— Потому что начальство в курсе всех дел и все прекрасно понимает. А сделать никто ничего не может: у этой торквеловской мафии очень сильные покровители. Везде все схвачено и подмазано. Вон, особняки у них там по десять «лимонов» баксов, все знают, на какие доходы, и никто даже пальцем не шевельнет... Мне только выговоры лепят за статистику да сочувствуют: давай работай, мы все понимаем! Но извини — в квартальном приказе мы тебя опять накажем...
— В общем, я так понял, что вы торквеловских ребят за это сильно не любите.
— Не люблю?!!! Хм... Да уж, точно, — не люблю. Так не люблю, что спать не могу. А не люблю в основном не за сам факт принадлежности к наркомафии, а за жадность, неряшливость и неразборчивость. Системы нет. Даже и не пахнет. Торгуют всем, что под руку подвернется: в диапазоне от «пластилина» и ханки до «белого китайца». Этот «китаец» — вещь вообще редкая, так и не разобрался, где достают. Одно хорошо — он в обороте нечасто появляется. А все остальное дрянного качества, и им плевать, как там будет чувствовать себя их клиентура на территории соседнего города. Пусть, типа того, хоть все разом сдохнут, все равно к нам две области ездят за «товаром». Мысль уловил?
— То есть!.. Гхм... В общем, я так понял, что моя методика индивидуального подхода к пациентам вам импонирует...
— Но-но! Ты шибко-то не воображай. «Импонирует»! Скажем так: тебя спасает твоя аккуратность и некоторым образом, как ни странно, твоя глупость. Надо же — амбулаторный журнал... Хе-хе...
Андрей Иванович достал из сейфа папку с надписью «оперативное дело» и древний «поляроид».
— Ну-ка, сядь ровно. Улыбаться не надо — птичек не будет...
Через пару минут моя синюшная фотография с красными глазами (как у Терминатора в одноименном фильме) уже красовалась на чистой анкете, а передо мной на столе лежали формализованные бланки, которые, как я понял, надо будет сейчас же заполнить.
— Позвольте... А что мы собираемся делать?
— Писать явку с повинной.
— А разве вы меня не...
— Это обязательно. Страховочный материал.
— Страховочный... Эмм...
— Для меня страховочный. Я тебя отпущу безо всего, а ты потом отопрешься — знать не знаю, ведать не ведаю. Такое случается, так что надо подстраховаться.
— Понятно... А эти бланки зачем?
— А потом оформим тебя как сексота на подписке.
— Как кого?!
— Но почему...
— Фамилия — Прыгунов. Псевдоним, согласись, очень даже в тему. Гы-гы...
— Нет, я не то имел в виду...
— А что ты имел в виду?
— Эмм... Понимаете... Есть маленькая проблемка...
Тут я слегка напрягся. В нашем городке, осененном высоким покровительством и недреманным оком Первого отдела, к такого рода сотрудничеству отношение несколько специфическое. Дело в том, что многие тутошние уважаемые люди либо происходят из семей, где кто-то занимался наукой, сидючи в лагерях, либо сами вышли из печально знаменитой Шарашки.
В общем, это дело у нас на обывательском уровне как минимум не приветствуется. Если моя мать — интеллигент старой школы вдруг узнает о том, что ее сын — сексот... Гхм... Ей будет стыдно смотреть в глаза друзьям, коллегам и просто знакомым!
— Ага... На совесть пробило? — Андрей Иванович, все так же мило улыбаясь и ничуть не изменившись в лице, вдруг выдал:
— Интеллигенция вшивая. Гнилье пакостное...
— Простите?!
— 'Проблемка', видите ли, у него! Угу... А ты, оказывается, не только тупой барыга. Ты еще и по жизни полный тормоз!
— Да что случилось-то?!
— Случилось так, интеллигенток ты мой лоховатый, что у тебя просто нет выбора. А ты, сволочь, не понимаешь этого!
— Андрей Иванович...
— Он еще и сомневается! С совестью, бл... такая, сверяется! Думает, сволочь, как это будет вязаться с его моральными принципами! Героином торговал — совесть не мучила?
— Зачем вы так, Андрей Иванович?
— Короче, я тебя уговаривать не собираюсь. У тебя выбора нет — заруби это себе на носу. Вернее, есть, но только такой: или тюрьма — или сотрудничество. Третьего не дано.
— Но почему вы...
