многими бедами ситуация. Возник конкурс в вузы — не все выпускники школ-десятилеток, пожелавшие стать студентами, поступили! (До этого достаточно было при наличии школьного аттестата сдать вступительные экзамены хоть на тройки, а тут народ стал жить лучше и многие захотели дать детям образование.) Абитуриенты-неудачники почувствовали себя обиженными и обойденными: в этой прослойке городской молодежи возник стихийный социальный протест — пока на подсознательном уровне.
Латентный период характеризовался проникновением английского через ВПК. Одновременно в сознании укоренялась мысль, что американская техника лучше отечественной. В погоне за ускорением и удешевлением производства мы ее копировали. Джип ГАЗ-67 был советской копией «виллиса», трехосный армейский грузовик ЗИС-151 — копией ленд-лизовского «студебеккера». Стратегический бомбардировщик Ту-4 — копией («кирпичом», на сленге авиаконструкторов) «летающей сверхкрепости» Б-29. Истребитель МиГ-15 (разработка модели Хейнкеля) летал на двигателях «роллс-ройс» в советском копировании. Английский стал языком стратегической важности — надо владеть документацией. Его ввели в школах, потеснив захиревший без применения немецкий. Создали Институт военных переводчиков! Расширили отделения английской филологии в университетах.
А в затертых ленд-лизовских кинолентах без устали играл джаз Глена Миллера!
С 1958 года музыкальные записи хлынули из-за рубежа рекой. Осмелевшие дипломаты везли пластинки «короля рок-н-ролла» Элвиса Пресли. Саксофон Армстронга дудел из московских окон (труба —
Везли на продажу пластинки и ширпотреб западные туристы, полезшие через приоткрытые границы. Широкие пиджаки, узкие брюки, пестрые галстуки, бутылки виски — все было снабжено этикетками, требующими знания английского! А журнал «Плэйбой» уже напрямую апеллировал к базовому инстинкту — сексуальному — для изучения все того же английского в американском варианте.
Но все это были даже не цветочки — завязь! Этот период закончился в 1956 году — и с XX Съездом КПСС начался второй — так называемая «хрущевская оттепель». И сосульки долбанули с крыш по слабым головушкам, выражаясь метафорически.
«Мыкыта», с трудом могший сказать «гуд бай», сделал для английского языка в СССР больше, чем все бостонские университеты вместе взятые. Он дал отмашку тигру!
«Держись, корова из штата Айова!» — вызвали американских фермеров на соревнование колхозники и стали повсеместно изучать американскую кукурузу — якобы продуктивную. (Излишне говорить, что провокационное соревнование наша корова проиграла.)
Мы далеки от вульгарной поговорки «рыба гниет с головы». Но огромная дипломатическая и торговая миссия СССР паслась в США, и отнюдь не на кукурузных полях. Попасть на берег Потомака или Ист-ривер стало мечтой карьериста. Сама собой в Москве открылась английская спецшкола № 129, где учились дети московской элиты. Верхом шика стало владение языком страны, где периодически жировал топ-класс.
Создали издательство «Прогресс», которое переводило лучшие советские книги на английский. В тандеме с ним издательство «Иностранная литература» гнало мутный вал американской литературы на русском: Эптон Синклер и Синклер Льюис, алкоголик Фолкнер и хулиган Хемингуэй, слезливая Бичер-Стоу и глумливый О.Генри, мистик Вашингтон Ирвинг и милитарист Ирвинг Шоу. Самым издаваемым писателем в стране стал ницшеанец Джек Лондон — 67 миллионов экземпляров!
Затеяли коммунистическую газету «Daily World», которая никого не научила коммунизму — но поколения студентов в обязательном порядке учили по ней английский!
Лысому Хрущеву польстила лысина супермена Юла Бринера — и на экраны вышла «Великолепная семерка». Буденновец с шашкой как архетип героя сменился в сознании ковбоем с кольтом. Угадайте с трех раз — на каком языке говорил этот «корово-мальчик»?!
На этом 2 этапе (1956–1964) английский язык получил постоянный вид на жительство в СССР. Целенаправленно вещали радиостанции «Голос Америки», «Свобода» и «Би-Би-Си», на деньги англо- американских спецслужб дирижируя маршем пятых колонн. «Стиляги» носили американский ширпотреб, а «фарцовщики» снабжали их записями американской музыки. Элла Фитцджеральд стала звездой московских квартир. Ван Клиберн получил первую премию — где?! — на конкурсе Чайковского в Москве!
