— Вы живы! Как хорошо! Помогите мне… — Тут он увидел пистолет в руке Макмейна и замолчал. Макмейн выстрелил, и пуля вошла Оссифу точно между глаз.
Лупат был в полубессознательном состоянии, он так и не понял, что ему грозит опасность. Взрыв, разнесший его мозг, не дал ему осознать это.
Как во сне, Макмейн добрел до каюты Хокотана, держа оружие наготове. Он обрадовался, когда обнаружил, что генерал уже мертв — шея у него была свернута с таким мастерством, как будто это сделал палач. Всего лишь час назад он с удовольствием бы всадил в Хокотана пулю и смотрел бы, как тот медленно умирает. Но генерал искренне перед ним извинился, и теперь Макмейн был рад, что ему не придется его убивать.
Оставалось пять членов экипажа, призывников из резерва, — механик и его помощники. Они должны находиться в хвосте корабля, в машинном отделении. Чтобы попасть туда, надо было пересечь ось вращения корабля, когда гравитация менялась, опускаясь до нуля и вновь поднимаясь. Его вырвало, и он почувствовал себя лучше.
Он осторожно отворил дверь в машинное отделение и тут же с силой захлопнул ее, увидев, что там произошло. С одного из реакторов слетела защитная крышка, и в комнате была очень высокая радиация. Все рабочие погибли.
Страх исчез так же быстро, как и появился. Должно быть, он получил дозу в несколько сот рентген — ну и что? Немного радиации не сможет повредить мертвецу.
Но теперь он убедился, что возможности бежать у него не было. Двигатель уничтожен, одноместный связной катер — единственное средство спасения — был отослан неделю назад, да так и не вернулся.
— Если бы связной катер был по-прежнему на своем месте…
Макмейн покачал головой. Нет, лучше уж так. Намного лучше.
Он повернулся и пошел в гостиную, где лежал связанный Таллис. На этот раз он чувствовал себя гораздо лучше, когда проходил нулевую отметку притяжения.
Когда Макмейн вернулся, Таллис уже слегка постанывал и веки его двигались. Землянин открыл аптечку и поискал что-нибудь стимулирующее. Он не имел понятия, что означают на керотийском те или иные медицинские и химические термины, но там была коробочка со стеклянными ампулами и с инструкцией, где говорилось «разбить и давать пациенту вдыхать пары». Похоже, он нашел.
Смесь по запаху напоминала аммоний и бутилмеркаптан. Она оказала свое действие. Таллис судорожно закашлялся, резко отвернул голову, снова кашлянул и открыл глаза. Макмейн выбросил разбитую ампулу в коридор, как только Таллис посмотрел на него осмысленным взглядом.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Макмейн. Ему было странно слышать собственный голос.
— Хорошо. Со мной все в порядке. Что случилось? — он с удивлением осмотрелся вокруг. — Попадание? Должно быть. Кто-нибудь пострадал?
— Все погибли, кроме меня и тебя, — ответил Макмейн.
— Погибли? Тогда нам лучше… — Он попытался пошевелиться и понял, что связан по рукам и ногам. Внезапно он осознал, что происходит. — Себастиан, что ты делаешь? Почему я связан?
— Мне пришлось связать тебя, — тщательно подбирая слова, как при разговоре с ребенком, объяснил Макмейн. — Мне предстоит кое-что сделать, и я не хочу, чтобы ты мне мешал. Возможно, мне следовало пристрелить тебя, пока ты был без сознания. Так было бы лучше для нас обоих, я думаю. Но… но, Таллис, мне надо было с кем-нибудь поговорить. Я хочу, чтобы хоть кто-нибудь узнал правду. Кто-то должен высказать свое мнение. Скорее всего, мне просто захотелось разделить с кем-либо свой груз, с тем, кто хоть немного понесет со мной мою ношу. Я даже не знаю…
— Себастиан, о чем ты говоришь? — лицо керотийца казалось темно-оранжевым в тусклом свете, его ярко-зеленые глаза пристально смотрели на землянина, а голос звучал неожиданно мягко.
