сообщенные, были частично нам известны, но все же пригодились… Однако пригласил я вас ради другого… Как вы полагаете, Алексей Фролович, в чем сейчас самая насущная нужда молодой нашей республики?
— Право, затрудняюсь ответить… Вероятно, во всяческом упрочении, в стабилизации…
— Совершенно правильно! В упрочении, в создании своего собственного государственного аппарата взамен старого, который мы сломали и который встал на путь откровенного саботажа, мешая нам на каждом шагу. А для этого нужны знающие люди…
— Но при чем здесь я?
— Идите к нам, Алексей Фролович, — сказал Дзержинский. — Чрезвычайная Комиссия очень нуждается в знающих специалистах.
— Но я ведь…
— Не были никогда ни сыщиком, ни следователем? Это вы хотите мне сообщить? А нам, кстати, сыщики и не требуются… Вот у меня второй день лежит балансовая документация Коммерческого банка. — Дзержинский взял красиво переплетенный том, подвинул его к Филиппову. — Не познакомиться ли вам с ней? Сдается мне, хоть я и не финансист, что господа члены правления в чем-то хотят нас обвести вокруг пальца.
— Право, это так неожиданно…
— Открою маленький секрет, Алексей Фролович, — улыбнулся Дзержинский. — Когда меня назначили в Чрезвычайную Комиссию, это для меня тоже было неожиданностью…
Феликс Эдмундович умел разбираться в людях. Не ошибся он и пригласив сотрудничать в Чрезвычайной Комиссии Алексея Фроловича Филиппова.
Обширные познания бывшего главы банкирского дома «Филиппов и К0» помогли чекистам в борьбе с явным и скрытым саботажем, которым занимались банковские чиновники Петрограда. И документация Коммерческого банка, как и предполагал Дзержинский, оказалась ловкой подделкой: Филиппов это неопровержимо доказал.
В одном из документов, выданных Алексею Фроловичу за подписью Дзержинского, говорится, что «Всероссийская Чрезвычайная Комиссия просит безотлагательно представить к обозрению А. Ф. Филиппову все необходимые справки, цифровые данные и делопроизводство правления Русско-Балтийского судостроительного завода».
Такого рода поручения А. Ф. Филиппов выполнял неоднократно, а в конце января 1918 года после недолгой беседы с председателем ВЧК выехал за границу.
Задание Дзержинского было весьма ответственным и сложным. Государственной независимости соседнего народа, приобретенной в результате Октябрьской социалистической революции, угрожала опасность. Резко обострились классовые противоречия в стране, контрреволюция начала кровавую расправу над пролетариатом. И, самое опасное, возросла активность немецких империалистов в этой стране, что создавало угрозу революционному Петрограду,
— Доброго вам пути, товарищ Арский, и ждем от вас хороших вестей, — сказал на прощание Феликс Эдмундович.
В архивах сохранились письма «товарища Арского», присланные в ВЧК из-за границы. Это обстоятельные и весьма толковые разборы быстро меняющейся обстановки в стране.
«Наши недруги ведут здесь политику искусственного примирения матросов и солдат с буржуазной белой гвардией, — пишет он на имя Дзержинского. — Все это делается не для отпора немцам, влияние которых здесь велико, а для похода на большевиков в Петрограде».
«Если будет признано необходимым оставить флот здесь на некоторое время, надо прислать в помощь боевых большевиков для поднятия духа матросов».
В другом письме «товарищ Арский» сообщает «о циркулирующих в здешних кругах мнениях о возможности немецкого наступления на Петроград».
Вся эта информация, как и надеялся Феликс Эдмундович, была весьма своевременна. Данные, о которых сообщал «товарищ Арский», неоднократно докладывались В. И. Ленину.
В марте 1918 года Всероссийская Чрезвычайная Комиссия переехала в Москву. Вскоре после этого уехал в Москву и Алексей Фролович Филиппов, активный и деятельный сотрудник Особого отдела. И не раз еще выполнял он поручения Дзержинского.
Леонард Гаврилов
В ПЕТРОГРАДЕ ОСТАЕТСЯ УРИЦКИЙ
Люди, поселившиеся в меблированных комнатах дома № 66 по Невскому проспекту, до некоторого времени не привлекали к себе внимания, старались жить потише. Большую часть времени проводили за игрой в карты. Но однажды, погожим мартовским днем, они оживились. Один из жильцов только что вернулся с улицы, не снимая шинели прошагал прямо к столу, бросил на него сложенную вчетверо газету и лишь тогда, отвечая удивленным взглядам людей, прервавших карточную игру, объявил:
Поздравляю вас, господа! День нашего выступления близок. Большевики бегут. Переселяются, так сказать, в глубь матушки России.
К газете потянулось сразу несколько рук.
«Известия» сообщали, что 11 марта 1918 года специальный правительственный поезд № 4001 отбывает в Москву.
— Вывозят Совнарком? — спросил один из присутствующих.
— И Совнарком, и ВЦИК, и ЧК — все вывозят! — ликовал вошедший. — Не сегодня-завтра Петроград будет наш. Пора приступать к действиям.
По городу поползли слухи, будто большевики эвакуируются в Москву, оставляя Петроград наступающим германским войскам. На Невском проспекте подозрительные люди расклеили фальшивое воззвание от имени Петроградского Совета, в котором Петроград объявлялся вольным городом. Пряча холеные руки в карманы солдатских шинелей, смело разгуливали по улицам бывшие царские офицеры.
Притихшие было в особняках враги революции ликовали:
— Уезжает Ленин, Совнарком, ВЦИК и грозная ЧК! Значит, худо большевикам! Вот и настало время для ответного удара!
Меньшевики и эсеры, шныряя по коридорам учреждений, у проходных фабрик и заводов, открыто злорадствовали:
— Не могут большевики удержать власть. Нет у них силы, чтобы противостоять разрухе, голоду и наступающим германским войскам.
В те дни не все сторонники Советской власти правильно восприняли решение о переводе столицы из Петрограда в Москву.
— Что будет с Петроградом? — с этим вопросом шли в Смольный, в кабинет к В. И. Ленину, многие.
Анатолий Васильевич Луначарский, бывший тогда народным комиссаром просвещения, одним из первых обратился к Ленину. Буквально вбежав в кабинет, он уже с порога проговорил:
— Владимир Ильич, в городе смятенье! Население думает, что большевики бросили его на произвол судьбы! Как сделать, чтобы поддержать спокойствие и порядок в городе?
Выйдя из-за письменного стола, Владимир Ильич спокойно и просто сказал:
— Анатолий Васильевич, похоже и вы немножечко паникуете. И совершенно напрасно. Никто не собирается сдавать Петроград на милость победителей. Здесь остается Бюро ЦК нашей партии во главе со Стасовой. Остаются другие товарищи, вы, Анатолий Васильевич, и мы вам оставляем Урицкого…
Поздно вечером после разговора с В. И. Лениным вышел Луначарский из Смольного. Остановился на ступенях главного подъезда и посмотрел на окна третьего этажа. Бледно-желтым светом отражался в трех угловых окнах огонь настольной лампы, горевшей на письменном столе Ленина.
«Нет, не случайно выбор пал на Урицкого», — подумал Луначарский и представил невозмутимого и улыбающегося Урицкого, медленно, по-медвежьи идущего по коридору Таврического дворца. Луначарский невольно улыбнулся, вспомнив, как один из эсеров в последний день учредилки, понимая полнейшую
