Томас, Карло и Рафики — это мальчики. Они попали к нам в возрасте от одного до двух лет и весили вначале от 6 до 8 килограммов.
«Рафики» на языке суахили означает «добрый друг». У этого малыша и в самом деле очень ласковый характер. Даже придя в ярость, он никогда не пытается укусить, что порой делают два других его соплеменника — Карло и Томас, да и дети тоже. Чем старше становились наши гориллы, тем более благородными казались они нам в сравнении с шимпанзе. Шимпанзе, самые близкие наши сородичи в мире животных, больше всего похожи на человека и, конечно, самые смышленые. Но им, увы, присущи и все столь типичные для человека пороки: злорадство, стремление подразнить и помучить, злоба. Гориллы в отличие от них гораздо более веселые животные, любящие поиграть, склонные к шуткам, хотя и грубым, с нашей точки зрения, и, в сущности, более добродушные.
Благодаря правильному питанию у Рафики за шесть недель отросли волосы, которых он, истощенный и худой, был лишен при поступлении к нам. Пока они были короткими, у него был очень забавный вид и он напоминал плюшевую игрушку. На протяжении нескольких месяцев лишь кончики его русых волос были черными, но в общем он выглядел светлошерстным. Подобная аномальная окраска и даже белые пятна не столь уж большая редкость у диких горилл. Правда, на пятом году жизни Рафики уже почти не отличался цветом шерсти от своих товарищей.
Мы приобрели для гориллят детскую коляску, но, конечно, не потому, что стремились совершенно уподобить их человеческим младенцам. Дело в том, что моя жена, с ее хрупким телосложением и весом всего сорок шесть килограммов, лишь с трудом могла удержать на руках трех малышей сразу. Маленьким гориллам очень понравилась коляска, и они, пока мы ее возили, мирно дремали в ней, словно дети. Но как только экипаж останавливался, они тут же покидали его, тем более что сделать это детенышу обезьяны гораздо легче, чем ребенку, потому что, карабкаясь, он использует не только руки, но и ноги. Томас, самый старший из всех троих и, может быть, поэтому преисполненный особого достоинства, вскоре сообразил, что коляску можно опрокинуть, если свеситься далеко вперед, держась при этом за ее ручку. Порой же он развлекался тем, что раскачивал коляску, словно качели, нимало не беспокоясь при этом о судьбе спящих братцев, которые подчас вываливались на землю.
Когда Хильда выходила с питомцами на лужайку, то они начинали хлопать в ладоши, приглашая ее поиграть. Иногда Карло и Томас начинали энергично бегать друг за другом, как бы играя в горелки.
Карло очень любил, когда его брали на руки. Охотник, привезший их, даже подозревал, что у малыша повреждены внутренности, тем более что Карло и ходить-то не мог как следует. Но позднее выяснилось, что он попросту еще слишком мал, чтобы ходить: осмотр его зубов показал, что ему не было еще и года. Первые несколько месяцев Карло предпочитал сидеть на коленях у Хильды и с тихой радостью играть ее пальцами. Гориллята сразу же прониклись трогательным доверием к нашей крупной псине — боксерше Асси. Они совсем не боялись Асси, шлепали ее по морщинистой, добродушной морде, пытались залезть ей на спину. И Асси снисходительно играла с ними, даже если эти маленькие, но дюжие лесные дикари грубо хватали ее за ноги или за челюсти.
Сначала они терпеть не могли, если им вытирали нос — злились и пытались кусаться. Но потом они свыклись с этой процедурой и стали сами подставлять свои широкие и короткие носы.
Томас всегда был склонен к грубым шуткам: он подстерегал момент, когда Хильда садилась на корточки, и, внезапно подскакивая, пытался опрокинуть ее наземь. Не было предела его восторгу, когда она для вида беспомощно барахталась, якобы не в силах подняться. Тогда он с видом победителя вскарабкивался на нее и барабанил кулаками по ее телу.
