— Гражданка Федеративной Республики Германии?
— Совершенно верно...
— Национальность?
— Немка!
— Год рождения?
— Тысяча девятьсот сорок пятый!
— Место рождения?
— Гамбург...
— Профессия?
— Переводчица...
— Вы служите в каком-нибудь учреждении?
— Нет. Я работаю по договорам. Иногда перевожу книги...
— Ваш отец Эрих фон Ламердинг?
— Эрих фон Ламердинг...
— Бывший генерал рейхсвера, командир дивизии на Восточном фронте?
— Да, он был генералом...
— Вам известно что-нибудь о его судьбе?
— Этим вопросом я обязана приглашению к вам?
Следователь помедлил с ответом. Ответил уклончиво:
— Отчасти...
— Мой отец погиб в сорок пятом году в Берлине, защищая город от штурма советских войск.
— Вам известна дата его смерти?
— Да. Двадцать восьмого апреля тысяча девятьсот сорок пятого года. Он застрелился в час, когда дальнейшая борьба стала бессмысленной!
— Откуда это вам известно?
— Мне об этом рассказывала моя мать...
Следователь приостановил вопросы об ее отце. Мы входили в соприкосновение с семейной тайной, и надо было продумать, касаться ли ее. По нашим сведениям, труп генерала был обнаружен советской похоронной командой среди замерзших.
Я решил переключить внимание на другой предмет.
— Скажите, госпожа Ламердинг, — начал я. — Вам знаком советский инженер Чарустин?
Я должен был отдать должное этой женщине. Она умела владеть собой, оставаться холодной и надменно-вежливой в самые острые минуты.
Она взглянула на меня и тут же отвела глаза.
— Теперь я понимаю... Вас не может интересовать судьба моего отца. Он умер двадцать с лишним лет тому назад. Вас интересует Чарустин. Но я хотела бы знать, по какому праву вы мне задаете эти вопросы?
Следователь представил меня.
— Советский следователь! — повторила она слова моего коллеги. — Теперь мне понятно, почему меня задержали. Я сопровождала его как переводчица, встречалась с ним...
— Скажите, известен ли вам немецкий гражданин Фишер?
— Фишер? — медленно произнесла Гертруда. — Фишер? Вообще, может быть, и найдется в числе моих знакомых человек с такой фамилией. Но я не улавливаю связи между первым вопросом и вторым.
— Фишер... Может быть, вам известен человек под именем и фамилией Эрвин Эккель!
— О! — воскликнула Гертруда. — Эрвин Эккель мне известен. Правда, в число своих знакомых я не хотела бы его заносить...
— Эрвин Эккель и Фишер — это одно лицо!
— О Фишере мне ничего не известно. Эрвин Эккель... Это непорядочный человек.
Я как бы между прочим заметил:
— Инженер Чарустин хранит ваш портрет у себя на столе.
— Мой портрет? — переспросила она несколько удивленно.
— Да, ваш портрет.
— Это мой подарок. Я не рассчитывала на такое внимание.
— Почему же?
— Это очень личное... Я не думаю, что я должна здесь объяснять эти вещи... Вы меня спрашивали об Эккеле! О нем и будем говорить...
До этой минуты я не мог заметить никакой игры. Удивление ее было искренним. В голосе, когда она говорила о Чарустине, была озабоченность.
Все это крайне не подходило к той роли, которую ей отводил в своих показаниях Фишер — Эккель.
Передо мной стоял выбор. Или кое-что рассказать ей о неприятностях Чарустина, или на некоторое время вернуться к вопросу об ее отце, чтобы несколько прояснилась ее личность. Потянуть с острым вопросом никогда не мешает, отложить его, подготовиться к нему. И я резко перевел разговор.
— Госпожа Ламердинг! У меня еще есть один недоуменный вопрос. Он касается вас лично. Заранее прошу извинения за вторжение в ваши семейные дела. Вы сказали, что ваш отец Эрих фон Ламердинг застрелился в тысяча девятьсот сорок пятом году... Я хочу только уточнить. Ваш отец, генерал фон Ламердинг, насколько мне известно, погиб в декабре сорок второго года под Сталинградом.
На этот раз мое сообщение произвело впечатление. Гертруда выпрямилась, она даже подняла к лицу руку, как бы отстраняя это известие.
— Этого не может быть! — вырвалось у нее. — Я родилась в сорок пятом году! О смерти отца рассказывали мне мать и мой брат!
Я попросил своего коллегу предъявить Гертруде ту часть показаний Фишера, где говорилось о ней. Гертруда прочла и подняла на меня глаза. Выдержка начинала ей изменять.
— Я не понимаю, почему он говорит, что Ламердинг не мое имя... У вас есть фотография генерала Ламердинга, погибшего в Сталинграде?
— Есть! — коротко ответил я и попросил показать фотографию.
На стол легла фотография Ламердинга. Она взглянула на фотографию и пожала плечами.
— Это не он! Этот человек ничего общего не имеет с моим отцом.
— Стало быть, Фишер прав, — заметил я. — Вы носите чужое имя...
Гертруда покачала головой.
— В том, что говорил Фишер, нет ни слова правды. Деньги. Никаких он мне денег не платил и не собирался платить! У нас вообще о деньгах разговора не было.
— Вы знали, что Фишер связан с разведкой?
— Знала.
— Вы получали от него задания по линии разведки в отношении Чарустина?
— Получала...
— Он руководил вами?
— Да, руководил.
Мой коллега взял у Гертруды фотографию генерала фон Ламердинга и спросил:
— Как же быть с вашим именем? Кто же ваш отец?
— Эту фотографию я вижу впервые. Я ничего не понимаю... Отец... Значит, у нас с моим братом разные отцы?..
— У вас есть фотография вашего отца?
— С собой нет. Я должна спросить обо всем этом мою мать... При чем здесь мой отец? Вас интересует Эккель...
11
