Генрих вздохнул. Перевел разговор на другое, сказал, что, возможно, завтра все решится. На это есть надежда, ибо все знают, что Стефан и его наследник ныне весьма не в ладах.
— Кстати, парень, провалиться мне на этом месте, если это не твоя милая постаралась, сделав короля и его сына врагами. С ее стороны это большая услуга для меня. По сути, Милдрэд Гронвудская действовала как мой самый лучший шпион, сумев вбить клин между отцом и сыном Блуа. Ну, что ты так смотришь на меня, братишка? О том, что она влюбила в себя их обоих, уже все знают. Мне-то это на руку, а вот тебе… И хоть порой поговаривают, что Юстас удерживает ее силой, но, знаешь ли, есть поговорка: «Как теленок хочет сосать молоко, так и корова хочет, чтобы ее сосали». Вот и ответь теперь, нужна ли она тебе такая? Послушай, я ведь многое для тебя готов сделать. В скором времени тебя ждет возвышение — я уже подписал приказ, назначив Артура де Шампера лордом Малмсбери. Кому же еще владеть этим замком, как не тебе, преподнесшему мне эту крепость как дар, без кровопролития и разрушений. И когда ты вступишь в должность, когда о тебе заговорят и ты станешь лордом, тебе придется подумать о выгодной женитьбе, чтобы упрочить свое положение. И стоит тебе только указать на избранницу — и твоей станет любая из самых знатных и достойных невест Англии и Нормандии. Ну а Милдрэд Гронвудская… После всего, в чем она оказалась замешана… Нет, Артур, тебе лучше забыть о ней. Ибо что только о ней не болтают…
— Генрих! — перебил его Артур. — Генрих, ты забыл, что она — мой далекий свет и путеводная звезда. Как некогда для тебя была Элеонора Аквитанская. И все же ты женился на ней… что бы о ней ни говорили.
— Эй, эй, потише! Речь идет о моей жене!
— И о моей невесте! И пока я не узнаю все от своих верных людей, пока не выясню…
— Это ты про Риса и Метью? Что ж, они тут. Дрыхнут в одной из казарм Уоллингфорда. Ты завтра встретишься с ними. Но знай, что я уже сам расспросил их и знаю всю подноготную твоей кошечки. Увы, братишка, за это время она стала совсем другой. Тот, кто побывал у власти, уже не вспоминает случайные привязанности. Ты ведь видел нашу матушку? Я, признаться, по твоему лицу понял, что императрица не прыгнула к тебе на шею, когда перед ней появился ты, живое доказательство того, что когда-то она оступилась. Хотя, должен заметить, о Гае де Шампере она всегда отзывалась с уважением. А твоя Милдрэд… Вспомни, у нее же сын от Юстаса. Нет, тебе она не достанется. Ну а теперь поговорим о другом. Ты ведь состоишь при Честере. Я знал, что делал, когда устроил тебя подле высокомерного Ранульфа. Ну и что этот боров говорит обо мне? Вроде он возмущен, что я не очень считаюсь с его властью на севере. Богом данной ему властью, как он утверждает. И вот я подумываю, не превратится ли в ближайшее время Честер в одного из моих соперников?
Артур с трудом понимал, о чем сейчас говорил ему Генрих. Он был просто оглушен тем, что услышал о Милдрэд, и отказывался в это верить. Нет, его милая не могла настолько измениться. Юстас и их с Милдрэд сын… да еще король Стефан. Неужели чувство, которое некогда связывало их, их светлая и чистая любовь осталась… в далеком прошлом? И его вечный свет, его путеводная звезда погасла? Артур не желал в это верить! Он должен убедиться, что она жертва, а не расчетливая шлюха, упрочившая свою власть, вскружив головы царственным особам.
— Что?
Он повернулся, когда Плантагенет потряс его за плечо. С трудом вникал, что тот хочет выяснить про Честера. Черта с два! Пусть Генрих сам разбирается с Ранульфом. И хотя Артур был согласен, что сильный единый правитель желательнее для Англии, чем десяток таких корольков, как Честер, предавать последнего он не собирался. Граф просто волнуется о своей земле, и если дело тут затянется, он и впрямь может свернуть свои стяги и поедет изгонять валлийцев с английской земли. Вряд ли это придется не по душе Генриху, если он желает англичанам добра.
