котором ехал Иван, не досталось. Одноэтажное здание вокзала, более похожее на пивной ларек, вокруг несколько пожеванных акаций, покрытых густым слоем пыли. Несколько запыхавшихся пассажиров, прощаясь с провожающими, торопливо грузились в вагоны.
Иван, разминая суставы, немного походил возле водоразборной колонки, уже взялся было за поручни, чтобы пройти в тамбур, как вдруг услышал, что его окликнули.
Обернулся. В нескольких шагах от него стоял «дядька» – господин Бабинов собственной персоной. Стоял и пристально смотрел, буравя тяжелым взглядом. Краем глаза Иван уловил, что по перрону к ним медленно едет машина «Скорой помощи». Сердце вдруг сдавила чья-то ледяная рука, страшно стало – как никогда в жизни!
– Проводить решил… Забыл тебе кое-что сказать, «племянничек»…
Ты у нас такой впечатлительный, такой ранимый – нельзя просто так отпускать…
– медленно, нараспев проговаривая каждое слово, сладко защебетал «дядечка» – словно хотел загипнотизировать Ивана. И, надо сказать, это ему почти удалось.
Иван впал в состояние оцепенения и не двигался с места, глядя на «дядю».
– А теперь слушай внимательно, мальчик мой. Шарки – Маркс – Крюшон… – Тут Бабинов не выдержал и воровато оглянулся на «Скорую», что подъехала вплотную. Ненадолго оглянулся – на полсекунды всего. Но этого было достаточно, чтобы Иван выпал из-под контроля. Слушать далее неблагодарный «племянник» не пожелал. Зажав уши руками и не по-джентльменски лягнув ногой «дядечку» в пах, витязь спецназа шустро развернулся и бросился в вагон.
Тут, однако, перед ним возникла весьма серьезная дилемма: чтобы забраться в вагон, нужно было ухватиться за поручни – увы, не на перроне действие происходило, а рядом, на полтора метра ниже! А чтобы ухватиться за поручни, ну вот хоть убейте, просто необходимо было отпустить уши!
На мгновение воин замешкался – решал дилемму. Этого было достаточно, чтобы выскочившие из «Скорой» трое здоровяков в белых халатах, которым Бабинов что-то пронзительно крикнул, попрыгали с перрона на землю и повисли на Ивановых ногах.
Секунду повисев, воина оторвали от спасительного тамбура и, ухватив мертвыми зажимами за четыре конечности, прижали к стенке перрона, слегка придушив при этом. «Дядя» в это время, прыгая рядом на корточках и морщась от боли, вводил в курс недоумевающего проводника:
– Больной он. Эпилептик. Ну очень опасен – может буйствовать!
Сейчас я ему лекарство введу, и тогда езжайте спокойно – больше не будет, – и направился к Ивану.
– Фу ты господи! – удивленно и несколько испуганно пробормотал служитель чугунной трассы. – А с виду и не скажешь… во дела!
– Да они на вид все нормальные! – ласково пояснил Бабинов, извлекая из кармана шприц и сноровисто вводя иглу в вену на руке Ивана. – Наследие чеченской войны – что ты хочешь! Но все будет нормально – я тебе обещаю, – и начал что-то нашептывать «буйному» на ухо…
11
Пульман медленно расхаживал по кабинету, изредка бросая тяжелые взгляды на согбенную в кресле фигуру своего помощника. Бабинов имел прежалкий вид и вызывал трепетное сочувствие, но Пульман больше всего на свете желал сейчас удавить своего протеже собственными руками. Господи, вот ведь достался помощничек! Да у него на лбу написано – «НЕУДАЧНИК». И три восклицательных знака… Весь в грязи – под утро душная ночь разродилась коротким проливным дождем, – распухший от укусов комаров – он так и не сумел воспользоваться мазью, – неудавшийся организатор устранения агента был найден в шесть часов утра колхозным пастухом Федором, точнее, его собакой Цапфой.
Плохо воспитанная собака поступила скверно. Очевидно, в знак протеста против ужасного ветеринарного обслуживания в области, Цапфа успела до появления Федора со стадом в клочья изодрать штаны хирурга и несколько раз укусила за то, откуда ноги растут. В данный момент ТО сильно опухло и изрядно болело.
