– Давай нахрапом, – предложил Мент, заметив, что я пребываю в некотором затруднении. – Официант подойдет – наведи мосты…
А Лось ничего не предложил. Он сосредоточенно пожирал свежий балычок, сочившийся слезой, и мечтательно щурился. Наверно, представлял, как хорошо было бы после пятой-шестой рюмашки кому- нибудь из тутошней публики прострелить башку из револьвера. Чтобы крышка черепа отскочила к эстраде, а мозги – в потолок.
Последовав совету Мента, я дождался, когда подошел официант, и тихо шепнул ему на ушко:
– Слышь, паря… Чеченцы есть?
Личина официанта (тоже кавказец) моментально приобрела озабоченное выражение. Сгрузив с подноса на стол заказанные нами блюда, он сосредоточенно почесал затылок и сообщил:
– Чечен виздэ ест. Пачиму хочиш?
– Потому, – в тон ответил я. – Деловой базар есть. Хотим поболтать мирно.
– Мирно – это заибис! – Ощерился официант. – Мирно можна… Какой чечен надо? Далнабойшык ест, таргаш тудым-сюдым, короче, всякий ест…
– Нам крутые нужны, – важно уточнил я. – Мы сами – крутые и базарить хотим тоже с крутыми. Крутые есть?
– А-а-абизатилно, дарагой! – официант хитро подмигнул и пообещал:
– Жды сикунд – щас будит… – и скрылся из глаз.
– «Жды сикунд», – неприязненно передразнил Джо, провожая взглядом удаляющуюся фигуру официанта и посоветовал:
– Пойдешь на «стрелку», следи за базаром. Тут на «перо» поставят – пукнуть не успеешь. Эх, бля, зря стволы отдали…
– Не хорони, Санек, – с наигранным оптимизмом вымолвил я. – Все будет тип-топ. Если что – быстро мочим всех, кто под руку подвернется, и сваливаем в бешеном темпе. Следите за мной… Кстати, куда этот хмырь потопал?
Официант, продефилировав между столиками, направился к выходу – ни к одному из сидящих в зале он не подошел.
– А-ха! – возбужденно выдохнул Джо. – Стучать побежал! Есть, мол, какие-то левые, которые шибко любопытные… Может, не станем дожидаться развязки?
– Ты забыл, зачем мы здесь? – напомнил я. – Сиди, блин, где стоишь и бери пример с Лося – лопай себе. Фирма платит…
Спустя три минуты официант возвратился. Подойдя к нашему столику, он наклонился ко мне и таинственно пробубнил, неожиданно выдав своеобразный стихотворный слог:
– Двыгай за мыной, дарагой. Крутой чечен хочит базарит с табой… Стывол у тэбэ нэт под рукой?
– Нет под рукой, нет под ногой, – доверительно шепнул официанту Джо, скорчив при этом страхолюжную рожу. – И вообще он у нас не такой, он какой-то другой… Долматовский, бля!
– Как сказал? – обеспокоенно поинтересовался официант, обращаясь ко мне. – Какой, э?
– Это поэт такой – известный, – успокоил я «долматов-ского». – Классный поэт – заибис! Ты просто в рифму сказал – стихотворение получилось. Он тебя похвалил – нечасто попадаются официанты с поэтическим уклоном.
– Нэ ругал, э? – уточнил официант, грозно сверкнув очами.
– Да ну что ты, что ты! – поспешил уверить я его, показывая за спиной кулак Джо. – Тут у вас ругаться – себе дороже. Моментом в клочки порвут.
– Ну, тогда ладно, – успокоился официант. – Пошлы… Мы пробрались между столиками и вышли из зала в фойе. Поднявшись на второй этаж, я обнаружил длинный коридор, по обеим сторонам которого располагалось множество дверей. Судя по шуму, доносившемуся из-за некоторых дверей, здесь в отдельных кабинетах «зависали» товарищи, не желавшие отдыхать публично.
– Ловко тут у вас все устроено, – деланно восхитился я. – Наверно, можно и с телками побарахтаться! Ась?
