— Но ведь “липуя” так, он ставит себя под удар, — заметил Прудько.
Кравчук тем временем поставил дуршлаг с патронами на подоконник и взглядом попросил Загоруйко подойти к нему.
— Ваня! Если со мной что-либо случится, — сказал он тихо, — передай это письмо моим!
Загоруйко, принимая конверт, понимающе кивнул головой. Они возвратились к столу. Кравчук разлил всем вино и сказал:
— Ну, давайте, за следующую встречу в Черном лесу!..
…Занимался рассвет в Карпатах. Маленький паровозик “кукушка” тащил в горы, к перевалу, словно игрушечный, поезд с платформами для леса. Сидели на них, посасывая люльки, молчаливые лесорубы из Яремче, Надвирной, Ямного, Ворохты. Среди них затерялся и Кравчук-Дыр, который возвращался из своего дальнего путешествия.
На одной из платформ разместилась группа молодежи. Курносый молодой лесоруб в зеленой тирольской шляпе, украшенной перышками фазана, наигрывал на флояре мелодию популярной “Гуцулки Ксени”.
Пели лесорубы. Тревожно гудела временами на подъемах маленькая чумазая “кукушка”.
А Кравчук, прислушиваясь к мелодии этой рожденной где-то здесь, в Прикарпатье, песни, думал о том, как много предстоит ему еще сделать, пока снова он сможет одеть военную форму и вернуться к семье.
… Он добрался к бункеру Хмары только к вечеру, усталый, голодный и, не дожидаясь ужина, оставшись наедине с вожаком, долго рассказывал ему о своем путешествии в Ригу, возмущаясь тем, что его совершенно напрасно, как бы желая подшутить, посылали к мертвому человеку.
— Но кто мог знать? — протянул Хмара. — Быть может, как и с нами, у того Мюнхена связь с латышами оборвалась надолго? А за это время и подохнуть немудрено! Потому вас и послали в Латвию, чтобы кадры проверить…
— Ну, а Буйный-Фарнега больше не пикнет! — сказал Кравчук и положил на стол его потрепанный паспорт, тот, что побывал в руках у полковника Туровцева, и черный пистолет “вальтер”. Сперва Хмара взял паспорт, потом глянул небрежно, но очень пытливо па номер пистолета и, пододвигая его к себе, спросил:
— Предал?
— То для нас человек конченый, — сказал Кравчук, подсаживаясь к столу.
Обнаженный до пояса, Березняк шел полянкой к ручейку, чтобы помыться. Кравчук догнал его и, трогая геолога за локоть, тихо спросил:
— Ну, так как, друже Щука, обстояло дело с теми подводными лодками под Зеленым мысом?
Остановился как вкопанный Березняк, побелел. Первая мысль, которая возникла у него в голове, — не его ли, Березняка, показания, данные в свое время бандитам, послал проверять в глубь страны Хмара?
— Когда-то было, — протянул Березняк небрежно, — может, эти лодки сейчас куда-нибудь переместились?
— Спокойно! — шепнул Кравчук и передал Березняку фотографию.
Геолог осторожно взял ее в руки, перевернул и прочел:
“Этому товарищу, Генка, можешь доверять, как мне. Целую тебя крепко. Привет от мамы. Твоя Тоня”.
— Так вы?.. Боже! — не в силах скрыть свою радость, Проронил Березняк.
— Тихо! — бросил Кравчук. — Там поговорим! — И он показал на шумящий ручеек.
…Наклонились оба над быстрой водой, ополаскивают ею лица, и шум ручейка заглушает быстрый шепот Березняка.
— …А когда я это узнал, мне понятно стало, что и присягу надо принять, и в доверие войти любыми способами. Стоило это делать! Все, что я узнал здесь, — для вас важнее…
— Хмара вам доверяет, как думаете?
