Чужая весна

Другой по рельсам грохочет над ним.
Там люди сидят с багажом своим
И в будущий день из былой колеи
Перевозят надежды свои.

Колеса стучат, и дети кричат,
Плывет над насыпью угольный чад,
И право на будущий подвиг и грех
Проверяет кондуктор у всех.

А поезд-призрак бесшумен и пуст,
В нём воспоминаний невидимый груз.
Идет он в потерянную страну,
За черту, в мечту, в глубину.

Мне с шумным поездом не по пути,
Того, что мне дорого, в нём не найти.
Но тихо войду я, как входят в сон,
В отраженный последний вагон.

1950

«Войти в тот дом, которого уж нет…»

Войти в тот дом, которого уж нет
(Восходят в пустоту крыльца ступени),
Войти, переступив порог-запрет,
В тот дом, где обитают тени.

Взять за руку того, кто был живым,
И ощутить горячее запястье,
Войти, войти сквозь слезы и сквозь дым
В  свое утраченное счастье.

Я вижу дом родной… Но это бред,
Ведь дом сгорел, к нему дороги нет.
А это ветер, тот, что мы любили,
Напомнив образы минувших лет,
Цветы качает на могиле…

1951

«Иссохшим деревом стою…»

Иссохшим деревом стою
С кривыми черными ветвями.
Дупло рассекло плоть мою,
Подточен корень мой червями.
Среди поющих не пою,
Среди горящих не горю
И леденею под ветрами.

Я с черной птицей говорю:

— Покинь дупло, лети, мой ворон,
Туда, где воздух сжат и черен,
Где туча спит и копит мощь —
Огонь и ветер, гром и дождь.
Вернись ко мне  с живой водою,
Чтобы с поющими мне петь,
Или же с огненной стрелою,
Чтобы с горящими сгореть.

1951

В автобусе

Воскресный день тревожил и томил
неугомонным ласточкиным криком,
горячим солнцем. пустотою улиц
и неба праздничною синевой.
На площади томился автобус.
И солнце, запертое в нём, лежало
тяжелыми и пыльными пластами
на кожаной обивке, на полу
и на коленях пассажиров. Пахло
бензином сладковатым, душной пылью,