проходило в приятных семейных развлечениях и длительных прогулках по городу и окрестностям.
Вопреки негативному внутреннему настрою, Кристине здесь все понравилось: и дом, и радушные хозяева, а особенно – их единственный сын Алекс, с которым она моментально подружилась, хотя и думала о нем до знакомства с вполне объяснимым предубеждением.
Как-то в послеобеденное время, когда легкая облачность наконец-то спасла всех от жаркого солнца, Кристина отдыхала в саду в компании Алекса. Они только что прибежали с корта, где Гарднер беспощадно гонял ее часа полтора, пока она не взмолилась о передышке, и теперь наблюдали игру родителей в гольф.
Над ними благоухали цветущие ветки вишен. Легкий ветерок играл волосами Кристины и мешал ей смотреть, как ее отец выбирает клюшку и долго примеривается к мячику. Она то и дело с досадой убирала волосы с лица, жалея, что распустила хвост.
– У тебя есть кто-нибудь? – совершенно неожиданно спросил Алекс, до этого казавшийся полностью поглощенным игрой: Роберт Гарднер перехватил инициативу на поле.
– А… зачем тебе это? – вопросом на вопрос ответила Кристина, чтобы выиграть время. Она растерялась и не знала, что ответить. Рассказывать Алексу о Нике ей совершенно не хотелось.
– Да просто так. Любопытно. Смотрю на тебя и думаю, что у такой хорошенькой девчонки, как ты, наверняка нет отбоя от парней, – Алекс подмигнул ей и тут же завопил:
– Папа, это было здорово. Просто здорово! Класс! Давай, так держать!
Роберт Гарднер попал в лунку из совершенно безнадежного положения и заслужил всеобщие аплодисменты и одобрительные комментарии.
– Ну, так ты не ответила мне, – Алекс повернулся к Кристине, упорно не замечая ее смятенного состояния.
Она молчала и вертела в руках ракетку.
Она размышляла над ответом – вот что поразило ее больше, чем сам по себе неожиданный вопрос Алекса!
Еще неделю назад она, не раздумывая, даже при матери и отце ответила бы, что есть. Да, есть! Самый лучший человек на всем белом свете. Она бы сказала, что его зовут Ник Вуд, что его рисунки и фотографии великолепны и неподражаемы, что они словно преисполнены чувства, как и она сама к их автору.
Ну и пусть это прозвучало бы несколько патетически и, возможно, развлекло бы собеседников, но да. Да! У нее был друг, который заменял собой всех людей на земле, он один, с его грустными серебристыми глазами, изящными длинными пальцами и такой светлой, такой солнечной улыбкой, что каждый раз, когда он улыбался, ей хотелось обнять его и целовать, без конца целовать его красивые губы.
Он был у нее.
Почему был, есть, вдруг возмутилась Кристина своим мыслям. Только она не хотела признаваться в этом Алексу Гарднеру. Ему незачем об этом знать.
– Эй, ты что?
Тихий голос вывел ее из странного оцепенения.
Алекс уже не улыбался и внимательно смотрел на нее.
– Пуговка, прости, если я спросил что-то не то, я не хотел тебя расстроить. Я вообще-то не люблю совать свой нос в чужие дела, а тут…
Не дослушав его объяснение, Кристина вдруг рывком поднялась из-за стола, чуть не выронив ракетку из рук, и пробормотала:
– Извини, Алекс, мне что-то нехорошо. Я пойду в дом, ладно?
Он вскочил вслед за ней и схватил ее за локоть.
– Подожди! Прости меня, ради Бога! Что я такого сказал?
– Ничего, абсолютно ничего. Я, наверное, просто устала. Прилягу ненадолго, ты скажи моим, если что.
И Кристина, не дожидаясь ответа, вырвала свою руку из его пальцев и почти бегом направилась к дому, в свою комнату на втором этаже, которую занимала во время пребывания у Гарднеров.
Только бы Алекс не пошел за ней!
А он и не пошел. Через окно в холле Кристина увидела, что он вновь опустился в свое кресло и лишь недоуменно хмурился, глядя ей вслед.
Оставшись одна в просторной и светлой спальне с покатым потолком, Кристина сбросила теннисные туфли и уселась на подоконник. Это был даже не подоконник, а целая оконная ниша, какие встречаются в старинных английских домах: со скамеечкой для сидения и панорамным видом на роскошный ухоженный сад.
Она задернула штору и сидела там, как в укрытии, обхватив дрожащими руками голые колени и кусая губы.
Пуговка…
Так Алекс Гарднер называл ее с первой минуты их знакомства, и ей это ужасно нравилось. В этом было что-то ребяческое и в то же время милое.
Она улыбнулась, вспомнив первый день их визита в Миннеаполис, когда они уже под вечер подъехали к большому дому из красного кирпича, окруженному парком. Дом был внушительным и довольно старым, но к какой эпохе принадлежал архитектурный стиль, она не отважилась даже предположить. Если бы здесь был Ник, он не только сразу сказал бы, к каким канонам следует отнести белые массивные колонны, расположенные по фасаду здания, увитому тяжелым плющом, но и наверняка определил бы век, в котором построен дом.