Они разошлись не очень довольные друг другом.
Следующий день выдался ясный, на голубом небе не было ни облачка, и весь мир купался в золотистом сиянии солнца. В такой день хотелось верить, что невзгоды отступят, что Всевышний будет доволен своими чадами на земле. Именно об этом думали собравшиеся на берегах Темзы возле уоллингфордского брода люди — рыцари, священники, солдаты. Они вслушивались в слова большой походной мессы, какую верховные прелаты проводили прямо в военном лагере: архиепископ Кентерберийский — на западном берегу Темзы, среди людей Плантагенета, а Генри Винчестерский — среди вояк короля на восточном.
Наконец запели трубы и сотни людей стали наблюдать, как Стефан на своей сильной рыжей лошади проходит брод у ворот Уоллингфорда. Впервые за восемнадцать лет войны король смог въехать под арку этой грозной неприступной твердыни. Его сопровождал епископ Генри Винчестерский, графы Арундел и Йорк. А у ворот стоял в нарядном алом плаще Генрих Плантагенет, причесанный и выбритый по такому случаю. Когда Стефан спешился, стало заметно, насколько он выше приземистого Генриха. И все же, когда Плантагенет шагнул к королю, когда снизу вверх взглянул на него, в его глазах сверкнула решимость. Наступил час испытать судьбу, а он умел смотреть ей прямо в глаза.
— Беру Небо в свидетели — я рад нашей встрече, милорд!
За Генрихом стояли архиепископ Теобальд в парадном облачении, нарядные графы Корнуолл и Лестер. Они улыбались, но в глазах их таилась тревога. Ибо все понимали, что если Генри Винчестерскому не удалось уговорить короля, то даже милость Небес не прекратит эту войну и кровь молодых мужчин еще долго будет проливаться на английскую землю.
Когда все удалились в Уоллингфорд, Артур вместе с Рисом и Метью отправились к дальней роще на берегу Темзы. Молодой человек был мрачен, даже ласкавшегося к нему Гро гладил как-то рассеянно.
Метью говорил:
— Ты пойми, приятель, я пошел на это только ради тебя. Аббат Роберт грозился, что больше не примет меня в обитель, если я опять начну шастать невесть где. Но тебе понадобилась помощь — и я поехал. Даже несмотря на то, что теперь я опять монах-бродяга.
Рис слегка шлепнул его по заросшей тонзуре.
— Не ворчи, толстяк. Артур постарается, чтобы за тебя попросил сам граф Честер, благодетель шрусберийской обители. Вот и вернешься, когда настанет срок. Если, конечно, захочешь. А как по мне, то я бы опять отправился странствовать с вами обоими, вертопрахи вы этакие. Ведь что может быть лучше дороги?
И он пропел:
Он пел весело и задорно, но сбился, когда Метью пихнул его в бок, причем настолько ощутимо, что Рис едва не выронил удочку, с которой сидел над водой, — уж больно хотелось выудить из реки лосося и отведать свежей рыбки. Приятели и понурого Артура притащили сюда в надежде отвлечь. Но после того как они выложили ему новости о Милдрэд, он больше не проронил ни слова. И сейчас Метью только выразительно повел на Артура глазами, чтобы Рис не сильно его донимал, и оба приятеля сокрушенно вздохнули.
Увы, то, что они узнали о саксонке, было и впрямь неутешительно для Артура. Рис с Метью видели ее во дворе Тауэра, когда давали с Гро представление для челяди замка, наблюдали, как она разговаривала с сыном Юстаса, и было похоже, что она любит этого ребенка. Приятели все же надеялись встретиться с леди Милдрэд, но куда там, если от нее не отходил сам король Стефан. И Милдрэд не выглядела подле него несчастной; они вместе выезжали верхом, плавали на длинной лодке по Темзе, причем король то и дело норовил поймать ее ручку, смотрел на нее масляными глазами. А в Лондоне Милдрэд иначе, как шлюхой, и не называли.
Потом пошел слух, что король и принц подрались из-за саксонки, ну чисто грузчики в доках Лондона. Об этом судачили абсолютно все — от поварят, вращающих в кухне вертела с куропатками, до стороживших