Даже афроамериканцы Поль Робсон и Гарри Белафонте пели на английском: прогрессивное содержание их песен было непонятно народу, но антинародная языковая форма проникала во все поры.
И третий этап (1964–1968) характеризуется безудержной уже экспансией. Все факторы работали против нас. Технический — народ получил дешевые массовые магнитофоны «Нота», «Аидас» и «Днепр». Они стоили месячную зарплату и внедрялись повсеместно. Одна контрабандная пластинка порождала эпидемию чуждых звуков. «Битлз» стали популярнейшей в СССР группой. Материальный: дешевые гитары покупались поголовно всеми подростками, и гнусавое английское мяуканье изображало в русских провинциях «Роллинг стоунз» и «Лед Зеппелин». Фактор культурный: своя подцензурная культура не удовлетворяла нонконформистски, как всегда, настроенную молодежь. Фактор психологический: из чувства протеста тоталитаризируемые граждане хотели петь то, что им запрещали, носить то, чего им не шили, пить то, чего не наливали и говорить на языке, которого власти официально не одобряли.
Американские джинсы, сигареты и жвачка были теми данайскими дарами, которые взорвали в конце концов изнутри осажденную крепость, развесившую уши и растопырившую карманы.
Четвертый период (1968–1986) — это когда наверху спохватились крутить гайки обратно, ан поздно. Вражеские радиостанции глушили — а их все равно слушали. А раз глушат — так еще больше верили американской пропаганде! Рок запрещали — так вся молодежь ломилась на подпольные концерты. Джинсы не ввозили — так наладили втихаря выпуск самодельных. А запрещенные западные книги просто перепечатывали от руки.
И над всем родным издевались! Политбюро им старенькое, польты плохо пошиты, коммунальные квартиры тесны, а сокровищницу советского искусства — Лениниану — опошлили до анекдотов. Уже им только подавай «саунд-треки» из «Крестного отца» и «Лав стори».
Музыканты и балеруны стали всеми правдами и неправдами сбегать в Америку. Дочь самого Сталина сбежала следом! Опора государства — КГБ в лице своих генералов — и те стали драпать!
Вот и язык тоже. «Ракета», «мотор», «ковбой», «джинсы», «степ», «комбайн», «трамвай», «автобус», «троллейбус», «танк», «трактор», «трал», «мотоцикл», «нипель», «нокаут» — укоренились в русском языке, некогда великом и могучем. Все толще делался «Словарь иностранных слов» — и все менее иностранными они воспринимались.
Короче, американизм стал нормой жизни, которая всех уже достала. Жизнь была, пардон, ни вздохнуть ни пернуть. Им — «патриотизм», они — «выкуси»! Призывники так и говорили: «А чего с Америкой воевать? У них джинсы, рок, изобилие, свобода, проституция, наркотики, все продается — во жизнь!» То есть четвертый этап характеризовался как усилением внешнего давления в плане культурном, духовном — так и ослаблением социально-психологического иммунитета масс на фоне нарастающей политической оппозиционности режиму и недовольства материальными трудностями и социальными ограничениями.
Пятый этап (1986–1991) — плотина рухнула. Перестройка.
В страну хлынули персональные компьютеры. А все обеспечение на английском! Учи.
Стал свободным выезд за границу. А на каком языке там объясняться?! Везде английский. Учи.
Валом ввалился дешевый халтурный импорт. А все надписи — опять на английском! Учи!
Интуристы к нам поперли. А им сувениры втюхать надо! С них в отеле бабки снять надо! В кабаке обсчитать, в тачке покрутить! Английский — учи!
Бизнесмены, мать их, совместные предприятия делать стали. А та-то сторона русского не сечет! Английский — учи! Накупили факсов, пооткрывали курсов, наиздавали самоучителей, и плодящиеся быстрее крольчих секретарши защебетали, сучки, опять по-английски!
Турист баксами богат! Наш беден! Так что? Этикетки по-английски, меню, ценники, таблички — все в расчете на прибыль побольше.
А наверху? А наверху? «Парламент», «президент», «спикер», «мэр», «консенсус», «референдум»!
Господа! Товарищи! Оппоненты! Позволю себе напомнить, что язык — это главная опознавательная