Если бы здесь был Ник!
Всю дорогу от Хиллвуда до Миннеаполиса Кристина упорно молчала, игнорируя попытки родителей разговорить ее и отвлечь от мрачных мыслей. От криков и слез ее удерживали только мысли об их прощальном свидании с Ником на берегу. Она без конца вспоминала ночь, проведенную на озере, его теплые руки и мокрое плечо, к которому прильнула в таком безмятежном блаженстве. Лишь эти почти живые картинки из памяти и тонкий серебряный браслет на запястье, который она то и дело поглаживала, не давали ей застонать от боли в груди, усиливающейся по мере того, как она удалялась от Ника.
Кристина вспомнила, как отчаянно ее сердце рванулось к нему в тот момент, когда она выходила из машины на посыпанную гравием подъездную дорожку у величественного дома Гарднеров, который показался ей роскошной тюрьмой, где ей предстояло провести целых две недели в обществе чужих людей вдали от самого необходимого ей человека.
Едва их машина обогнула две пышно цветущие клумбы овальной формы, как из парадного к ним навстречу вышла элегантная пара средних лет.
Роберт Гарднер был известным архитектором и партнером отца в строительстве пансионата на Янтарном озере. Собственно, как уяснила для себя Кристина из разговоров родителей в пути, вся эта поездка была затеяна не только и не столько для того, чтобы отпраздновать день рождения хозяина дома, но и чтобы главы семей могли обсудить успешное завершение строительства и решить несколько деловых вопросов, касающихся продления договора с подрядчиками и перспектив дальнейшего сотрудничества.
Она что-то слышала об этом краем уха, но вникать не стала: все ее мысли в дороге были заняты одним только Ником, от которого она отдалялась с каждой минутой.
Чем стремительнее увеличивалось расстояние между ними, тем ей становилось хуже. Какое ей было дело до всего остального: развлечений, бизнеса и прочего? Она даже не старалась делать вид, что слушает родителей или наслаждается путешествием. Она ведь сопровождает их, как они хотели, верно? Вот и пожалуйста. Пусть довольствуются тем, что она с ними, а на ее восторг не рассчитывают.
Однако изобразить улыбку при знакомстве с хозяевами дома ей все-таки пришлось.
Жена Роберта, Патрисия Гарднер, оказалась француженкой. Она выглядела очень элегантно и свежо и говорила с едва заметным акцентом, который придавал ей особое очарование и подчеркивал ее утонченную женственность не меньше, чем ухоженное лицо, высокая прическа и длинное шелковое платье изумрудного цвета.
Она так мило, так непринужденно завладела вниманием Оливии и Кристины, словно они были знакомы много лет, проводила их в дом, показала приготовленные для них комнаты и предложила отдохнуть, напомнив, что через два часа их ожидает ужин в столовой на первом этаже. Как раз к ужину должен приехать и Алекс, объяснила Патрисия, его рейс неожиданно задержался.
Алекс, ну да, фыркнула Кристина, когда ее наконец-то предоставили самой себе. Как же, тот самый «милый юноша, подающий большие надежды». Надо полагать, надежды, и вполне определенного характера, он подавал не только ее матери, но и Патрисии тоже, судя по ее многозначительным взглядам и улыбкам.
А может, она просто в дурном настроении и все ей представляется в черном свете. Может, миссис Гарднер вовсе не в курсе фантазий Оливии, и Кристина ей просто понравилась? Нужно постараться взять себя в руки, чтобы не испортить первый совместный ужин двух семей. Или хотя бы постараться не испортить. Ради отца.
Кристина вздохнула и начала снимать с себя дорожный костюм. И тут ее взгляд упал на телефон на прикроватной тумбочке. Вид аппарата, стилизованного под старину, так на нее подействовал, что она зачем-то начала застегивать пуговицы на жакете, который только что собиралась снять и повесить в платяной шкаф. Когда пуговицы кончились, она схватилась руками за горло и застыла у двери.
Телефон!
Ее словно магнитом тянуло подойти к нему и набрать номер Ника. Ей совершенно необходимо было услышать его голос именно сейчас! Пусть он сам запретил ей звонить, пусть она так необдуманно дала ему это нелепое обещание, пусть он просто скажет «Алло!» и тут же положит трубку, догадавшись, кто ему звонит. Зато она услышит его! Этого ей хватит, по крайней мере, на сегодня.
Кристина сжала пальцы в замок, изо всех сил стараясь противостоять искушению. Но не выдержала, подошла к кровати, села и сняла трубку с рычажка. Трубка оказалась неожиданно тяжелой.
Ник запретил ей звонить. Запретил! Сказал, что ему от этого будет еще тяжелее, но