– Ничего, обработаем, проколем вакцину – через три дня как новый будешь, – еле сдерживаясь, успокоил помощника Пульман. – Не переживай – это я виноват…
Бабинов смотрел затравленно. Нет, ну действительно – руки у парня только под скальпель заточены, что ни поручишь, обязательно завалит!
– Убейте меня, доктор! – плаксиво протянул хирург. – Я вам обуза – все порчу… Теперь он наверняка уйдет, если уже не сделал этого… И тогда – все! Все!!! Надо же – титанический труд, столько нервов вложено – все псу под хвост! Мы обречены – через три дня сюда нагрянет отряд спецназа ЦРУ или Интерпола! Мы за это время не успеем ничего предпринять! Все!!!
Пульман мерно дышал, зажимая одну ноздрю пальцем, и смотрел в окно. Отчасти он был согласен с помощником – если Ануфриев действительно не наемник одной из коррумпированных структур, а спецагент какого-нибудь международного ведомства, последствия могут быть самыми ужасными. Однако сетовать на жестокость судьбы было не в его правилах. Он привык с ней бороться и побеждать.
– Расслабься, коллега, – подышав, успокоил он Бабинова. – Три дня… Три дня у нас есть для организации экспедиции. Забудь об этом парне – считай, его больше нет. Он не мог никуда убраться из области – это гарантированно. Я распорядился, чтобы о нем позаботились наши подконтрольные.
Его портреты розданы каждому милиционеру. При обнаружении его немедленно ликвидируют и поставят меня об этом в известность. Ты отдыхай – не думай ни о чем. А я займусь подготовкой экипировки. Кстати, каковы шансы у наших альпинистов?
– Нормальные шансы. – Бабинов перестал всхлипывать. Когда дело касалось его прерогативы, он преображался. – Я вам гарантирую, что все они могут прекрасно работать – операции прошли успешно. А что?
– Ничего, – ласково пробормотал Пульман. – Если все получится, скоро нам предстоит проверить их в деле…
Руслан гнал «Волгу» по пустынному ночному шоссе, направляясь в сторону города. Изредка мелькали огни встречных машин. По счастью, на этом участке трассы не было ни одного патруля или поста ГАИ.
Машинально насвистывая навязчивую мелодию «Таганки», агент сосредоточенно размышлял. Пока полковник не дошел до Солнечного, он в безопасности. Относительной, конечно, но все-таки… Нужно немного поспешить, чтобы все получилось, как задумал. У агента был план. План грандиозный, можно даже сказать – невероятный и полуфантастический. Но тут такой раскрут попер – чем дальше в лес, тем своя рубашка ближе к телу… Каждое звено этого плана было необычайно зыбким и выглядело весьма расплывчато даже при поверхностном рассмотрении, однако Руслан делал ставку именно на нелепость и даже абсурдность своей идеи. И еще один нюанс – у него просто не было иного выхода. Через десять – пятнадцать минут все силы правоохраны области будут подняты по тревоге, вступит в действие план «перехват», и его будет искать каждый патрульный наряд.
И самое неприятное – определенно известно, что с ним сделают, когда найдут…
Лежа в СИЗО на шконке, сутками без сна, Руслан вполуха слушал треп молодого «баклана», сразу же проникшегося к соседу безоговорочным уважением.
Уважение было закономерным: еще до появления Руслана в камере «радио» донесло, что взяли «залетного», который голыми руками замочил двух амбалов. Вот и «втирал» «баклан» молчаливому соседу, игнорируя «понятия», – хотел показаться крутым и всамделишным бандитом.
Из пропасти разнообразной информации агент чисто автоматически, не предполагая тогда, зачем это ему понадобится, вычленил следующее:
Оказывается, он, Руслан, здорово похож на «смотрящего» «десятки»
(ИТК № 10 строгого режима) Кассира. Только Кассир, в отличие от Руслана, обладает жесткой щеточкой усов, которые, по словам «баклана», делают его гораздо солиднее.
Замечателен этот Кассир был тем, что «оттащил» три срока за вооруженный грабеж и определенное количество времени назад был правой рукой «смотрящего» Ложбинска – Малика. Жил как хотел, имел трехэтажный особняк, отряд исполнителей, умопомрачительный гарем и весьма вольно толковал воровской закон.
Но вот случились перемены, и в жизни блатного авторитета наступила черная полоса. Малика убили
