спешно принялся перебирать свои нефритовые четки.
В безмолвном изумлении Марко оглядывал марширующую прямо к ним громадную армию. Вот целые эскадроны конных лучников и арбалетчиков в пластинчатых доспехах и увенчанных шипами шлемах. Вот несметное полчище пехотинцев с короткими пиками и длинными мечами. И все звучным басом вытягивают монгольские боевые гимны под заунывные посвисты степных дудок. Тут Марко с облегчением понял, что грохота барабанов пока еще не слышно. А сигнал к атаке у монголов мог подать лишь барабанный бой.
В самом центре устрашающей армии Марко разглядел эбеновую сторожевую башню, что покачивалась на спинах четырех татуированных слонов в отделанных золотом попонах. Возвышающийся шатер охраняли ряды громадных мастиффов и ручных львов, ведомых на прочных цепочках пехотинцами. Над шатром реяло громадное черное знамя — без всякого символа.
— Неужто Хайду-хан, голодный степной волк, послал на нас воинство монгольских и куманских бунтовщиков? — завопил ученый Ван, съеживаясь в седле.
— Однако почтенный ученый не выражался столь изысканно о всевозможных иллюзиях, которые вот-вот собирались перерезать ему глотку, — заметил Маффео.
Тут Марко заметил высоко над головой белую точку, которая вскоре превратилась в изящного охотничьего сокола, закружившего над его головой. Марко вытянул руку, как делают сокольничий, — и безупречно выученная маньчжурская птица, аккуратно усевшись венецианцу на кисть, внимательно посмотрела ему в глаза. Бегло осмотрев сокола, Марко быстро нашел то место на его белоснежном крыле, которое своими руками залечивал. Затем он легко подбросил птицу в воздух. Сокол принялся удаляться по спирали, словно собираясь продолжить охоту.
Ибо все знали, что Хубилай-хан не упустит даже малейшего случая поохотиться…
— По-моему, великий хан уже рядом, — негромко заключил Марко Поло.
39
Ли: Наступление.
Небеса проплывают над озером.
Наступи на хвост тигра — и не укусит.
— Ну что, По-ло, удивил я вас? — сиял великий хан с верха эбеновой сторожевой башни. Багровое лицо императора так и лучилось радостью и беззлобной насмешкой, пока зловещий черный флаг заменяли на подобающее знамя с солнцем и луной. — Ладно, вставайте. Нечего там в пыли ползать.
— О да, великий хан, воистину удивил, — закивал головой Никколо Поло, чьи дрожащие от волнения пальцы по-прежнему перебирали бусины четок.
— Я решил отправиться инкогнито с небольшим отрядом личной охраны чтобы не тревожить народ, — пояснил Хубилай. — В Ханбалыке моих бдительных ушей достигли слухи о том, что вы все-таки нашли новый лакомый кусочек для моей рисовой чашки, — и ждать я уже не мог. Нет, просто не мог дождаться того мгновения, когда заключу в объятия прелестную госпожу. Видите, у меня тут ее багряный невестин палантин… и драгоценнейшая парча с вышитыми чистейшей золотой нитью пионами для ее наряда… и соболья шуба от холодных осенних ветров… и головные украшения с редчайшими самоцветами… и… но пусть госпожа сама взглянет на эти жалкие безделушки. Где же, наконец, эта маленькая скромница?
— Здесь, о повелитель, — ответил Никколо. И указал на грубые пеньковые носилки, что висели меж спин двух лохматых пони. Там, завернутая в выцветший рунный ковер, и лежала Спящая Красавица.
— Что? Мою новую невесту тащили, как мешок с рисом? — вопросил Сын Неба, и на его улыбающееся лицо мигом набежала тень.
— Нижайше просим великого хана припомнить, что востребованная им госпожа спит, — с низким поклоном заметил Маффео Поло.
— Так скажите ей, чтоб немедленно просыпалась, — нахмурился Хубилай. Ее супруг и повелитель уже здесь!
