великолепными, длинными рогами. Но он, немного понаблюдав за лежащим навзничь человеком, оставляет его в покое. Ведь в поединке определяется сильнейший. Убийство же быку несвойственно. Если бы он мог знать, что за игра здесь идет!
Быка без конца злят, наносят ему раны, все новые и новые палки с крючками на конце — бандерильи — впиваются в его тело, раскачиваясь на каждом шагу. Они возбуждают невыносимую боль, царапая и раздирая чувствительную надкостницу. Струится кровь, и бык слабеет. Три, нет четыре «доблестных» бойца кружатся, пританцовывая около быка. Если кому-нибудь из них грозит опасность, то остальные бросаются к быку, подставляя его рогам красные шелковые тряпки. Совсем ослабевши бык топчется на месте и мычит. И мычание это звучит так же мирно, как над деревенскими лугами.
Наконец один из тореро достает шпагу и, пряча ее под мулетой, подходит к измученному быку, и, когда он, обороняясь, медленно и неохотно наклоняет голову, этот «герой» глубоко вонзает шпагу в шею и грудь животного. Бык больше не нападает. Из носа у него хлещет кровь, он не видит больше этих тысяч глаз, жадно стремленных на него отовсюду. Быть может, теперь они кажутся ему маргаритками, растущими на его родном пастбище. Природа милосерднее, чем мы, люди, называющие себя венцом творения. Смерть от потери крови безболезненна, и бык делает то, что делал еще теленком, напившись материнского молока, и что делают все коровы, быки, волы, когда вечернее солнце, достигнув горизонта, скрывается за грядой кучевых облаков. Согнув передние ноги, он касается грудью земли и укладывается на бок. Так спокойно умирает это мужественное животное. А смог ли бы тореро умереть столь же достойно, если бы бык сумел пустить в ход свои рога?
Теперь на арену выходит мужчина в куртке мясника. Подойдя сбоку к умирающему быку, он ловко вонзает короткий кинжал между позвонками непосредственно ниже головы. Если он знает свое дело, то, коротко вздрогнув всем телом, бык вытягивается и затихает. На арене появляются три рослые лошади со свитой людей, одетых во все голубое. Накинув на рога петлю, они уволакивают труп быка. Звучит музыка.
Если тореро понравился зрителям, то его просят обежать вокруг трибун с отрезанным ухом своего мирного противника. Такого тореро осыпают цветами олеандра, конфетами, одаривают вином. Он кланяется публике, как цирковой артист, жаждущий похвал. Если же он сражался плохо, убегал или прятался от быка и не убил его, даже пронзив два-три раза шпагой, то ему вручают бычий хвост, а зрители забрасывают его пустыми бутылками и другими предметами.
Затем все повторяется. Снова слышится музыка, и очередной ничего не подозревающий бычок устремляется на арену. И так до тех пор, пока десяткам тысяч зрителей это не надоест. Тогда на середину арены выносят швейные машинки, велосипеды, столы, заставленные окороками, колбасами, винами. Празднично одетые девочки выкрикивают номера выигравших лотерейных билетов, и те из зрителей, у которых на входном билете оказался такой же номер, возвращаются домой, не только насладившись зрелищем смерти невинных животных, но и с выигранной швейной машиной. Могут спросить: «А не мучительство ли зверей такая коррида? Не позор ли это, лежащий пятном на культуре испанцев, южных французов и латиноамериканцев? Не следует ли им стыдиться этого?» Я взял себе за правило отвечать на подобные вопросы обдуманно, без скоропалительных выводов.
Начнем поэтому издалека. Установлено, например, что рыбы, как и люди, видят мир цветным и превосходно слышат звуки, различая их тончайшие оттенки. И, конечно же, они, так же как и мы, чувствуют боль. Но разве это мешает нам считать рыбалку очень успокаивающим, полезным и приятным спортом? Для рыбаков, конечно, не для рыб. А ведь рыба весом в несколько граммов или фунтов испытывает такую же боль, такие же мучения, как и бык, весящий несколько центнеров. Думается даже, что разъяренный, сражающийся бык ощущает в пылу битвы меньшую боль, чем рыба, испуганно бьющаяся на стальном, засевшем в гортани крючке, на котором в свою очередь извивается от боли еще живой червяк.