— По-моему, да, — шепчет Березняк. — Раньше он давал мне чистить оружие без патронов, а сейчас оставляет заряженные и свой “вальтер” и автомат. Только Смока я сильно побаиваюсь. Тот никому не верит. Даже оружие чистит сам…
За всю его жизнь не было более приятного и радостного, освобождающего от сомнений и терзаний разговора, чем тот, который вел Березняк над быстрым поточком полушепотом с Кравчуком. Чтобы не привлекать внимания бандитов, он то и дело ополаскивал грудь и руки холодной горной водой, запоминая каждое слово, которое в устах Кравчука звучало теперь как военный приказ.
Многое теперь зависело от того, удастся ли ему постепенно заменить все патроны в бандитских автоматах и пистолетах теми вареными, которые принес и закопал неподалеку от бандитского лагеря в известном им вдвоем тайнике Кравчук.
На оперативном совещании у полковника Прудько лежал теперь на столе план тайника Хмары, скопированный Березняком. Это была большая удача! Сколько неразгаданных еще тайн хранилось за этим простым и очерченным листком бумаги! Сколько человеческих жизней можно было спасти и сколько врагов обезвредить, прежде чем они навредят людям, желающим жить мирно.
— Мы получили этот план сегодня вечером через “контактный пункт” возле Пасечной от наших товарищей, которые находятся сейчас в банде Хмары, — объявил Прудько. — В записке Кравчука сообщается, что в любую минуту Хмара может либо перепрятать все то, что хранится у него в тайнике, либо вообще уничтожить эти документы. Ну, а допустим такое: в перестрелке с нами Хмара гибнет. Новый тайник остается нераскрытым либо известным только кому-нибудь из его доверенных лиц. Тогда мы снова долго не будем знать о корнях, которые оставили бандиты на нашей земле, об их резидентуре, их запасной сетке. Каков же вывод, я вас спрашиваю?
— Разрешите, товарищ полковник? — поднялся Загоруйко. — Мне кажется, тайник надо брать немедленно.
— Брать или… узнать все, что скрывается в тайне до захвата Хмары, узнать и оставить как бы нетронутым, чтобы их не всполошить до поры до времени? — поправляет майора Прудько.
— Я думаю, надо… сперва узнать, но очень осторожно…
— Вот так-то вернее, — согласился полковник, — а об этом мы потолкуем уже отдельно. — И, обращаясь к присутствующим на совещании, попросил: — Не расходитесь, товарищи. Повремените…
Уже продолжительное время, оставшись наедине в зале, где проходило совещание, беседовали Загоруйко и полковник. Прудько по-отечески обнял Загоруйко и сказал:
— Смотрите, дело добровольное, и я вас не принуждаю. Я думал было послать туда Паначевного — он холостяк, а у вас семья…
— У Кравчука тоже семья, дети, — заметил майор, — но он сейчас подвергается большой опасности. А я когда-то сапером был.
— Это верно, — согласился полковник. — Но помните: этот план, добытый Березняком, только ориентир, доверять ему полностью нельзя.
…Глухие раскаты грома сотрясали Черный лес на близких подступах к Сонному урочищу, а быстрые молнии то и дело вырывали из темноты мокрые стволы колеблемых ветром высоких буков, потоки сильного косого дождя и далекую скалу, где был скрыт тайник Хмары.
Долго ползали по мокрой земле Загоруйко и его солдаты из оперативной группы.
Они задержались у столба с выжженным номером “152”, сделанным лесным обходчиком, и Загоруйко, сверив под плащ-палаткой при свете фонарика это место с указаниями на плане, тушит фонарик и шепчет солдатам:
— Я ползу дальше, а вы сторожите здесь. Если охранники пойдут проверять тайник, — хватайте их тихо. Без выстрелов. И полная тишина!
Он ползет дальше. Очень осторожны движения Загоруйко. Пальцы его легко ощупывают каждое препятствие на пути, каждый прутик
В колыбе неподалеку от Сонного урочища был расположен пункт охраны тайника Хмары, в котором обычно денно и нощно дежурили бандиты. Вот и сейчас, несмотря на грозу, бушующую над Карпатами, и гулкие раскаты грома, там лежали на мокрой соломе, укрывшись с головой плащ-палаткой, Орест и Джура.
