неделю. За семь дней он рассчитывал обернуться без особой спешки.
Ему надо было слетать в Свердловск, чтобы забрать рацию, которая хранилась у Уткина Первого и которая была замаскирована под рядовую советскую «Спидолу».
Тут следует объяснить, что Уткин Второй не ведал о существовании Первого. В центре ему было сказано следующее: при удобном случае он должен явиться в Свердловск по такому-то адресу, где на чердаке в пожарном ящика с песком будет спрятан приемник. Разумеется, он сделает это скрытно.
Может возникнуть вопрос: как же так? Ведь за Уткиным Первым с самого начала велось неотступное наблюдение. О существовании у него «Спидолы» было известно. Если, переезжая из Свердловска в Челябинск, он был без приемника, это не могло пройти мимо внимания наблюдавших за ним, и они должны обеспокоиться. Однако вся штука в том, что Уткин Первый согласно инструкции, предусматривавшей такую ситуацию, еще задолго до переезда сумел осуществить нехитрый план. Сначала он намеревался приобрести настоящую «Спидолу» в радиомагазине, но популярных приемников в продаже не было. Тогда он стал искать подержанную, и в конце концов один из клиентов, которому он устанавливал на квартире телефонный аппарат, продал ему свою «Спидолу» за полцены. Уткин пронес ее к себе незаметно, в чемоданчике. Уезжая из Свердловска, рацию он закопал в пожарном ящике, а вновь приобретенную «Спидолу», когда ехал на вокзал, повесил себе на плечо.
Сейчас Уткин Второй беспрепятственно — ведь он еще вне поля зрения чекистов — слетал в Свердловск, разыскал чердак и извлек из-под песка упакованную в целлофан рацию. И вернулся на пятый день.
С 12 июня 1971 года Владимир Иванович был зачислен в штат телефонного узла и начал работать.
Домна Поликарповна не могла нарадоваться на своего нового жильца. Уткин выдал ей единовременно триста рублей, и они договорились, что он будет платить каждый месяц по сто рублей.
В договоре о сдаче комнаты гражданкой Валуевой гражданину Уткину проставлено было пятнадцать рублей. «Так все делают, — объяснила она. — Записывают одну сумму, а платят другую»...
С Домной у него сложились ровные дружеские отношения. Она никогда не заводила лишних разговоров о том, кто он такой на самом деле, зачем прибыл и тому подобное. Он всячески проявлял уважение к ней и в свою очередь не интересовался подробностями ее довоенного и военного прошлого. По обоюдному молчаливому согласию они вели себя друг с другом так, словно он самый обычный квартиросъемщик, а она просто квартиросдатчик.
НИЧТО НЕ ПРОХОДИТ НЕЗАМЕЧЕННЫМ
Когда генерал Сергеев сказал Маркову, что разведцентр, заславший человека с «Одиссея», явно переусердствовал, он имел в виду следующее. Если центр заготовил этому новому агенту легенду под Уткина Первого, то, значит, за кордоном рассуждали так: «Одиссей» приедет на место; устроится, а коли милиции или отделу кадров захочется проверить, откуда он явился, все будет предельно чисто, ибо Уткин Первый, пожив и поработав в Свердловске, обеспечил Уткину Второму, своему двойнику по документам, прочный тыл, хорошее прошлое. Но вражеский центр просчитался. Чекисты приняли решение искать не вообще Жолудева и Уткина Второго, а обращать внимание лишь на того, кто переезжал с места на место в последнее время и работал, скорее всего, телефонистом.
Но, учитывая колоссальные размеры страны и бесчисленное количество городов, сел, деревень и поселков, работа эта была огромной, особенно если учесть, что поиск надо было вести скрытно, соблюдая такт и осторожность, чтобы ненароком не спугнуть человека с «Одиссея». И еще чекисты обязаны были заботиться о том, чтобы никак не бросить тень на других Жолудевых и Уткиных.
Шел настойчивый поиск. По некоторым специфическим вопросам розыска были подключены органы милиции. Прошло уже более месяца, как ступил человек с «Одиссея» на советскую территорию, однако похвастаться результатами полковник Марков и его помощник майор Павел Синицын все еще не могли.
