А Димка спросил:
— Теперь скажи — зачем?
— На телевидение пошлем — пусть покажут ваши поделки в передаче «Умелые руки»! — Богдан засмеялся и опять впрягся в тележку. — Взялись!
Вверх по просеке потяжелевшая от воды тележка двигалась медленно. Мальчишкам пришлось попыхтеть. Особенно крутым подъем был на участке от первого отделения до штабной поляны. Здесь Богдан, Фимка и Димка налегли на тележку изо всех сил.
Сергей Лагутин прекратил свою обычную вечернюю тренировку с футбольным мячом, вкатил его на постоянное место — на плоский бугорок возле палатки и крикнул:
— Поможем водовозам! — Он подбежал к тележке и стал подталкивать сзади. — Распутин! Где ты?
«Не подлижешься!» — с веселой злостью подумал Богдан.
Гришка Распутя лежал у муравьиной кучи и наблюдал за постепенно утихавшей к вечеру хлопотливой жизнью муравьев. Услышав, что его зовут, он лениво встал, длинными неторопливыми шагами нагнал тележку, уперся в нее руками, и все почувствовали, как она полегчала.
— А они умные, — произнес Гришка.
— Кто? — спросил Фимка.
— Муравьи.
— Это смотря с кем сравнивать, — съязвил Сергей.
Мальчишки поняли его намек, а Гришка помолчал и добавил:
— И дружные.
Докатив тележку до штабной поляны, Сергей Лагутин вернулся в отделение, а Гришка продолжал толкать ее до самой кухни.
После ужина и уборки посуды обязанности кухонного наряда заканчивались. Ната приготовила новую примочку из чая, усадила Богдана и, заменив высохший тампон, перебинтовала глаз.
— Я знала, что ты такой.
— Какой?
— Не такой, как все про тебя говорят. И работать умеешь, когда захочешь.
Подошла Катя. Хотела сделать Нате приятное, а получилось наоборот. Она спросила у Богдана:
— Ты купаться любишь?
— Когда жарко.
— А мы с Натой утром ходим. Приходи на речку до подъема.
— Нам до подъема не положено! — усмехнулся Богдан.
— А Сергей ходит!
Помрачнел Богдан.
— Твой Сергей — к-командир, а я, я — уголовник!
— Сам виноват! — и не хотела, да выпалила Катя.
Ната зажала подруге рот.
— Катя! Умоляю!..
Она говорила еще что-то, но Богдан не слышал — сорвался, как подхлестнутый, и ушел.
Месть
Сергей Лагутин проснулся оттого, что кто-то, выходя из палатки, зашуршал пологом. Дело обычное, и это не могло встревожить командира. Он скорее по привычке к порядку, чем из каких-то других соображений, оглядел койки. Свет фонаря с просеки проникал через слюдяное оконце и падал прямо на Вовку Самоварика. Он спал вниз лицом, засунув правую руку под подушку, из-под которой торчало фоторужье. Вовка и во сне не расставался с аппаратом.
Свернувшись в комок и с головой накрывшись одеялом, похрапывал Забудкин. Койки Фимки и Димки были сдвинуты вплотную. Мальчишки вечером долго говорили между собой про какие-то «прыгучие» мины, да так и заснули рядышком.
Койка Богдана пустовала. Он отсутствовал довольно долго, и Сергей Лагутин уже хотел встать, но Богдан вернулся.
— Где был? — шепотом спросил Сергей.
— А где ночью бывают? — вопросом ответил Богдан и лег.
Повязка на его голове белела в полутьме, и Сергей, вспоминая неприятную стычку, подумал: «Дрянь-парень, конечно. Таких бить и бить! А все-таки не болтун. Получил — и молчит. Извиниться, что ли, перед ним?» Сергей, пожалуй, уже сделал бы это еще днем, но Богдан почти все время был в наряде на кухне. «Придется к слову — извинюсь завтра!» — решил Сергей и с этой успокаивающей мыслью заснул.
А Богдан, возвратившись в палатку, старался больше не спать. Он слышал, как прохаживался по Третьей Тропе ночной патруль из четвертого отделения, как мальчишки ломали где-то сушняк для костра, как сердито закричал на них потревоженный филин. И еще кто-то прошел мимо палатки — шагал тяжелее, чем мальчишки. Где-то на середине просеки он встретился с патрулем. Богдан по голосу узнал капитана Дробового и подумал с каким-то даже одобрением: «Не спит Череп!»
Под утро долетел басовитый гудок парохода с той реки, в которую впадала безымянная лагерная речка. Потом свет фонаря начал растворяться в утреннем свете и совсем погас. Кто-то в штабе выключил электричество. Богдан зевнул и, наверно, все-таки задремал, потому что время вдруг сделало скачок, и очнулся он от тихого Катиного ауканья. Сергей Лагутин уже сидел на койке. Бросив на плечо полотенце, он вышел из палатки. Богдан подошел к оконцу.
— Встал? — с обычной усмешечкой встретила Сергея Катя. — Тебя бы на недельку к нам на кухню — научился бы просыпаться с солнышком!
— Пораньше тебя могу! — ответил Сергей и огляделся: все было на своих местах, и мяч стоял на плоском холмике.
Катя заспешила к речке, а Сергей разбежался, рассчитывая ударить по мячу так, чтобы он догнал ее и пролетел над самой головой.
Сергей мог бы поклясться, что именно так и ударил, но мяч не полетел. Тяжело и медленно он скатился с плоского бугорка, пошел под уклон и камнем бултыхнулся в яму, вырытую для стока воды из рукомойников.
Выпучив глаза и распахнув в беззвучном крике рот, Сергей стал заваливаться на спину, подтягивая к животу правую ногу, которую, казалось, рвали на части раскаленными железными клещами.
— Вот теперь квиты! — прошептал Богдан и пожалел, что не разбудил Вовку Самоварика, — снять бы этот моментик!
Вовка безмятежно спал. Фоторужье торчало из-под подушки. Боясь упустить время, Богдан схватил аппарат и, не зная, готов ли он к съемке, на авось наставил его на Сергея и подбежавшую к нему Катю.
Больше всего Катю испугало молчание Сергея. Он катался от боли по земле, и рот у него был распахнут в крике, но ни звука не вылетело из горла.
— Что с тобой?.. Перестань! — испуганно говорила она, пытаясь распрямить судорожно подтянутую к подбородку ногу Сергея. — Живот?.. Или сердце?.. Да не молчи же ты!
— Нога, — услышала Катя и взглянула на ступню.
Нога на сгибе внизу уже потеряла свою форму. Растягивая кожу, вокруг надувался нездорового цвета лоснящийся обруч.
— Вставайте! — отчаянно закричала Катя. — На помощь!.. Сюда!
— Тихо ты! — простонал Сергей. — Я молчу, а ты орешь как бешеная!
— Скорей! Скорей! — не слушая его, кричала Катя.
На просеке показались ночные патрульные, еще не снявшиеся с дежурства. Но раньше других
