ЧТО ПРОИСХОДИЛО В КОНЦЕ ДОРОГИ, ПО КОТОРОЙ ЕХАЛ ПИТУ. ИНЫМИ СЛОВАМИ, В ПАРИЖЕ
От Даммартена до Парижа восемь миль. Первые четыре пролетели почти незаметно, но после Ле Бурже ноги Марго, хотя длинные ноги Питу и подбадривали ее, начали уставать.
Когда они добрались до Ла Виллет, Бийо заметил над Парижем зарево.
Он указал Питу на красноватый горизонт.
– Разве вы не видите, – изумился Питу, – что это солдаты на бивуаках разжигают костры?
– Солдаты? – переспросил Бийо.
– Раз они есть здесь, почему бы им не быть там?
В самом деле, внимательно посмотрев направо, папаша Бийо разглядел, что равнина Сен-Дени усеяна отрядами пехоты и кавалерии, тихо движущимися в темноте.
Иногда в бледном свете звезд можно было увидеть, как блестит их оружие.
Питу, во время своих ночных вылазок в лес свыкшийся с темнотой, показал своему хозяину даже пушки, по ступицу увязшие в сырой земле.
– Ну и ну, – сказал Бийо, – неужто там что-то стряслось? Надо спешить, мой мальчик, надо спешить.
– А ведь там, пожалуй, и вправду пожар, – вдруг сказал Питу, приподнявшись на крупе Марго. – Глядите, глядите! Видите искры?
Марго остановилась. Бийо спешился и, подойдя к солдатам в сине-желтых мундирах, разбившим лагерь под деревьями близ дороги, спросил их:
– Друзья, не можете ли вы мне сказать, что нового в Париже?
Но солдаты вместо ответа лишь проворчали несколько немецких ругательств.
– Какого дьявола они хотят? – спросил Бийо у Питу.
– Это не латынь, дорогой господин Бийо, – отвечал Питу, дрожа с ног до головы, – вот и все, что я могу сказать.
Поразмыслив, Бийо всмотрелся в солдат.
– Ну и дурак же я! – воскликнул он. – Нашел у кого спрашивать – у немчуры.
Однако, снедаемый любопытством, он остановился посреди дороги и не трогался с места.
Один из офицеров приблизился нему.
– Сдубайте звоим бутем, – сказал он с сильным не мелким акцентом. – Сдубайте бистрее.
– Простите, капитан, – отвечал Бийо, – но я еду в Париж.
– Дак сдубайте.
– Но я боюсь, что ваши солдаты меня не пропустят.
– Бас бробуздят.
Бийо вновь вскочил в седло и рванулся вперед. Его и в самом деле пропустили.
Тут он наткнулся на гусаров Бершени, заполонивших Ла Виллет.
На сей раз он имел дело с соотечественниками, и расспросы его увенчались большим успехом.
– Сударь, – спросил он, – скажите, пожалуйста, что нового в Париже?
– А вот что: ваши парижане совсем взбесились, – отвечал один из гусаров, – подавай им Неккера, а покамест они палят из ружей по нас, хотя мы тут совсем ни при чем.
– Подавай им Неккера! – воскликнул Бийо. – Но разве Неккер не с ними?
– Конечно, нет, ведь король дал ему отставку.
– Король дал отставку господину Неккеру? – переспросил Бийо с изумлением верующего, на глазах которого оскорбляют святыню. – Король дал отставку этому великому человеку?
– О Господи! Именно так, любезнейший; больше того, этот великий человек сейчас скачет в Брюссель.
– Ну что ж! Это им дорого обойдется! – вскричал Бийо громовым голосом, нимало не заботясь о том, что произносить такие мятежные речи в окружении полутора тысяч вооруженных роялистов по меньшей мере неразумно.
Он вновь безжалостно вонзил шпоры в бока Марго, и она понесла его и Питу к заставе.
Чем ближе они подъезжали, тем явственнее различали на горизонте пламя пожара; тонкий столп огня поднимался от заставы в небо.
Горела сама застава.
Вопящая, разъяренная толпа, в которой было немало женщин, по обыкновению кричавших и грозивших громче мужчин, подбрасывала в громадный костер обломки стен, мебель и вещи чиновников, собиравших здесь прежде ввозную пошлину.
На дороге стояли венгерский и немецкий полки; опустив ружья, солдаты и офицеры бесстрастно взирали на этот разбой.
Горящая застава не остановила Бийо: он направил Марго прямо в огонь, и она храбро перепрыгнула через костер, но по другую сторону заставы перед нашими героями выросла густая толпа людей, которые двигались из центра города к окраинам, одни с песнями, другие с криками: «К оружию!»
Бийо на вид казался тем, кем и был на самом деле: простаком фермером, прибывшим в Париж по делам. Разве что он слишком громко кричал: «Дорогу! Дорогу!» Но Питу так вежливо вторил ему: «Дорогу! Уступите, пожалуйста, дорогу!» – что одно уравновешивало другое. Никому не было никакой корысти в том, чтобы помешать Бийо отправиться по своим делам: ему дали дорогу.
Марго воспрянула духом: огонь опалил ей брюхо, необычный шум возбудил любопытство. Бийо приходилось сдерживать ее, чтобы не раздавить тех зевак, что толпились перед дверями собственных домов, и тех, что, покинув свои дома, торопились к заставе.
Бийо с переменным успехом прокладывал себе дорогу, направляя Марго то вправо, то влево; так они добрались до бульвара, но тут им пришлось остановиться.
Огромная процессия тянулась от Бастилии к Королевской кладовой – в ту пору эти два здания были двумя каменными узлами на поясе, обхватывавшем стан Парижа.
Впереди толпы, заполонившей бульвар, шли люди, которые несли на носилках два бюста: один, покрытый траурной вуалью, другой – усыпанный цветами. Первый был бюст отставленного министра Неккера; второй – бюст герцога Орлеанского, открыто принявшего при дворе сторону женевского экономиста.
Бийо спросил у проходящих, что здесь делается, и ему объяснили, что здесь народ приносит дань уважения Неккеру и его защитнику герцогу Орлеанскому.
Бийо родился в краю, где имя герцога Орлеанского почиталось уже добрых полтора столетия. Бийо принадлежал к секте философов и, следовательно, видел в Неккере не только великого министра, но и спасителя человечества.
Поэтому услышанного было более чем достаточно, чтобы Бийо потерял голову. Сам не понимая толком, что он творит, он соскочил с коня и, крича: «Да здравствует герцог Орлеанский! Да здравствует Неккер!» – смешался с толпой.
Когда человек смешивается с толпой, он утрачивает свободу воли. Это известно всякому: попав в толпу, мы начинаем желать того же, чего желает она, делать то, что делает она. Бийо подчинился толпе особенно легко оттого, что находился ближе к голове процессии, нежели к ее