Коррида тянется долго. Большинство бычков вскоре отказываются сражаться. Видно, как мучительно болят их раны в холке, как грызет, как пронзает их эта боль. И тореро, понукаемому возбужденными зрителями, приходится прилагать все больше усилий, чтобы заставить слабеющих от мук животных защищаться. Да можно ли радоваться этому? Но ведь люди буйствовали в восторге еще на аренах Древнего Рима, когда на их глазах закалывали побежденных гладиаторов, когда сжигали первых христиан или бросали их на съедение львам. Видимо, люди устроены иначе, чем животные.
Я считаю, что коррида сравнительно безопасна для участвующих в ней людей. Серьезные ранения, травмы черепа и смертельные случаи встречаются здесь гораздо реже, чем в боксе или вольной борьбе. Да и сами по себе испанцы, в общем, симпатичный и благородный народ. Коррида, однако, нисколько не вдохновила меня, и вовсе не оттого, что там убивают быков. Да и кто из нас, обожающих бифштексы или жаркое из говядины под кислым соусом, мог бы, положа руку на сердце, защищать этих животных? Но недостойно человека наслаждаться муками живых существ! Впрочем, вправе ли мы, любители бокса, вольной борьбы, смертельно опасных авто- и мотогонок, критиковать любителей корриды?
Быстрее, дальше, выше… сапсаны, дельфины, гепарды
Сто лет назад человеку не приходилось и думать о соревновании с животными. Лучше его плавали утки, глубже нырял тюлень, быстрее летали птицы, зорче видел орел. В беге его обгоняли почти все животные, глубже закапывался барсук, дальше прыгал кенгуру. Но технические средства, созданные людьми в двадцатом веке, помогли человеку превзойти все это. И теперь в небе со сверхзвуковой скоростью, составляющей более 320 метров в секунду, проносятся самолеты. В былые времена мы лишь мысленно могли быть спутниками журавлей, летящих на юг. Теперь, оставляя их далеко позади, мы в считанные часы совершаем перелет, который у них занимает много месяцев.
Поскольку все животные играючи убегали, а птицы улетали от нас, то мы всегда, восхищаясь их быстротой, завидовали ей и переоценивали ее. И лишь несколько десятилетий назад начали ее измерять.
После основания на Куршской косе знаменитой орнитологической станции, там стали измерять скорость полета птиц. Там это было особенно удобно делать. Перелетные птицы летят из Финляндии вдоль побережья Балтийского моря, пользуясь узкой и длинной песчаной косой, словно дорогой. Орнитолог с секундомером занимал свое место, и, когда мимо него пролетала какая-либо птица, он по полевому телефону подавал сигнал второму такому же наблюдателю. Таким образом время полета на расстоянии в пятьсот метров можно было измерить с точностью до секунды. Оказалось, что ястреб-перепелятник летит со скоростью 41 км/ч, скорость чайки составляет 50 км/ч, с немногим большей скоростью летят вороны и зяблики, а скорость полета сапсанов и галок — около 60 км/ч. Скворцы развивают скорость до 75 км/ч, гуси — от 70 до 90 км/ч. Дикие утки за час преодолевают от 72 до 97 км, а ласточки — от 100 до 120 км.
Особенно быстро, делая примерно 120 км/ч, летят чирки-свистунки, но и их оставляют позади черные стрижи, скорость которых достигает 150 км/ч. На коротких дистанциях скорость птиц еще больше. Баклан, которому показалось, что его преследует самолет, целых пятнадцать километров летел со скоростью 105 км/ч, в то время как средняя скорость, с которой он обычно летает, равна лишь 70 км/ч. Охотящийся стриж развивает скорость до 200 км/ч, а сокол-сапсан, бьющий в пике голубя, — даже 250 км/ч. Про сокола говорят, что он, промахнувшись, второй раз не бьет добычу, якобы стыдясь своей неудачи. На самом же деле столь стремительный полет, хотя и в течение короткого времени, сильно изматывает его, и сокол, полуоткрыв клюв, часто и тяжело дышит, пока вновь не соберется с силами.
Однако, зная скорость полета птиц, еще нельзя судить о времени, которое они пробудут в пути. Так, скорость полета зяблика равна 52,5 км/ч, но за восемь-десять часов дневного перелета он пролетает не 500–600 километров, а всего 10 или 25. Путешествие аиста в Южную Африку занимает от 80 до 100 дней. Паря в воздухе, он пролетает за день лишь 100–120 километров, которые он мог бы преодолеть за каких- нибудь два часа. Птицы, направляясь к местам зимовки, в известной степени совершают прогулку,
