безразличия.
— Ласло пугает не то, что ты можешь уйти от него к Фабьену, а то, что тот опять бросит тебя и ты опять будешь страдать. Страдать еще сильнее, чем сейчас, — твердила Энн. — Ты только подумай: этот мужчина не страшится одиночества. Своего одиночества, Кэй, вдумайся в это. Он боится, что ты останешься одинокой. Одинокой навсегда, потому что не сможешь полюбить никого другого. А он не хочет для тебя такой участи, он хочет, чтобы ты была счастлива, и, если это возможно, именно с ним. Он хочет, чтобы у тебя была семья… ваша с ним семья. И дети, ваши дети… Но он не уверен, хочешь ли этого ты. Он не уверен, захочешь ли ты остаться с ним навсегда, не сбежишь ли к своему французу, как только тот случайно появится в поле зрения. Именно поэтому Ласло и придумал для тебя такой вот отвлекающий маневр — занятие живописью, чтобы меньше оставалось времени на воспоминания и бесполезные мечты.
Энн продолжала говорить, искренне и горячо уверяла Кэй, что относится к ней с большой симпатией с того самого вечера, когда увидела ее в баре, что желает ей только добра, что ее судьба ей небезразлична… Умолчала она только о головокружительной карьере Фабьена, подробности которой ей стали известны из статей в популярном журнале, и о рухнувшем браке своей сестры, в самом начале напоминавшем брак Кэй. Но даже если бы и об этом она рассказала все без утайки, ее откровенность осталась бы незамеченной. Потому что с той минуты главным откровением для Кэй было только одно: Ласло по-настоящему любит ее и готов на все, чтобы сделать ее счастливой.
Именно это откровение раз и навсегда изменило и ее саму, и ее отношение к Ласло. Из сдержанно- уважительного и отстраненного оно за считаные секунды неожиданно даже для нее самой выросло в большое, искреннее и очень светлое чувство… Настоящее, неподдельное чувство — любовь… Любовь, которая сделала для нее незабываемой их первую брачную ночь, их долгие страстные поцелуи и ласки… Любовь, которая теперь всюду была с ней — в тихом голосе и нежном прикосновении губ Ласло, в улыбке Роби, в палитре уже завершенных и еще не начатых картин, в бутоне каждого цветка, что распускается за витриной магазина, и того, что раскрывает свои лепестки с первыми лучами солнца на парковой клумбе, и того, что дал ей новое имя, которым она подписывала свои картины, — Джолан, фиолетовый цветок… Была ли это одна из тех нарисованных фиалок, которые все еще украшали гостиную, Кэй и сама не знала. Вернее не хотела знать. Она хотела только одного: всегда быть рядом со своими любимыми мужчинами, по которым начинала скучать, стоило ей хотя бы пару минут провести вдали от них.
Вот и сейчас она еще не успела дойти до магазина, а уже чувствовала, как начинает потихоньку жалеть, что не осталась сегодня дома.
«Нужно было устроить себе выходной. И Ласло тоже… В конце концов, не разорилась бы наша «Королева» всего за один день, — думала она, отрешенно уставившись на светофор, где горел красный свет. — Конечно, пришлось бы огорчить постоянных покупателей, зато мы провели бы целый день вместе… Роби, Ласло и я… За последние два месяца нам не удавалось это ни разу, все время какая-то суета, беготня… Картины, галереи, сломанные мотоциклы, няни, поставщики… Прямо голова кругом! И почему эта удачная мысль насчет выходного пришла только сейчас? Почему не на пять минут раньше? Может, вернуться, пока еще не успела далеко уйти?»
Кэй нерешительно замерла на тротуаре, наблюдая за пересекавшими перекресток пешеходами, когда из сумочки послышалась громкая трель мобильного.
А вот как раз и Ласло! — обрадовалась она. Но, увидев на дисплее имя Миклош, разочарованно вздохнула и, нехотя нажав кнопку ответа, вяло сказала, даже не поздоровавшись:
— Я знаю, что у вас вечером встреча с Ласло. Вместо него приду я. Приготовь заранее прайс-лист с умеренными ценами. Сегодня будет большой заказ.
— О ценах мы поговорим потом, — услышала она в трубке раздраженный голос. — А сейчас есть дело посерьезнее.
