, сунула их в рукав короткого обезьяньего халата пурпурной парчи.
— Марон! — взвыл Маффео. — Проклятая обезьяна раздавила наших коней!
А Марко вдруг вспомнилась та ночь у пещер Мирной и Гневной Памяти, когда призрачная фигура (весьма похожая на пропавшего рыцаря, порой именуемого Хэ Янем) аккуратно развернула вытащенного из рукава белого бумажного мула…
— В потрепанном рукаве того шустрого рыцаря куда больше одного фокуса, — словно читая мысли Марко, усмехнулся Царь обезьян.
— Стойте! — воскликнул странствующий травник Хуа То, когда они снова начали подниматься. — Раз уж на самом деле меня тут и не было, то, надеюсь, благородные господа не станут возражать, если я скромно откланяюсь, ибо очень хочу поискать в этой потаенной долине целебные горные грибы. — И с этими словами, придерживая свою трехлапую жабу, оборванный лекарь легко спрыгнул с феникса. Оказавшись же на земле, странная парочка разом отвесила ошарашенным Поло прощальный поклон.
— Куда ты нас везешь? — выкрикнул Маффео, когда нефритовые фениксы взмыли в самое небо.
— Сфинкса я везу обратно в уютную пещеру феи Облачного Танца, ибо перерожденная в кротком облике госпожа испытывает одиночество и скучает по его забавным загадкам. Вам, жалким смертным, конечно же не под силу должным образом позаботиться о столь драгоценном создании. Что же касается вас… то вас я никуда не везу. Ну, если не станете гневить меня всякими вашими фокусами, могу сбросить вас где-нибудь по дороге. — И словно иллюстрируя эти слова, их феникс вдруг дал головокружительный крен, а Царь обезьян зашелся громким хохотом.
— Нет! Пожалуйста, не надо нас сбрасывать! — завопил Марко. Потом он обратился к сфинксу: — Каково же твое желание, прелестный сфинкс?
Тот ненадолго перестал вылизывать свою золотистую шерстку и зевнул. Потом загадочно улыбнулся.
— Когда сфинкс — не сфинкс? — спросило маленькое существо. А не услышав ответа, само же и ответило на свою загадку: — Когда он спит! Устал я суетиться с вами, смертными. Ведь время вашей жизни так коротко, что все приходится делать на бегу. Далеко и тяжко будет мне добираться с вами до горячих песков родных пустынь. Лучше я пока что вздремну в уютной пещере переродившейся в кротком облике госпожи.
— Пусть так и будет, — сказал Марко, ероша мягкую шерстку на макушке сфинкса. — Когда же нам наконец позволят вернуться в родную Венецию, мы пошлем в пещеру гонца, чтобы ты смог присоединиться к нашему каравану. А до той поры, прелестный сфинкс, будем очень скучать по твоим играм, и загадкам.
— Я буду ждать вашего гонца — и скучать по вашей итальянской любезности, — приглаживая свою шерстку, отозвался сфинкс.
Затем Марко обратился к летевшей впереди обезьяне:
— Сфинкс отправляется отдыхать в пещеру госпожи — надеемся, ненадолго. А нас ты можешь где- нибудь высадить. Только осторожно — и так, чтобы нам легче было вернуться в обжитые катайские провинции.
Будто воздушные змеи, плыли они и по кобальтовым небесам, и по небесам клубящейся мглы, и по небесам, взбаламученным бурей. Летели прочь от ледяных гор Тибета. Парили подобно орлам над обжитыми зелеными долинами Срединного царства.
Глядя вниз, мессир Никколо Поло и впрямь чувствовал себя орлом. Вспомнилось ему, как, пусть и не так уж много орлов вьют свои гнезда в Наисветлейшей республике Венеции, двое все же свили их на
