выковыривать другого вальяжного художника из ДТП, решая на ходу вопросы с любопытными ребятами из ГИБДД.
Так что лучше — самому. Невелика жертва для молодого здорового мужика — раз в неделю сбегать на четырнадцатый этаж...
Кто-то поднимался по лестнице.
В блоке стояла тишина, шаги легкие, еле слышные. Человек бодренько топал наверх и что-то насвистывал.
Человек добрался до последнего этажа, шумно перевел дух и уже буквально в трех метрах от меня незлобиво пробормотал:
— Вот же забрались, педрилы...
И вдруг несколько изменившимся голосом протянул:
— Ага!
Я перестал дышать. Влип спиной в стену, крепко сжал рукоять пригревшегося под мышкой табельного «ПМ» и напружинил ноги для толчка.
Раздался негромкий, приглушенный перекрытием звонок. Спустя несколько секунд — щелчок отпираемого замка, сладенький певучий голос (не понял, мужик или баба?!):
— Ой, а мы уж заждались!
— Да брось ты — «заждались»! На часы посмотри, как договаривались — минута в минуту!
Щелчок замка, легкий стук двери... Тишина.
Я осторожно приоткрыл дверь. Пусто.
Только сейчас заметил: за эту минуту я вспотел так, словно в хорошем темпе кросс пробежал.
Интересно... Если все нормально, то по какому поводу вот это «ага!» изменившимся голосом?
Выдержав трехминутную паузу, я взял свои пакеты и спустился к мусоропроводу между тринадцатым и четырнадцатым этажом. Открыл лоток, положил в него один пакет, в очередной раз проверил, хорошо ли вынимается пистолет из «оперативки».
Опять ждем...
В этот раз ждать долго не пришлось. Буквально через пару минут раздался уже знакомый щелчок замка, сладкий голос проблеял:
— Доброго здоровья вам. Если что — позвоним.
— Ну уж нет, давайте обойдемся без этих ваших «если что»!
— Хи-хи...
Я повернулся лицом к мусоропроводу, краем глаза фиксируя лестничный марш.
Стук двери. Щелчок замка. Теперь он прозвучал как опускаемый вниз переводчик автоматного предохранителя.
Легкие шаги, силуэт на лестничном марше...
Ну теперь-то уж «пустой» — что, на лифте принципиально не катаемся?!
Я резко обернулся, выставил «ствол» и негромко скомандовал:
— Стой.
Товарищ Исаев собственной персоной. Смотрит как-то странно...
— Не делай резких движений...
Нет, он не испуган. В глазах — усталость, безысходная горечь и глубокое понимание происходящего. Вот такой непростой и насыщенный коктейль чувств.
Из-под полы пиджака видна рукоять упакованного в плечевую кобуру пистолета. Дальше все должно быть, по идее, как обычно в похожих ситуациях: руки на затылок, лицом к стене, ноги врозь, «ствол» изъять в первую очередь...
Но я не делаю этого. Мне немного не по себе. Да нет, даже не «немного»...
Я почти что в ауте.
Это, оказывается, очень непросто. Этот взгляд...
— Гхм... Пошли на крышу.
— Пошли...
Исаев послушно разворачивается и топает на чердак. Я следую в четырех шагах сзади.
Для меня сейчас лучший исход — перестрелка.
Он не спецназовец, такой же опер, как и я, мы имеем примерно одинаковую подготовку. Мы даже чем-то похожи...
Я по-любому успеваю раньше, у меня преимущество. Дам ему выдернуть «ствол» из кобуры, подожду, пока развернется, и легко пущу пулю в сведенное гримасой боевой ярости лицо. Легко. Потому что это уже будет схватка. Не на жизнь, а на смерть. Кто кого.
И плевать на просьбу генерала насчет «нечаянно споткнется и сломает шею». Хорошо просить о