— Ее, о повелитель, не так просто разбудить, — сказал Марко. — Спит она очень крепко.
— Она что, больна? — спросил хан ханов, и его уже не столь радостное лицо совсем помрачнело.
— Нет, о Сын Неба, она не больна, — ответил Марко. — Скорее заколдована.
Морщинистый лоб великого хана чуть разгладился.
— А-а, ну так мои чародеи быстро поставят ее на ноги. Скоро она будет бодра и весела, как монгольская доярка. Да, Чингин? — И Хубилай подтолкнул локтем своего любимого недужного сына, что вяло и безмолвно восседал рядом с отцом в водруженной на спины слонов эбеновой сторожевой башне.
Тем временем вокруг шатра собралось волнующееся озерцо темно-бордовых халатов. Самые могущественные и дряхлые ламы с шаманами, развернув рунный ковер, уставились на лучезарную Спящую Красавицу. Потом забормотали что-то невразумительное и с каким-то бульканьем принялись выражать нескрываемый восторг.
Казалось, носилки окружила беспокойная стая темно-бордовых гусей. На редкость дохлые были людишки. Чаще всего — больные, увечные и придурковатые. Но, представляя свое шаманское искусство пред Военным Советом великого хана, они казались Марко здоровей и сильней самых могучих героев…
Марко бывал на множестве заседаний Военного Совета. Все они уже так перемешались у него в голове, что он не мог отделить одно от другого. Что же было тогда? Кажется, какое-то варварское племя по ту сторону Великой стены в 10000 ли подняло мятеж. Мир в Римской империи то и дело прерывали мятежи вдоль ее далеко протянувшихся границ — так почему же по-иному должно было быть в империи Катайской?
Сначала зачитывались доклады ближайших к месту происшествия чиновников. Затем приводились жалобы — обычно на непомерные налоги. Далее столичные чиновники, непосредственно ответственные за приграничные районы, делали свои замечания — как правило, что налоги на самом деле не столь уж непомерны, но что, должно быть, ошибки допустили их сборщики, корпус которых обычно составляли ученые, сосланные туда за некомпетентность (уточнение, от которого ученый Ван неизменно вздрагивал).
Далее высшие катайские мудрецы в величественных халатах черного шелка изъяснялись в избитых философских выражениях: «Неповиновение Трону Дракона суть противодействие Воле Небес. Мудрый правитель никогда не разбивает рисовые чашки своих подданных…»
Затем следовали советы императорских военачальников, людей с непосредственным, практическим опытом: «Наикратчайший путь в Мо или Ло (или в любой другой мятежный район) ведет по узкой тропе через колдовское болото и зачарованный лес, и его должно избегнуть».
Неизменное решение в отношении мятежа заключалось просто-напросто в том, что мятеж должен быть подавлен. И с этим неизменным решением великий хан неизменно был рад согласиться. Затем, столь же неизменно, следовала финальная сцена — та самая, что не переставала завораживать Марко.
Призывались чародеи в темно-бордовых халатах, пред которыми тут же ставился обязательный вопрос: «Придет ли к воинству великого хана, который также Сын Неба, победа?» Слово «поражение» в таких случаях никто даже не упоминал. Дурной знак. Дурной и опасный знак.
Ламы и шаманы, подобно всем прочим колдунам и оракулам, были беззастенчиво многословны. Ведь ни один оракул в мировой истории никогда не ответил просто «да» или «нет». Но все же в конце концов, после длительных песнопений и плясок, махания кадилом и нудного зудения, верховный шаман, чьи волосы были стянуты в аккуратный узел на затылке, выступал вперед с двумя любопытными бледно-золотистыми жезлами. Издав для начала невнятный вопль, он затем заявлял, что один жезл служит Хубилай-хану, великому хану ханов, который также Сын Неба.
— А вот этот ничтожный жезл, — голосил он, потрясая палкой, которая, судя по гибкости, была
