поскольку остро чувствовала, что Сноуден считал его укромным уголком. Но Элизабет воспитали трудолюбивой. Мужчина, чье предложение руки и сердца спасло её и ребенка, заслужил насладиться плодами способностей своей жены.
— Могу ли я помочь вам, миссис Кэрнс?
Домоправительница, миссис Шмидт, требовательная вдова средних лет, чей покойный муж много лет служил у Сноудена, возникла за спиной Элизабет и теперь маячила в дверях. Она казалась немного недовольной тем, что хозяйка дома осматривает свои владения.
— Мистер Кэрнс приказал мне присматривать, чтобы вы не переутомлялись, поэтому, пока он в отъезде, я должна следить, чтобы вы получали всё, что захотите…
Хозяйка дома положила руку на выпирающий живот и попыталась сердечно улыбнуться. За исключением Лины Броуд, её горничной времен девичества, с которой Элизабет рассталась при чрезвычайных обстоятельствах, у бывшей мисс Холланд всегда получалось находить общий язык с прислугой. Но на миссис Шмидт доброта Элизабет никак не влияла, и обеим женщинам ещё предстояло научиться непринужденно общаться друг с другом.
— Нет, всё нормально, но спасибо вам. — Когда домоправительница не сдвинулась с места, Элизабет добавила почти извиняющимся тоном: — Я хотела сама навести порядок в кабинете мистера Кэрнса.
— Конечно, — ответила миссис Шмидт, хотя всё ещё колебалась, пока Элизабет не отпустила её уверенным движением подбородка.
Когда миссис Шмидт ушла, Элизабет принялась раскладывать ручки и бумаги на большом столе мужа и приводить в порядок статуэтки. Она обдумывала, от скольких развешанных по стенам чучел она сумеет убедить Сноудена избавиться. Хотя Сноуден и любил охотиться, а она не хотела лишать его этого удовольствия, все же Элизабет чувствовала, что ее долг как жены дать ему возможность воспользоваться ее хорошим вкусом. А охотничьим трофеям, по её мнению, не место в столь изысканном доме. Когда комната наконец приобрела ухоженный вид, Элизабет повернулась к коробке с бумагами, нуждающимися в сортировке.
Рутинные хлопоты по дому успокоили Элизабет, но душевное равновесие испарилась, когда, осторожно сложив банковские отчеты и деловые бумаги в ящики стола, она заметила своё девичье имя, под которым жила восемнадцать лет. И не только его, поскольку рядом было написано имя, которое она произносила про себя каждую ночь перед тем как уснуть, которое всё ещё считала своим. Её карие глаза округлились.
К документу было прикреплено письмо Стэнли Бреннану, когда-то служившему бухгалтером её семьи, и часть, привлекшая внимание Элизабет, звучала так: «Позаботьтесь о том, чтобы калифорнийский прииск был должным образом передан в немедленное совместное владение Элизабет Адоре Холланд и Уильяму Келлеру». Письмо было подписано её покойным отцом за неделю до его смерти и отправлено с Юкона. Сердце Элизабет забилось, а на глазах выступили слезы, мешая читать. Но она продолжала смотреть на листок. Даже вид имени Уилла вызывал в памяти его образ в новом коричневом костюме в день их свадьбы, последний радостный день в её жизни. Прошло несколько минут, прежде чем Элизабет смогла собраться с духом и дочитать до конца, узнав в итоге, что бумага в её руках являлась дарственной на хорошо знакомую ей землю.
Она никак не могла понять, почему отец захотел поставить их с Уиллом имена рядом в любом документе, в особенности относящемся к земле, на которой они в самом деле довольно счастливо жили далеко отсюда, в Калифорнии. Она знала, мистер Холланд говорил Уиллу, что эти земли могли оказаться весьма доходными, но то, что они были собственностью отца и перешли к старшей дочери и бывшему слуге, ввергло её в смятение.
Элизабет с трудом поднялась на ноги и как могла быстро спустилась по лестнице в поисках миссис Шмидт.
— Мистер Кэрнс говорил, когда вернется? — потребовала она ответа, едва широкое лицо домоправительницы показалось в вестибюле внизу. Элизабет вцепилась в перила, чтобы удержать равновесие. Снизу её расплывшееся тело казалось огромным.