Поиск продолжался, его темпы нарастали с каждым днем. Но прошел июль, миновал август, а Жолудева-Уткина найти все еще не удалось. Ни Марков, ни Синицын ни на секунду не сомневались в конечном успехе, но время, время! Оно всегда поджимает чекистов.
И вот однажды пасмурным сентябрьским вечером, когда генерал Сергеев сидел в своем кабинете вместе с Марковым и обсуждал только что полученные последние данные, в приволжском городе произошло на первый взгляд обычное в практике работы органов госбезопасности событие. В приемную местного управления КГБ пришел заявитель и, сам того не подозревая, сделал бесценное для наших контрразведчиков и роковое для человека с «Одиссея» сообщение.
В Москву полетела внеочередная шифромолния. Как только она была получена, сразу же последовало указание полковнику Маркову вместе с майором Синицыным вылететь на место.
Полковник Марков в присутствии Павла Синицына и местного работника старшего лейтенанта Антонова принимал заявителя. Марков и сосед Домны Валуевой — работник горжилуправления Борис Петрович Евсеев сидели за столом и пили кофе. Павел и старший лейтенант расположились на диване. У Павла в руках был портативный магнитофон.
— Борис Петрович, — сказал Марков, — мы внимательно ознакомились с вашим заявлением, и у нас к вам есть ряд вопросов. Но прежде чем приступить к существу дела, нам бы хотелось, чтобы вы подробно, не стесняясь мелочей и повторений, рассказали, что побудило вас обратиться в органы госбезопасности. Вы поняли меня?
— Да, конечно.
— Вы не возражаете, если мы наш разговор запишем на магнитофонную ленту?
— Как вам будет удобно.
— Вам налить еще чашечку?
— Спасибо... Значит, не стесняясь мелочей и повторений... Хорошо. Начну все по порядку... — Борис Петрович помолчал, склонив голову, потом сомкнул пальцы замком и начал, не торопясь:
— С соседкой Домной Поликарповной Валуевой знаком я уж лет пятнадцать. С того самого момента, как она въехала в эту квартиру. Моя жена не сразу с ней подружилась, но потом все наладилось... Домна Поликарповна иногда у нас оставалась с детьми, но чаще дети у нее. Домна Поликарповна — довольно своеобразный человек... Но, может быть, это вам не интересно? — Борис Петрович поглядел на Маркова.
— Пожалуйста, рассказывайте, как считаете нужным. Нас все интересует, — сказал Марков.
— Женщина она, говорю, странная. То кажется, ну, совсем наш человек, рабочий, то такая фанаберия на нее найдет — не подступишься. Может неделю даже не здороваться, как будто вас и нет... Вообще, думаю, она с нами откровенной никогда не была. Такое у меня, во всяком случае, сложилось впечатление. Особенно о прошлом не любит разговоров — о войне там, о довоенных временах. Знаю, до войны она работала где-то в Москве. Про Москву, правда, любит поговорить... Человек она совсем одинокий. Живет на пенсию и немножко подрабатывает на машинке да жильцам комнату сдает. Родители ее, рассказывала, погибли во время голода. Воспитывалась в детском доме. Приехала сюда из Ставропольского края, из какого района — не помню... Машинистка она замечательная — стучит как пулемет... Животных любит, держала собаку... Как-то, это еще давно было, разговорилась у нас про свою несчастную любовь, жаловалась. Умер он, а она дала себе обет никогда замуж не выходить. Гордится, что сдержала слово. В последние три года комнату снимал студент. А раньше обитал у нее с полгода пожилой мужчина. Всех она официально прописывала, а этого нет... И похоже, они давненько еще познакомились... Выпить любил, и она с ним, видно, попивала, частенько ее навеселе видели в ту пору...
— Опишите его внешность, Борис Петрович.
— Внешность? — Он неопределенно пошевелил пальцами. — Полный, грузный... Глаза немного выпученные... Лысина порядочная...
— Владимир Гаврилович, позвольте мне на несколько минут отлучиться? — сказал вдруг старший лейтенант Антонов.
— Пожалуйста.