— Я говорю о своем предательстве, — объяснил Макмейн. — Ты хочешь послушать?
— У меня ведь нет выбора, не правда ли? — произнес Таллис. — Скажи мне вначале одну вещь: мы умрем?
— Ты — да, Таллис. А я — нет. Я собираюсь стать бессмертным.
Таллис посмотрел на него долгим взглядом. Затем сказал:
— Хорошо, Себастиан. Я не сумасшедший, но и ты тоже нет, насколько я знаю. Я выслушаю все, что ты скажешь. Но вначале развяжи меня.
— Я не могу этого сделать, Таллис. Извини. Но если бы мы вдруг поменялись местами, я знаю, как бы я поступил с тобой, услышав твою историю. Однако я не могу позволить тебе убить меня, потому что мне предстоит еще кое-что сделать.
Таллис знал, что в тот момент он смотрел в лицо смерти. Он также знал, что ничего не может поделать. Только говорить и слушать.
— Ладно, Себастиан, — спокойно произнес он. — Продолжай. Предательство, ты сказал. Какое? Кого ты предал?
— Я не совсем уверен, — отозвался Макмейн. — Я думал, ты мне подскажешь.
Причина
— Позволь сказать мне одну вещь, Таллис, — попросил Макмейн. — Сделал бы ты все, что в твоей власти, чтобы спасти Керот от уничтожения? Все, что угодно, неважно, хорошее или плохое, чтобы только дать Кероту спастись?
— Глупый вопрос. Разумеется. Я бы отдал свою жизнь для этого.
— Жизнь? Это ничто. Ерунда. Любой может отдать свою жизнь. Согласился бы ты вечно жить во имя Керота?
Таллис удивленно покачал головой.
— Жить вечно? Уже два или три раза ты повторяешь одно и то же. Я тебя не понимаю.
— Согласился бы ты жить вечно как проклятье на устах любого керотийца, который только научился говорить? Согласился бы ты стать негодяем, человеком-монстром, чей неумирающий дух будет веками витать, как миазм, над твоей родиной и чье имя будет вызывать вспышку ненависти в уме любого, кто услышит его?
— У тебя очень эмоциональный способ изложения мыслей, — сказал керотиец, — но мне кажется, что я понял, что ты хочешь сказать. Да, я бы согласился на это ради спасения Керота.
— Смог бы ты пожертвовать беспомощными миллионами своих соотечественников, чтобы остальные смогли жить? Смог бы ты безжалостно разрушить всю систему правления и весь образ жизни своего народа, если бы это был единственный путь к его спасению?
— Я начинаю понимать, к чему ты клонишь, — медленно произнес Таллис. — И если правда то, что я подумал, мне бы хотелось убить тебя — медленно и мучительно.
— Знаю, знаю. Но ты не ответил на мой вопрос. Поступил бы ты так ради спасения своего народа?
— Да, — холодно ответил Таллис. — Но не вводи меня в заблуждение. Я ненавижу тебя за то зло, что ты причинил моему народу. Я презираю тебя за то, что ты сделал со мной.
— Этого и следовало ожидать, — признал Макмейн. В голове у него совсем прояснилось. Он понял, что его слова могли поначалу показаться дикостью. Может, он и вправду нездоров? Не был ли он сумасшедшим с самого начала? Нет. Теперь он понимал, что каждый его шаг был хладнокровно обдуман, рассчитан, взвешен; он был жесток, но совершенно здоров.
Неожиданно он пожалел, что не пристрелил Таллиса, а разбудил его. Если бы получше соображал после удара, он бы так и поступил. Не было необходимости так издеваться над человеком перед смертью.
— Продолжай, — неожиданно бесстрастно прозвучал голос Таллиса. — Будь откровенен до конца.
— Земля падала в пропасть, — сказал Макмейн, вновь удивляясь звуку своего голоса. Ему уже не хотелось говорить. Но теперь он не мог остановиться. — Ты сам видел, как это было. Все эталоны потеряли