Разумеется, что порой детеныши горилл ссорились и дрались между собой. Если это случалось, то Хильде приходилось все бросать и во весь дух бежать в их комнату. В эти моменты в ушах звенело от криков и визга, ибо наши шимпанзе Катрин и Уши с восторгом ввязывались в любой скандал. Иногда перед нами открывалось совсем уж неожиданное зрелище. Так однажды мы увидели, что Рафики, самый маленький, но и самый хитрый, испуганно крича, сидит на одной из настенных полок, а толстый неуклюжий Томасик, размахивая руками, расхаживает внизу, явно радуясь, что его персона внушает такой страх.
Томас вначале боялся посторонних людей. Если приходил кто-либо чужой, не являвшийся членом семьи, то он тотчас же забирался в самый дальний угол квартиры. Приводили гориллят в трепет и ссоры крикливых шимпанзе, которые были слышны за квартал от дома. В это время гориллята, совершенно оробев, жались друг к другу и молча обнимались. Первое время Томас боялся даже моего сына Михаэля. Он начинал плакать каждый раз, когда ему приходилось оставаться с ним в комнате наедине. Но едва поблизости оказывалась Хильда или наша милая домработница Эльза, как он тут же нахально пытался его укусить. Когда мы с Михаэлем в последний раз уехали в Африку, то Томас почувствовал себя героем. Он носился по всей квартире, не желая возвращаться в свое жилище к братьям, но стоило лишь громко произнести: «Михаэль», как он тотчас же убегал. Правда, со временем это перестало помогать, и тогда Хильде в критических случаях приходилось обращаться в канцелярию зоопарка, находящуюся этажом ниже, откуда приходил один из служащих, которого Томас боялся.
Несмотря на отдельные недоразумения, кончавшиеся взаимными потасовками, гориллята искренне любили друг друга. И когда однажды Карло увезли на машине — ему нужно было сделать рентгеновский снимок, — Томас проплакал полтора часа, а под конец загадил все вокруг, потому что у человекообразных обезьян, да и вообще у многих высших животных, впрочем, как и у нас, душа находится в таинственной связи с кишечником.
Все три горилленка не любят ни шоколада, ни конфет, ни пирожных. Зато они с таким наслаждением вгрызаются в лимоны, что при одном виде этого сводит рот. Они всегда готовы лакомиться ветками вербы, луком и чесноком. Почти сразу они доверчиво научились пить из ложечки любое лекарство, как бы оно ни было отвратительно на вкус — необходимая мера, чтобы предохранить их от заболеваний, потому что взрослых горилл невозможно приучить к этому.
Им знакомо множество чудесных игр. Томас хватает вас за руки, желая, чтобы его покачали. Если же мы отказываемся, то, раздосадованный, он пытается укусить. Но кусается он несильно, если же уж очень разозлится, то норовит схватить за ногу. В разгаре игры он, озорничая, начинает бить обеими ладонями по вашему лицу. Иногда все трое в упоении и блаженстве выстраиваются в ряд, дубася себя кулаками в грудь, а зачастую колотят и по стене, лишь бы только гремело посильнее! Правда, у маленького Карло эти знаменитые горилльи жесты долго не получались, и лишь через несколько месяцев он, прислонившись спиной к стенке, попытался воспроизвести их, но и тут потерпел неудачу и лишь хлопал себя по брюху ладонями. Стоило же ему протянуть руку к груди, как он шлепался на пол.
Нам приходилось быть всегда начеку и вести себя так, чтобы гориллятам не показалось, будто кто-то обижает их «маму» — Хильду, ибо они тут же бросались на защиту, кусая «негодяя» куда и как придется. Впрочем, шимпанзе поступают точно так же.
Если гориллятам что-то не по нраву, то они прежде всего издают отрывистый звук «э». Этот звук, выражающий раздражение, непроизвольно произносят и все люди вне зависимости от того, на каком языке они изъясняются. Это один из многих стереотипов инстинктивного поведения, общих для человека и человекообразных обезьян, понимающих его без труда.
Рафики — создание странное. Его окраска не вполне черная, скорее он темно-русого цвета. Иногда он играет один, и тогда носится по кругу на четвереньках, наверное, не менее десяти раз кряду. Если его укачивают на руках, то, испытывая истинное счастье, он блаженно закрывает глаза. Все трое любят, когда их щекочут, и, сопротивляясь изо всех сил, в то же время смеются, охотно подвергаясь этой процедуре.
