Из стран полярных

Старик усмехнулся.

– Колдун – бессмысленное слово! – сказал он. – По крайней мере то, что люди понимают под этим названием, ничего не объясняет, а напротив, затемняет людские понятия… Я один из не утративших третьего ока!.. Ока духовного, которым щедрее были одарены пра-праотцы наши; которое с течением веков, разовьётся снова в далёких пра-правнуках наших, когда люди перестанут бороться с истиной, с Силой сил! И чем скорее сдадутся люди плоти, люди греха, на убеждения всесильной истины; чем скорее восторжествует воля немногих людей духа над упорством людей плоти. – тем скорее человечество поймёт свои ошибки! Тем полнее восторжествует свет истины над одолевшими его ныне грубыми силами праха и тлена!

– Вот смысл удивительных речей старика норвежца, сказанных им мне в ту величавую ночь на ледяных берегах Шпицбергена, которую я никогда не забуду! – заключил доктор Эрклер свой рассказ. – Да если б и хотел я забыть старца Иоганна, он бы мне этого не позволил!

Мы, его внимательные, хотя несколько скептические, слушатели изумились и снова насторожили внимание.

– Как же так, не позволил?.. Чем?.. Какою силой?

Некоторые из нас уже составили было отдельные кружки, рассуждая о странном рассказе доктора; большинство, разумеется, отнеслось к нему скептически. В особенности критически к нему отнеслись двое молодых людей, студент из Дерпта с довольно окладистой бородой и совсем безбородый врач, только что сорвавшийся со скамейки. Теперь, услышав это последнее заявление своего учёного собрата, юный доктор умолк, покосившись на него поверх очков; за ним его собеседник и почти все уставились на Эрклера.

– Как и чем Иоганн не позволил вам о себе забывать?

Почтенный доктор помолчал; потом окинул всех таким взглядом, будто мысленно вопрошал нас: «Да полно! говорит ли уж вам?..» Наконец, как бы решившись, скороговоркой отрезал:

– Да тем, что каждый раз, как мне случалось о нём рассказывать, – поминать его удивительные знания, его загадочные силы, – непременно случалось что-либо… странное! – совершенно неожиданное и… необъяснимое!

Эти слова породили неловкое молчание…

Наконец, одна старушка, тётка хозяина дома, спросила:

– Что же именно?.. Что-либо дурное?.. Неприятное?

– Да, да!.. И с кем?.. С вами, доктор? – вопросил высокий, весело глядевший на всех господин, – местный мировой судья. – Или не вы один страдаете от дружеских напоминаний вашего колдуна из-под северного полюса, а и мы все не вне опасности?

– Не беспокойтесь! – отвечал профессор, улыбаясь на всех его окружавших, – опасного нет ничего в визитных карточках Иоанна… Чаще бывает смешное…

– Неужели совместно с достоинством такого мага злоупотреблять своей силой? Подшучивать ею над безобидными смертными, как какому-нибудь проказнику из царства гномов? – иронически вопросил студент.

– Это недостойно современника великих праотцов и патриархов! – поддержал его юный эскулап, сморщив под очками нос в насмешливую гримасу.

– Почему же! Да воздаётся каждому по делам его и заслугам! – сказала тётушка Амалия Францевна. – Иной шут гороховый и не стоит серьёзного урока…

– А проучить его необходимо! – докончил Эрклер, добродушно улыбаясь. – Нет, серьёзно, – продолжал он, – мне приходилось не раз вспоминать моего знакомца с Шпицбергена. В особенности, наш последний разговор…

– При свете северного сиянья? – прервали доктора.

– Нет, – возразил он, – в серенькую ночь, которая собственно была утром… Ровно через три дня, как он и предсказывал, по излечении им нашего товарища, Иоганн отплыл со своими моржеловами, пользуясь переменой ветра, разогнавшего льдины. Прощаясь, он сказал мне: «Если я вам когда-нибудь понадоблюсь, подумайте обо мне! Пожелайте сильно, всей вашей волей, всем разумом»…

– Разумом?!. – насмешливо прервал юный эскулап.

