Во дворе склада было много народу. Сначала не было видно того, вокруг чего все молчаливо столпились. Когда же вслед за Крыловым я протиснулся вперед, то внезапно словно ножом полоснуло по сердцу. В луже крови, раскинув руки, лежит молодой солдат. Полуоткрытые глаза тускло смотрят в серое небо. Совсем молоденький, почти мальчишка...
Криминалисты приступили к делу. Сфотографировали убитого, шаг за шагом обследовали место происшествия.
Я плохо следил за тем, что происходило. Все было как в тумане. Кружилась голова. Тошнило.
— Удар ножом под лопатку. Прямо в сердце! — все время мне слышался приглушенный голос врача.
«Как просто убить человека!» И сразу представил себе: ничего не подозревающий солдат ходит взад- вперед. На посту он уже не впервые. И всегда тихо. За все время ни одного ЧП. Ходит, о чем-то думает. Может быть, мечтает о доме. И вдруг кто-то сзади! Удар! Боль... Темнота...
— Что удалось выяснить? — резко спросил Крылов.
— Очень мало, товарищ майор государственной безопасности. Вот через это отверстие похищены ящики с толом.
Криминалист посветил фонариком, и я увидел разрытую землю, развороченные обломки бревен.
— На почве следы калош, покрытые пленкой нефти. В переулке — отпечатки шин грузовика. Преступники опытные. Собака следы взять не может... — и криминалист беспомощно развел руками.
По дороге в гостиницу я спросил у Крылова, кого подозревают в налете на склад.
— Ничего пока мы не знаем, — озабоченно отвечал майор, — ясно лишь одно — фашисты перешли в наступление. Уголовники на такое не пойдут. — И, помолчав, добавил: — Единственное, что известно, — несколько дней подряд часов в девять вечера напротив склада появлялся дворник в белом переднике и начинал мести улицу... Будем искать. Наше дело с вами, дорогой Володя, такое: искать, находить и вновь приниматься за поиски!
V
В самом начале рабочего дня неожиданно позвонил Крылов:
— Отложите все и спускайтесь вниз. Поедете со мной.
Когда я сбежал по лестнице, Крылов сидел в машине. Проехали через весь город. Машина остановилась возле мрачного здания городской тюрьмы. Прошли длинными коридорами, пока не оказались в кабинете следователя. Два окна, выходящие во двор, закрыты металлическими сетками. В кабинете ничего лишнего. Письменный стол, несколько стульев.
— Будете вести протокол, — обратился Крылов к переводчику, — а вы, Володя, обратите внимание на внешний вид этого человека, постарайтесь хорошенько запомнить его приметы. А лучше всего — запишите их.
— Ваше имя? — спросил Крылов.
Переводчик повторил арестованному по-немецки.
— Ганс Виндлер. Я немец.
— Ганс Виндлер... Вас арестовали при переходе пограничной линии.
— Да...
— У вас были отобраны деньги — пятьдесят тысяч рублей и инструкция к диверсионным действиям. Для кого они были предназначены?
— Не знаю...
— Кому вы должны их передать?
Не поднимая головы, Виндлер ответил:
— Я ничего не знаю.
— Странно. Не для себя же вы несли инструкцию, в которой даются наставления для бандитских действий?
— Нет, не для себя.
— Для кого же?
— Этого я не знаю...
Крылов глубоко затянулся папиросой.
— Такой ответ нас не устраивает. Вы имеете право отказаться от показаний, но отвечать «не знаю»... это смешно. Веда для кого-то инструкция предназначена?
Виндлер молчал.
— Ну, так что же?
Виндлер сидел в той же позе. Плечи опущены. Волосы на лбу взмокли.
Крылов ждал. Немец должен был заговорить. Все улики налицо. Посидит, подумает и выложит все, что надо. Но в том-то и дело, что заговорить он должен не завтра и не послезавтра, а сегодня. Дорога каждая минута. Виндлер имеет прямое отношение к фашистской организации — в этом нет сомнений. Поэтому и нужно как можно скорее вытянуть из него все сведения.
— Значит, не хотите говорить? Тогда не будем терять время и прекратим допрос! — бросил Крылов.
Он встал, всем своим видом показывая, что допрос окончен.
— Объясните ему, что, отказываясь от дачи показаний, он усугубляет свою вину, тогда как откровенное признание будет принято во внимание советским судом и поможет облегчить его участь...
Переводчик объяснил. Глаза Виндлера растерянно заметались. Он смотрел то на Крылова, то на переводчика.
— Вы говорите правду? Я получу снисхождение?
— Я вас не обманываю.
Виндлер снова опустил голову. Еще больше сгорбился. Наступило томительное молчание. Все понимали, что происходит в душе этого человека.
— Хорошо. Я верю. Деньги и инструкцию я должен вручить руководителю организации Мергелису.
— Где вы должны вручить?
— У него на квартире.
— Адрес?
— Улица Франко, девять.
— Имеет ли условное название операция?
— Да, имеет. Операция называется «Фейерверк».
— Почему она получила такое название?
— Я точно не знаю. За границей стало известно, что организация раздобыла оружие. Она будет действовать.
— Так, — Крылов нахмурился. Подошел к столу, о чем-то размышляя. Положил недокуренную папиросу на край пепельницы и, подойдя почти вплотную к арестованному, спросил:
— Как вы встретитесь с Мергелисом? Знаете ли его в лицо?
— Нет.
— А он вас?
— Тоже не знает.
Крылов почему-то посмотрел в мою сторону. Чуть-чуть усмехнулся.
— Значит, должен быть пароль?
— У меня нет пароля.
— Послушайте, мы с вами условились говорить начистоту. Пароль должен быть.
Виндлер растерянно моргал. Пот катился по его лицу.
— Они меня уничтожат...
— Вот оно что! — рассмеялся Крылов... — Пока вы у нас, бояться вам нечего.
Виндлер усмехнулся.
