— Он был богатый?
— Куда он уехал?
— Почему он уехал?
— Он умер?
— Он вернется?
— Какой он был?
Только в последнем случае мать сумела до известной степени удовлетворить его любопытство. Джон Парри был красивым, умным и отважным офицером Королевского флота; выйдя в отставку, он стал профессиональным исследователем и не раз возглавлял экспедиции в самые отдаленные уголки мира. Этот рассказ привел Уилла в восторг. Разве не чудесно быть сыном настоящего путешественника? С тех пор отец незримо сопровождал мальчика во всех его играх: они вместе прорубали себе дорогу в джунглях, пристально вглядывались в даль бушующего моря с палубы своей верной шхуны, поднимали факел, чтобы разобрать таинственные иероглифы на стене грота, кишащего летучими мышами… Они стали самыми близкими товарищами, они спасали друг другу жизнь бесчисленное множество раз, они смеялись и разговаривали, засиживаясь у походного костра далеко за полночь.
Но чем старше становился Уилл, тем больше у него возникало сомнений. Почему у них в доме не было снимков, где отец был бы запечатлен сидящим на нартах в обществе людей с заиндевелыми бородами или изучающим покрытые лианами руины в тропическом лесу? Неужели не сохранилось ни одного трофея или сувенира из тех, которые он должен был привозить с собой? И отчего в книгах знаменитых путешественников нет ни единого упоминания о нем?
Мать этого не знала. Но как-то раз она сказала одну вещь, запомнившуюся ему накрепко. Она сказала:
— Наступит время, когда ты двинешься по стопам своего отца. Ты тоже станешь великим человеком. И унаследуешь его мантию…
И хотя Уилл не понял толком, что это значит, он ухватил суть материнских слов и почувствовал гордость и уверенность в своих силах. Значит, всем его мечтам суждено сбыться. Его отец жив — он просто заблудился в каких-то дебрях, но Уилл придет к нему на помощь и в благодарность получит от него мантию… Если у тебя есть такая прекрасная цель, ради нее можно перетерпеть многое.
И он никому не говорил, что с его матерью что-то неладно. Временами она вела себя спокойнее, чем обычно, и ее сознание прояснялось; тогда он учился у нее тому, как делать покупки, готовить еду и убирать в доме, чтобы потом, когда на мать снова нападут страх и смятение, можно было вести хозяйство без ее помощи. Он научился скрывать не только свои чувства, но и себя самого: быть незаметным в школе и не привлекать внимания соседей даже в те периоды, когда мать почти теряла дар речи от ужаса и помутнения рассудка. Сам Уилл больше всего опасался того, что власти узнают о происходящем, заберут у него мать и поселят ее в специальном заведении, среди чужих людей. Хуже этого ничего нельзя было себе представить. Потому что порой тучи, омрачавшие разум его матери, рассеивались; тогда она снова становилась счастливой, смеялась над своими страхами и благодарила его за то, что он так хорошо о ней заботился. В такие дни он понимал, что у него не может быть более ласкового и любящего товарища, и мечтал только о том, чтобы жить вдвоем с матерью до скончания века.
А потом появились незнакомцы.
Они были не из полиции и не из социальных служб; насколько Уилл мог судить, не были они и преступниками. Несмотря на все попытки Уилла спровадить их, они не объяснили ему, что им нужно, и настояли на том, чтобы поговорить с его матерью. А она тогда как раз была не в лучшей форме.
Но он остался под дверью и услышал, как они спрашивают ее об отце; ему сразу стало труднее дышать.
Незнакомцы хотели знать, куда пропал Джон Парри, и посылал ли он ей оттуда что-нибудь, и когда она в последний раз получала от него весточку, и имел ли он связи с какими-либо иностранными посольствами. Уилл слышал, как мать волнуется все сильнее и сильнее, и наконец не выдержал: он вбежал в комнату и сказал этим людям, чтобы они уходили.
Он выглядел таким разъяренным, что незнакомцы не стали над ним смеяться, хотя он и был всего лишь мальчишкой. Они запросто могли бы сбить его с ног или оторвать от пола одной рукой, но он не испытывал страха и буквально пылал от гнева.