— Думаю, с минуты на минуту… — Домоправительница вытирала руки тряпкой. — Чем я могу вам помочь, миссис?
— Пожалуйста, когда он вернется, скажите ему, что я в гостиной на втором этаже. — Она прикрыла рот ладонью и попыталась унять головокружение. — Скажите, что я должна немедленно с ним поговорить.
Элизабет не знала, как долго прождала. То ли часа не прошло, то ли минуло несколько часов, когда она очнулась от сна в кресле-качалке в соседней с её спальней гостиной, и почувствовала, как бьется сердце от воспоминаний. Они нахлынули, как потоп, и то выбрасывали её на сухую землю, то вновь уносили бурным потоком. Одно время она была там — слегка загоревшая и согретая солнцем, готовила ужин Уиллу, пока он искал нефть, которая принесет им богатство, а в следующую секунду оказывалась на перроне Центрального вокзала, и в её ушах звучал жуткий грохот выстрелов, а желудок выворачивался наизнанку от запаха крови.
— Что случилось, дорогая?
Сноуден поспешно вошёл в комнату, словно Элизабет по-настоящему была его женой, и он предвкушал рождение собственного ребенка. Бледные ресницы миссис Кэрнс затрепетали. Когда он встал рядом с ней на колени, она напомнила себе, что и впрямь является его женой. Он взял её за руку, и Элизабет осознала, что он почти не прикасался к ней с того самого дня, когда поцеловал её в экипаже во время первого осмотра нового дома.
— Пожалуйста, объясните мне, что это? — голос Элизабет сорвался, когда она подняла странный документ и показала мужу.
Губы Сноудена дернулись, но вскоре растянулись в нежной улыбке. На нём был сюртук из коричневого шёлка в полоску. Эта ткань обычно не относилась к числу его любимых. Он взял бумагу и мельком взглянул на неё, прежде чем свернуть и убрать в карман.
— Это дарственная, — начал он. — Один из имущественных документов на землю, которую ваш отец приобрел в Калифорнии, недалеко от небольшого городка Сан-Педро…
— Да, — прошептала Элизабет. Посмотрела в глаза мужу, желая, чтобы он всё ей объяснил. — Я знаю те края.
— Да. — Сноуден смерил её взглядом и, вновь посмотрев ей в глаза, быстро продолжил: — Конечно, мы с вашей матерью обсуждали этот вопрос, когда вы вернулись из Калифорнии с… первым мужем. Ваш отец упоминал, что на этих землях залегает нефть, и ваша мать призналась в этом мне как близкому другу семьи. Я ей сказал, что, безусловно, разработка месторождений — это очень сложное занятие и превратить его в прибыльное дело ужасно трудно, но Уилл казался способным парнем, и если бы он не смог заработать на нефти, то уж точно разбогател бы на чем-нибудь другом…
Солнце садилось, и тени пролегали по всем предметам в комнате. Черты лица Сноудена в метре от Элизабет расплывались в неверном свете. У Элизабет перехватило дух и ей пришлось напоминать себе, что нужно вдохнуть. Она кивнула, давая мужу знак продолжать.
— После… трагедии, после смерти Уилла я начал искать объяснение весьма странным документам, которые нашел в бумагах вашего отца, когда впервые прибыл в ваш дом прошлой зимой. Конечно, тогда я не знал, кто такой Уильям Келлер.
Глаза Элизабет внезапно наполнились слезами, а бледно-розовые губы приоткрылись.
— Он знал, — прошептала она.
— Что там есть нефть? Наверное, он в это верил. Почему иначе такой человек, как Эдвард Холланд, заинтересовался этими землями?
— Нет… — Элизабет прикусила губу и тяжело сглотнула, осознавая, что отец благословил их с Уиллом любовь, а она узнала об этом уже после смерти обоих мужчин. — Отец знал, что Уилл любил меня, а я — его.
Сноуден отвернулся.
В более собранном состоянии Элизабет бы подумала об извинениях, но сейчас эта мысль даже не пришла ей в голову.
— Почему вы мне не сказали? — допытывалась она.