— Что еще за дело? — все так же вяло поинтересовалась Кэй.
— Приходи, узнаешь.
— Что, прямо сейчас? — недовольно поморщилась она.
— И не просто сейчас, а сию секунду! — повысил голос ее собеседник.
Кэй отстранила трубку на безопасное расстояние.
— Может, все-таки подождешь до вечера?
— Ну что за привычка все время торговаться? — прямо-таки заклокотал в телефоне возмущенный голос Миклоша. — Вот и друзей себе таких же заводишь! Крохобор и жучила, а туда же — выпускник международного института, торговый представитель с опытом работы… Просто слушать противно!
— Это ты о ком? — растерялась Кэй.
— А то ты не знаешь? — язвительно бросил Миклош. — О твоем любимчике Тео. Вот, стоит тут, бедненьким прикидывается… Говорит, денег хватило только на аренду магазина, а на цветы, видите ли, уже не осталось… Пытается разжалобить меня и уговорить дать их ему в кредит. Признайся, это была твоя идея?
Кэй недоуменно пожала плечами.
— Да какая еще идея, о чем ты говоришь? Объясни толком, я ничего не могу понять!
— Не прикидывайся, — хмуро оборвал ее Миклош. — Лучше подходи скорее сюда. Подпишешь поручительство… Хоть твой приятель и выбрал себе самый маленький магазин во всем городе, но зато в самом центре, так что дело у него пойдет… Ну а насчет конкуренции договоритесь сами… Так сказать, по- соседски… В конце концов, других конкурентов-цветочников на этой улице больше нет.
— Так он что же, арендовал бывший магазин канцтоваров рядом с «Королевой»? — недоверчиво уточнила Кэй.
— Я же сказал: не прикидывайся! — опять перешел на раздраженный тон Миклош. — Бросай свои картины и бегом сюда! У меня еще полно дел и важных встреч, я не собираюсь торчать здесь до вечера!
— Уже бегу! — на ходу бросила Кэй и, даже не отключив телефон, помчалась на другую сторону улицы, благо на светофоре снова загорелся зеленый свет.
«Ну почему в любой, даже в самой большой бочке меда обязательно присутствует пусть самая маленькая, но все же самая обидная ложка дегтя? — с досадой спрашивала она себя. — Можно было бы сказать, что у нас с Ласло все просто прекрасно, если бы не Тео, который и есть та самая ложка дегтя… И почему он влюбился именно в меня? Вокруг ведь столько девушек, которые гораздо красивее меня! Когда он приходит в наш магазин, мне все время приходится чувствовать себя виноватой и почти каждую минуту быть настороже, потому что он обязательно выкинет что-нибудь этакое… Вот и сегодня опять. Ну просто ни минуты спокойной жизни от этого выдумщика!»
Кэй прошла мимо салона красоты и, свернув за угол, увидела Тео и Миклоша. Первый что-то горячо объяснял, показывая на приютившуюся рядом с магазином Кэй крохотную лавчонку, второй рассеянно слушал, то и дело оглядываясь по сторонам и насмешливо ухмыляясь.
— Ты что, обогнала собственный мотоцикл? — иронично поинтересовался Миклош, когда она приблизилась к ним.
— Да, он отстал на светофоре, — машинально отшутилась Кэй.
Миклош сухо рассмеялся.
— За тобой трудно угнаться… Особенно когда ты жульничаешь. В такие минуты твоя скорость может сравниться только с космической. Поделись секретом: когда ты только все успеваешь? И картины рисовать, и цветами торговать, и друзей своих на разные аферы подбивать? — Он небрежно кивнул в сторону Тео.
Тот виновато посмотрел Кэй в глаза, а потом забрал у Миклоша какой-то листок и, ни слова не говоря, побрел прочь.
— Эй ты, как там тебя… куда тебя понесло?! Ты что, псих, что ли?! Какого черта ты приволок меня сюда, если не собирался заключать договор?! — срывающимся от злости голосом кричал ему вслед Миклош.
А Кэй молча смотрела на худую, сутулую спину и видела совсем другого Тео — отчаянного, бесшабашного, веселого, который был самым первым покупателем в ее таком же крохотном, как эта лавчонка, «Букете фиалок». Который мог приходить чуть ли не сто раз в день только для того, чтобы