– Можна с тьолка, можна с корова – как хочишь, дарагой! – весело оскалился официант и, постучав в одну из дверей, таинственно шепнул мне:
– Давай – чечен зыдэс…
Довольно вместительный кабинет, оборудованный не без комфорта, был превращен сегодняшними посетителями в самый настоящий бардак. Верхний свет был выключен – тускло горели настенные светильники, дополняемые сполохами цветому-зыкальной установки; из невидимых стереоколонок надрывно голосил Coco Павлиашвили; в воздухе витал устоявшийся запах крепкого мужского пота, который с ударным ароматом дамской косметики и винно-водочным перегаром создавал такое невообразимое амбре, что хотелось зажать нос и немедля отсюда смыться.
Приглядевшись повнимательнее, я заметил, что вокруг заставленного разнообразными блюдами и напитками стола разместились трое чеченообразных мужиков и пять молодых пригожих дам – все, как на подбор, длинноногие блондинки весьма специфического облика.
– Да, тяжко у вас там, в горах, – пробормотал я себе под нос, раскланиваясь на три стороны. – Совсем, блин, одичали… Ребята отдыхали на всю катушку. Двое были зело бородаты и обладали буйными космами – по всей видимости, с таким понятием, как «парикмахерская», вожди племени их познакомить не удосужились.
Один бородатик, ритмично взрыкивая, целеустремленно засаживал распростертой на полу блондинке, которая, как мне показалось, пребывала в невменяемом состоянии: голова ее безжизненно стукалась об пол при каждом поступательном движении волосатой задницы чечена, а из разверстого рта раздавались звуки, более похожие на предсмертные хрипы, нежели на сладострастные возгласы.
«Нехорошо, – неодобрительно отметил я. – Ну разве можно так с женщиной? После такого секса у нее наверняка получится эпилептический припадок…»
Бородатик намба ту возлежал в просторном кресле и владел сразу тремя белобрысыми особями: две из них лизали ему уши, а третья виртуозно организовывала оральное обслуживание на лобковом уровне – смачные причмокивания были слышны даже на фоне надрывавшегося Coco.
Этот экземпляр, по всей видимости, с детства страдал неизлечимой манией стяжать лавры преподобного Цезаря: помимо всего прочего, он ухитрялся засасывать из горла большой бутылки какую-то горючую жидкость, периодически тыкал вилкой в тарелки на столе, курил сигарету и в процессе всей этой занимательной процедуры ловко улучал моменты, чтобы утроб-но рыгать во всю пасть.
«Во какой! – от души восхитился я. – Жаль, что жопа глубоко в кресле – тебе бы еще для комплекта попукивать с интервалом в двадцать секунд – и тогда все! Тогда – в книгу Гиннесса…»
Третий чечен разительно отличался от сотоварищей: был он гладко выбрит, подстрижен ежиком и располагался лицом ко входу, практически полностью укрывшись за фигурой пятой блондинки, оставшейся не у дел. Левую руку бритый держал под столом и настороженно смотрел на меня.
«Повезло!!!» – задорно крикнул кто-то у меня в голове. Я, не сдерживаясь, облегченно выдохнул и пошел к бритому здороваться.
Передо мной сидел старший племянник Салаутдина Аслан-бекова – Руслан. Три дня мы изучали фоторожи этого славного семейства, пропустив их через ксерокс и увеличив на компьютере – ошибки быть не могло.
«Повезло», – повторно отметил я и, повинуясь жесту Руслана, уселся в кресло рядом с ним. Две трети чеченцев, сшивающихся в этом мерзком заведении, могли оказаться крутыми, а половина этих крутых наверняка не имела никакого отношения к банде Асланбекова. Официант чисто случайно вывел нас на самых крутых, по его мнению.
– Наливай! – распорядился Руслан, не вынимая руку из-под стола, и, кивнув в сторону бородатиков, посоветовал:
– Не обращай внимания: ребята соскучились по бабе – ненасытные…
«По-русски говорит практически без акцента, – отметил я, наливая себе в свободный фужер водки. – А это определенным образом характеризует». Я давно заметил, что, чем сановитее чеченец, тем он лучше изъясняется по-русски – видимо, подсознательная тяга к общепринятой коммуникации заставляет соответствовать желаемому статусу.
