— Ещё о Шехмете, что стало с ним?
— Вай мэ, что с ним могло статься… Сиятельный начальник стражи всегда умел держать нос по ветру. Как только горожане бросились бить слуг нового «пророка», Шехмет первым кинулся на выручку эмира и громче всех призывал спасти законного правителя. Разумеется, на следующий день его восстановили в должности и наградили большой саблей в золотых ножнах за храбрость и верность.
— А коварный визирь? Как мне помнится, ведь это именно он придумал и разыграл всю комбинацию с волшебным зельем, свёл молодого ростовщика с людьми Хайям-Кара. Но юноша каким-то образом услышал имя Джамили как единственного козыря против Оболенского…
— Шариях убрал его. А под конец он сбежал, — подтвердил Ходжа. — Причём так тихо и ловко, что его исчезновение заметили не сразу. Как и огромную недостачу средств в казне. Лёва-джан рвался организовать его поиски в Швейцарии или на Чукотке, но кому охота ехать так далеко? Я предложил помолиться за то, чтобы в пути его съели тигры или блохи… Воистину, я уже сплю, почтеннейший! Завтра рано вставать.
— Почему?
— Потому что завтра мне пора…
В первый раз Лев уходил с Востока ночью и во второй раз тоже. Неудивительно, что и в его третьем возвращении на небе уже сияли ранние звёзды. Робкие, чистые, несмелые, похожие на маленьких первоклассниц, спешащих с осенними астрами в школу. Недаром на некоторых языках «астра» значит «звезда». Быть может, поэтому и эта трилогия родилась в Астрахани — городе звёзд?
Не знаю. Наверное, в целом мире наберётся не так много людей, умеющих разговаривать со звёздами, и мой друг явно был не из их числа. В тот памятный день для него вообще существовали лишь одни звёзды на свете — прекрасные глаза его Джамили, луноликой вдовы вампиров…
— Друзья мои, — чуть пьяно пританцовывал бывший башмачник, а ныне купец Ахмед, поднимая очередной тост в своей торговой палатке, на время превращенной в пиршественный шатёр. — Как я вас всех люблю! Особенно мою единственную и неповторимую супругу! Но надо выпить не за неё… А вот за эту маленькую, храбрую, красивую и самую замечательную девочку на свете — за тебя, Амука! Можно ей тоже немного вина?
— Ахмед, не спаивай ребёнка. — Могучая Ирида нежно прижала к себе героическую дочь, пока прочие чинно выпили за здоровье малютки.
— А теперь за Рабиновича! Воистину он падишах среди ослов и ему нет равных!
На этот раз честно приглашённый в общий круг серый ослик благодарно поклонился и даже пару раз лизнул предложенное в миске вино.
— Но особенный тост за благочестивую госпожу Джамилю из Багдада, которая своей красотой и верностью сумела пленить сердце самого Багдадского вора!
— Лёва-джан, — минутой позже тихо попросил Ходжа, — больше не наливай этому болтуну, остановимся, пока не поздно.
— Но мне-то можно налить? — неожиданно раздался басовитый голос за их спинами.
В палатке уверенно материализовался благородный джинн, сияющий, как медный казан или даже ярче.
— Бабудай-Ага! — радостно приветствовали все, сдвигаясь потеснее, чтобы джинн тоже сел, присоединяясь к общему застолью.
— Я не с пустыми руками. — По мановению бровей на расстеленной скатерти появился ящик лучшего российского пива.
— Ты читаешь мои мысли, — восторженно всхлипнул бывший москвич, откупоривая первую бутылку. — Ну, вздрогнем?
— А также не расскажешь ли нам, уважаемый, как оно тебе на свободе с чистой совестью? — вежливо дополнил Ходжа.
— Вам, людям, никогда не понять, что такое воля для нас, джиннов, — после первого долгого глотка кивнул Бабудай-Ага. — Я служил многим. Обычно по исполнении трёх желаний мне было даровано право ждать нового хозяина и господина. Ещё три желания. Потом ещё и ещё. Люди менялись, их лица давно слились для меня в одну жестокую маску…
— А дедушка Хайям?
— Он был добр, — ровно подтвердил джинн. — Но и он имел свои цели. Я никого не осуждаю. Есть люди, есть джинны, одни служат другим, в этом проявляется воля Аллаха. Но до твоей женщины, почтенный Багдадский вор, ещё никто не даровал мне свободы…
— Она прелесть, — царственно согласился Оболенский. — И по своей воле я не уйду из её плена никогда.
Нежная Джамиля лишь теснее прижалась к широкому плечу рослого россиянина, и её взгляд блуждал в неведомых далях. Она нашла своего храброго льва, а остальное было лишь прилагательным…
— Я бы хотел хоть чем-то отблагодарить её и всех вас. Чем-нибудь посерьёзнее пива.
— У меня есть желание! — сразу поднял руку довольный Ахмед, но, встретив укоризненный взгляд жены, осёкся. — То есть у нас есть желание, одно на двоих…
— Оно не в моей власти, — хмыкнул мудрый джинн. — Ибо его уже исполнил Всевышний, через восемь месяцев у вас будет мальчик.
— Тогда, пожалуй, я тоже воздержусь от желания, — подумав, решил Ходжа. — Пусть оно исполнится не сейчас, но в момент, угодный небесам…
— А я… мне… — начал было Оболенский, но опустил глаза, и Бабудай-Ага понимающе хлопнул его по плечу.
— Я помню. В тот же день и тот же час. Это будет исполнено без твоей просьбы. Но что же хочет моя избавительница, чьё благородное сердце даровало мне высочайшее благо на свете — свободу?..
— Я не могу просить тебя оставить мне моего возлюбленного, — тихо начала она. — Мне известно, что далеко, в другом мире, его ждут жена и дети. Но если у меня всё же есть желание, то пусть…
— Слушаю и повинуюсь, госпожа, — тут же перебил её джинн, и никто так и не услышал, о чём просило сердце нежной Джамили…
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
О Аллах, помести в моё сердце свет…
…Я встал, наверное, часов в двенадцать, не раньше. Солнце вовсю било в окно! Насреддина на балконе не оказалось, видимо, он ушёл бродить где-нибудь и явится лишь под вечер, дорассказать мне окончание этой волшебной истории. Три почти полностью исписанные тетради валялись на подоконнике. Господи, что я там написал, чего мне тут нафантазировали, и ведь, главное, ни у кого не проверишь?!
Мой сотовый разразился стандартной мелодией Nokia. Номер был незнакомый, но голос…
— Лев?!
— Андрюха, чёрт побери, старик, карданный вал тебе в заднюю дверцу, где ты вообще пропадаешь? — Голос Оболенского умудрялся мгновенно заполнять всё пространство. — Мне тут передали, что у тебя поселился какой-то азиат, выдающий себя за Ходжу Насреддина? Так вот, гони его в шею! Будет врать, что знает меня, не верь! Слушай, ну сколько же аферистов развелось, хоть на улицу не выходи, а?
Я меланхолично шагнул к окну и глянул вниз. На площадке перед моим домом стоял домулло, закидывая на плечо дорожный хурджин. Увидев меня, он радостно улыбнулся и помахал мне рукой, предварительно поклонившись и приложив ладонь ко лбу и сердцу. Значит, действительно ему пора? Но самое удивительное, что рядом с ним на крепеньком сером ослике сидела красивая восточная девушка,
