молитвы о том, чтобы небо ниспослало ему достаточно силы для преодоления всех его врагов, и высказывал надежду или, быть может, предсказание, что после продолжительного и славного царствования он променяет свое временное царство на вечное. Я уже описал весь ход переворота, которым, по мнению Григория, все были так довольны и на небесах, и на земле; но Фока так же гнусно пользовался своей властью, как гнусно приобрел ее. Один беспристрастный историк описал наружность этого чудовища — его маленький рост и безобразную фигуру, его щетинистые брови, сросшиеся вместе, его рыжие волосы, безволосый подбородок и широкий уродливый рубец на щеке. Не имея никакого понятия ни о литературе, ни о законах, ни даже о военном искусстве, он пользовался своим высоким положением для того, чтобы удовлетворять свою склонность к сладострастию и пьянству, и его грубые наслаждения были или оскорблением для его подданных, или позором для него самого. Отказавшись от профессии солдата, он не принял на себя обязанностей монарха, и царствование Фоки ознаменовалось для Европы позорным миром, для Азии опустошительной войной. Его свирепый нрав воспламенялся от гнева, ожесточался от страха и раздражался от сопротивления или упреков. Бегство Феодосия в Персию было приостановлено, или вследствие быстроты преследования, или вследствие того, что он был введен в заблуждение ложным известием; он был обезглавлен в Никее и в последние часы своей жизни нашел облегчение в утешениях, доставляемых религией, и в сознании своей невинности. Однако его призрак нарушал покой узурпатора; на Востоке ходил слух, что сын Маврикия еще жив; народ ожидал появления мстителя, а вдова и дочери покойного императора охотно признали бы самого низкого самозванца за своего сына и брата. При избиении членов императорского семейства Фока из сострадания или, вернее, из осторожности пощадил этих несчастных женщин, которые содержались приличным образом в одном частном доме. Но императрица Константина, еще не позабывшая о судьбе, которая постигла ее отца, ее мужа и ее сыновей, мечтала о свободе и мщении. Воспользовавшись ночной тишиной, она бежала в святилище св.Софии; но ее слезы и золото ее сообщника Германа не могли вызвать восстания. Ее смерть должна была удовлетворить и мстительность императора, и даже требования правосудия; но патриарх испросил ее помилование, дав клятву, что ручается за нее; местом ее заключения назначили один монастырь, а вдова Маврикия воспользовалась этой снисходительностью убийцы ее мужа и употребила ее во зло.
Ее уличили или только заподозрили в новом заговоре; тогда Фока счел себя свободным от данного обещания, и гнев закипел в нем с новой яростью. Женщину, которая имела право на общее уважение и сострадание и которая была дочерью, женой и матерью императоров, пытали, как низкую преступницу, для того чтобы вынудить от нее сознание ее замыслов и указание ее сообщников, и затем императрица Константина была обезглавлена в Халкедоне вместе со своими тремя невинными дочерьми на том самом месте, которое было окрашено кровью ее мужа и пяти сыновей. После этого было бы излишне перечислять имена и страдания менее знатных жертв. Их осуждению редко предшествовали формальности судопроизводства, а их казнь сопровождалась разными утонченными жестокостями: у них выкалывали глаза, вырывали языки, отрезали руки и ноги; одни из них умирали под плетью, других сжигали живьем, третьих пронзали стрелами, а простая и скорая смерть считалась милостью, которая была редким исключением. Ипподром, этот священный приют римских забав и римской свободы, был осквернен видом отрубленных голов и членов тела и грудой обезображенных трупов, а старые товарищи Фоки ясно видели, что ни его милостивое расположение, ни их собственные заслуги не могут защитить их от ярости тирана, который был достойным соперником тиранов первого столетия империи — Калигулы и Домициана. У Фоки не было других детей, кроме дочери, вышедшей замуж за патриция Криспа, а
К военным силам Ираклия присоединились в Абидосе жаждавшие мщения беглецы и изгнанники; его корабли, украшенные выставленными на высоких мачтах священными символами религии, торжественно проплыли по Пропонтиде, и Фока видел из окон своего дворца приближение той бури, от которой он неизбежно должен был погибнуть. Закупленная подарками и обещаниями, партия зеленых оказала слабое и бесплодное сопротивление высадке африканцев; но своевременная измена Криспа увлекла за собой народ и даже телохранителей, и тиран был арестован одним личным врагом, проникнувшим в опустевший дворец. С него сорвали диадему и императорскую мантию; его одели в платье людей самого низкого звания, заковали в цепи и перевезли в маленькой шлюпке на императорскую галеру Ираклия, который стал упрекать его в преступлениях столь отвратительного царствования. 'А разве ты будешь лучше царствовать?'— были последние слова потерявшего всякую надежду на спасение Фоки. После того как его подвергли всякого рода оскорблениям и пыткам и отрубили ему голову, его обезображенный труп был брошен в огонь, и точно так же было поступлено со статуями тщеславного узурпатора и с мятежным знаменем зеленой партии. И духовенство, и Сенат, и народ приглашали Ираклия вступить на престол, с которого он только что смыл нравственную грязь и позор; после непродолжительных и неупорных колебаний он уступил их настояниям. Его коронование сопровождалось коронованием его жены Евдокии, а их потомство царствовало над Восточной империей до четвертого поколения. Морской переезд Ираклия совершился легко и благополучно, а Никита достиг цели своего утомительного похода уже тогда, когда вопрос был решен; но он безропотно преклонился перед счастливой судьбой своего друга и за свое похвальное поведение был награжден конной статуей и рукой императорской дочери. Было более опасно полагаться на верность Криспа, который за оказанные незадолго перед тем услуги был награжден главным начальством над каппадокийской армией. Своим высокомерием он скоро навлек на себя и, по-видимому, оправдывал нерасположение своего нового государя. Зять Фоки был осужден в присутствии Сената на заточение в монастырь, и этот приговор был оправдан веским замечанием Ираклия, что тот, кто изменил своему отцу, не будет верен своему другу.
Даже после смерти Фоки республика страдала от его преступлений, заставивших самого грозного из его врагов вступиться с оружием в руках за правое дело. Согласно с установленными дружескими и равноправными формами отношений между дворами византийским и персидским, Фока известил персидского монарха о своем вступлении на престол и выбрал послом того самого Лилия, который привез ему головы Маврикия и его сыновей и потому мог лучше всякого другого рассказать подробности трагического происшествия. Но как ни старался Лилий приукрасить свой рассказ вымыслами и софизмами, Хосров с отвращением отвернулся от убийцы, приказал заключить в тюрьму мнимого посла, не захотел признавать узурпатора императором и объявил, что отомстит за смерть своего отца и благодетеля. В этом случае персидский царь действовал и под влиянием скорби, которая внушается человеколюбием, и под влиянием жажды мщения, которую внушало чувство чести; а национальные и религиозные предрассудки магов и сатрапов еще усиливали его раздражение. С коварной лестью, прикрывавшейся языком свободы, и те, и другие позволяли себе порицать его чрезмерную признательность и дружбу к грекам, с которыми, по их словам, было опасно вступать в мирные или союзные договоры, которые были заражены суевериями, заглушавшими в них понятия о правде и справедливости, и которые были не способны ни к каким
