полшага в его сторону. Он не высказал недовольства и обиды. Он просто согласился с ней.
Предатель.
Сильвия перевернулась на живот и со злостью ударила по подушке кулаком. Хоть она и выросла в мужском обществе, но никак не могла теперь понять, о чем думают мужчины. А раньше считала, что очень хорошо их понимает.
Но в ту ночь она не понимала даже себя.
Утром они отправились в Нью-Йорк. Во время полета Джон был неразговорчив и по-прежнему сдержан. Когда самолет набрал высоту и можно было отстегнуть ремни, он спокойно и деловито открыл кейс и принялся изучать компьютерные данные. Сильвии было скучно, она изо всех сил сдерживалась, чтобы он не заметил ее раздражения и обиды. Как деловой и здравомыслящий человек, она хорошо понимала, что ему необходимо быть в курсе всех дел компании. Она уговаривала и успокаивала себя, считая, что должна быть благодарна за то, что он оставил фирму, бросил все и полетел с ней в Нью- Йорк.
Она никак не могла отделаться от мысли, что он летит с ней только потому, что обязан помочь дочери Кинга Найта. И это раздражало ее больше всего.
Возможно, если бы они стали любовниками прошлой ночью, она была бы более уверенной в нем и в мотивах его поведения. А может быть, и нет. Она еще никогда в жизни не была такой неуверенной и растерянной. Но она была уверена в одном: она хотела Джона Ломакса.
Шофер такси плохо говорил на английском. Дорога от аэропорта была долгой и мучительной. Сильвия очень устала и облегченно вздохнула, когда они, в конце концов, подъехали к дому, где располагалась ее квартира. У здания не было ни собственного «лица», ни очарования, присущего дому, где жил Джон. Но именно эту стандартную «многоэтажку» в течение четырех лет Сильвия называла домом.
Возле двери в ее квартиру Джон остановился и приказал ей подождать, пока он хорошенько не обследует все комнаты. Он поставил чемоданы в прихожей и сказал:
— Постой здесь. А я пройдусь и осмотрю все вокруг.
По пути Сильвия вынула из почтового ящика кипу писем и рекламных проспектов и сейчас не спеша просматривала конверты. Она уже собиралась выбросить рекламные проспекты и просьбы различных общественных организаций о пожертвованиях в корзинку для ненужных бумаг, когда обнаружила белый конверт. Ее имя и адрес были надписаны печатными буквами. На письме не было марки. Почерк совершенно детский.
Джон уже осмотрел ее кухню, спальню и ванную. Он стоял рядом с ней, внимательно глядя на конверт.
— Что это?
— Я нашла это среди почты, — Сильвия протянула ему конверт. — Оно было доставлено с посыльным. На нем нет ни марки, ни почтового штемпеля.
— Конечно, мало надежды, что мы сможем обнаружить на нем отпечатки пальцев, — сказал Джон и, взяв ее за запястье, повел к небольшому кофейному столику, — но все-таки надо попытаться.
Сильвия положила письмо на столик и села на диван рядом с Джоном, зачарованно наблюдая, как он достал из кармана складной нож. Раскрыв тонкое лезвие, он поднял остро отточенный карандаш, лежащий на сборнике кроссвордов, и, придерживая конверт карандашом, вскрыл его тонким лезвием ножа. Внутри был небольшой лист бумаги. Джон при помощи карандаша вытянул письмо из конверта. Сильвия наклонилась над столом и прочла:
«Куда ты ушла? Тебе не нужно убегать. Я запретил ему проделывать подобные шутки. Он просто хотел немного развлечься и повеселиться. И вовсе не хотел причинить тебе вред…»
Неуклюжие печатные буквы, так же, как и адрес, были написаны карандашом. В конце записки они становились менее угловатыми, будто тот, кто писал, утомился выводить прямые линии.
«Я очень скучаю по тебе. Пожалуйста, вернись».
Письмо было без подписи.
Джон дважды прочитал его. Он даже не попытался положить письмо в конверт.
— У тебя есть пластиковый мешок, куда можно было бы упаковать это?
Сильвия принесла чистый пакет и подала ему.
— Похоже, записка только добавила вопросов.
Джон вложил конверт и письмо в пакет.
— Я передам это Нику, чтобы снять отпечатки пальцев и свериться с картотекой. Но у меня такое ощущение, что у них в картотеке нет этих отпечатков.
— Почему ты так решил?
— Понюхай, — предложил он и поднес мешок. Она склонилась над мешком. И очень удивилась, вдохнув знакомый запах.
— Ореховое масло?
— Скорее всего. Похоже, мы имеем дело с парочкой сорванцов. У тебя есть какие-нибудь предположения? Кто мог придумать себе подобное развлечение?
Она тяжело опустилась на диван.
— Я знакома кое с кем из детей. Но большинство из них просто вежливо здороваются в лифте. Несколько месяцев назад я дружила с мальчиком и девочкой. Они живут на этом же этаже. Иногда они заходили ко мне. Особенно я подружилась с Тиной. Это маленькая тихая девочка лет десяти-одиннадцати. Она всегда смотрит на меня, словно завороженная. У нее огромные голубые глаза. Ее брату лет пятнадцать. Может быть, около шестнадцати. Он покровительствует младшей сестре, — она коротко рассмеялась. — Очень самоуверен. Считает себя достаточно привлекательным, чтобы пользоваться успехом у женщин.
— Он приставал к тебе? — глядя на нее угрюмо и настороженно, Джон нахмурился.
— Я никогда не позволяла ему переходить границу. Похоже, они уже переехали куда-то. Очень давно не видела Тину и Рони. Где-то около месяца или чуть больше.
— Все равно я должен их проверить.
Мысль о том, что Тину будут допрашивать, заставила Сильвию вступиться за девочку.
— Малышка вряд ли сможет вести машину, Джон.
— Я имею в виду не Тину.
— Тогда какая необходимость проверять ее?
— В записке говорится, что он, а может быть, она, запретил кому-то подшучивать над тобой. Все, происходящее здесь, вовсе не подразумевает, что кто-то специально пытается доставить тебе неприятности. Может быть, кое-какие случаи даже не взаимосвязаны. С другой стороны, шестнадцатилетний парень может соблазниться небольшой прогулкой на твоей спортивной машине. Мог ли твой сосед знать, где ты ее паркуешь?
— Не представляю. Но можно предположить, что он видел меня. Я оставляю ее на стоянке буквально в двух кварталах отсюда.
— И с ним тоже следует побеседовать.
— Но, Джон…
— Сильвия, ты просила меня помочь. Каким образом я смогу что-нибудь сделать, если ты не даешь мне свободы действий? Зато все время связываешь мне руки.
— Ты, наверное, прав, — пробормотала она, встала с дивана и пошла к окнам, чтобы раздвинуть шторы. Она собиралась попросить Джона, чтобы он обращался с Тиной как можно мягче. Вспомнив невинные голубые глаза десятилетней девочки, ее стеснительность и скромность, она не знала, сможет ли Джон быть добрым и снисходительным по отношению к ребенку.
Яркий дневной свет хлынул в комнату, черные волосы Сильвии заблестели. Джон усилием воли удержал себя, не двинулся к ней, хоть его неотвратимо влекла страсть. Но у него не было права прикасаться к ней. После событий прошлого вечера он не мог быть уверенным, появится ли это право у него хотя бы когда-нибудь.
Они вернулись в его дом после ужина в ресторане, и Сильвия абсолютно равнодушно пожелала ему спокойной ночи. И отправилась спать. Она вела себя, словно вежливый гость, не более того.