И они ушли. Этот случай, разумеется, укрепил его убеждение в том, что Джон Парри попал в беду и помочь ему может только он, Уилл. Его игры перестали быть детскими, и он уже не играл в них открыто. Прежние фантазии постепенно обращались в реальность, и он должен был оказаться на высоте.
Вскоре после этого незнакомцы вернулись — якобы потому, что мать Уилла обещала им кое-что сообщить. Они пришли, когда Уилл был в школе, и один из них занимал ее разговором наверху, а другой в это время шарил по комнатам. Она не заметила, что происходит. Но Уилл вернулся домой раньше обычного, увидел непрошеных гостей и снова набросился на них, и снова прогнал прочь.
Они словно знали, что он не пойдет в полицию из опасения, что мать могут с ним разлучить, и потому становились все более и более настойчивыми. В конце концов они вломились в дом, когда Уилл покинул его, чтобы привести мать из парка: в последнее время ее расстройство усугубилось, и она была убеждена, что ей необходимо дотронуться до каждой отдельной дощечки каждой скамейки вокруг пруда. Уилл помогал ей, чтобы дело шло быстрее. Добравшись наконец домой, они увидели, как машина незнакомцев поворачивает за угол, выезжая из их тупичка, а потом Уилл обнаружил, что они обыскали почти все шкафы и ящики.
Он сообразил, что им нужно. Зеленый несессер для бумаг был самым драгоценным достоянием матери; Уилл не мог и помыслить о том, чтобы заглянуть в него, и даже не знал, где мать его хранит. Правда, он знал, что там лежат какие-то письма, и иногда видел, как мать читает их и по ее лицу текут слезы; именно в эти дни она рассказывала Уиллу о его отце. Вот почему Уилл предположил, что незнакомцы ищут тот самый зеленый несессер, и понял, что им с матерью нельзя просто сидеть и ждать. Надо было действовать.
Сначала он решил найти какое-нибудь безопасное убежище для матери. Он думал и думал, но у него не было друзей, к которым он мог бы обратиться с просьбой приглядеть за нею, а соседи уже и так что-то подозревали; единственным человеком, внушающим ему доверие, была миссис Купер. Выполнив первую часть своего плана, он собирался найти зеленый кожаный несессер, посмотреть, что в нем находится, а затем поехать в Оксфорд и попытаться найти там ответы на кое-какие из своих вопросов. Но незнакомцы вернулись слишком рано.
И он убил одного из них.
Так что теперь за ним будет охотиться еще и полиция.
Что ж, он привык казаться незаметным. Теперь ему придется употребить на это все свои силы: ему нужно, чтобы его
Вечером того же дня — точнее говоря, ближе к полуночи — Уилл, полумертвый от усталости, выходил за пределы Оксфорда в шестидесяти километрах от своего дома. Он добирался сюда на попутных машинах, на двух автобусах и пешком, но приехал в Оксфорд только к шести часам, когда выполнять задуманное было уже поздно. Поэтому он перекусил в кафе «Бургер-кинг» и пошел в кино, чтобы спрятаться (что за фильм там показывали, он забыл еще до конца сеанса); а теперь он шагал среди пригородных коттеджей по бесконечному шоссе, идущему на север.
До сих пор никто его не заметил. Но Уилл понимал, что ему нужно поскорее найти место для ночевки: ведь ночью одинокий мальчик на дороге гораздо больше бросается в глаза. К сожалению, в садах уютных домиков, мимо которых он шел, трудно было надежно схорониться, а открытая сельская местность все никак не показывалась.
Он достиг крупной развязки на пересечении своего шоссе с Оксфордской кольцевой, которая шла здесь с запада на восток. В этот ночной час машин на дорогах было совсем немного, и уютные домики, разбросанные поодаль среди зеленых лугов, окружала почти полная тишина. По обочинам дороги росли высаженные в два ряда грабы — чудные деревья с густыми, абсолютно симметричными кронами, похожие скорее на детские рисунки, чем на творения природы, — и при свете уличных фонарей вся сцена, представшая перед глазами Уилла, выглядела искусственной, точно театральная декорация. Уилл плохо соображал от усталости и, наверное, двинулся бы дальше на север или приклонил голову на траве под