– «Всей силой духа вашего», – не смущаясь, продолжал профессор медицины, – «и я постараюсь быть вам полезным; если придётся, даже, увидеться с вами»…

– Представ среди полымя и смрада, как Мефистофель? – широко, но не без претензии, улыбаясь, вставил бородатый студент.

– «Если придётся, – с вами увидеться!» – повторил Эрклер. – «Но, без особой нужды, не призывайте меня», – говорил!

– И что же? Вы призывали?.. Вы его видели? – опять перебили доктора те же неугомонные слушатели.

– Нет! – сухо отозвался рассказчик, – не призывал, именно, потому, что не было крайней нужды в его помощи. Но совершенно уверен, что если призову, то увижу.

– Совершенно уверены?! Herr Professor, вы нами забавляетесь?

– Извините! Я только рассказываю факт: я верю в необычайные силы и способности Иоганна, во- первых, потому, что имею безумие считать наши узкие знания, вашу миниатюрную, близорукую науку весьма несостоятельными вспомогательными средствами к постижению всех дивных, могущественных сил, сокрытых в человечестве и в окружающей нас природе; а во-вторых, потому, что он не раз давал мне, без всякого с моей стороны призыва, удостоверения в том, что не прервал со мной духовных сношений…

Мы переглянулись изумлённые, а студент и его соумышленник весьма неучтиво рассмеялись.

– Позвольте мне окончить мой рассказ и я перестану смешить вас и злоупотреблять вашим терпением, – серьёзно отнёсся к ним доктор Эрклер. И продолжал, обернувшись к другим слушателям. – Я должен ещё сознаться вам, господа, что я верил бы в необыкновенные способности старика Иоганна и в существование подобных ему, удивительных субъектов, – хотя сам не встречал других таких, как он, – по собственному убеждению возможности их бытия… Но, в этом случае, я даже не имел бы права ему лично не верить, если бы, вообще, и не допускал таких ненормальных явлений, потому именно, что всё сказанное им сбылось. Вы знаете К**, нашего уважаемого профессора химии, господа? Спросите его: радикально ли он излечен от астмы. Он скажет вам, что, несмотря на его последующие путешествия к северу и долгие пребывания в областях вечных льдов, не только припадки удушья его не повторялись, но он даже никогда не простужался, стал здоровее, чем когда-либо… Потом, бедный вожак моржеловов, норвежец Матилас, точно более не видал родного крова: он, в числе пятнадцати человек, – из пятидесяти восьми отважных охотников, которым мы оказывали гостеприимство в заливе Муссель, – задержанные временно льдами на Сером Мысе погибли на охоте за белыми медведями. Возвращаясь весной в Европу, мы видели его могильный камень на пустынном берегу… Наконец, те знаменательные слова, которые дед Иоганн сказал мне на прощание, пред исчезновением их утлой флотилии между трещинами ледяных скал, в узких проливах, образованных временно разошедшимися льдинами, – должны были бы каждого убедить в необъяснимом могуществе его, потому что он не раз выполнял их косвенное обещание…

– А какие же это были слова? – спросила старушка Амалия Францевна, жадно уставившись на доктора.

– Вот они, – исключительно к ней обратился профессор, – он сказал: «Я, может быть, вам буду иногда напоминать о себе». Иоганн сказал это мне, склонившись с лодки, которую уже отталкивали от берега. За ним отплыли и остальные… Я стоял и глядел им вслед, пока высокая фигура старика, стоявшего у руля, кормчим передовой ладьи, не скрылась в сумерках; пока заиндевелая серебряная борода его не слилась в белесоватом тумане полярной, лунной ночи – я не мог от него глаз отвести!..

– И больше вы его не видали?

– Не видал. Но… иногда…

– Что такое?.. Что – иногда?

– Иногда мне чудилось, что я… чувствую его близость, – его присутствие!

И доктор Эрклер весьма красноречиво пожимался, неопределённо осматриваясь вокруг…

Тут произошло нечто неожиданное.