— Прекрати! — велела Лиза. — Не то лопнешь!
Ник выпустил воздух.
— Ничего не выходит, — признался он, — Может, мне удастся стукнуть его камнем и просто удрать…
Камней поблизости не было, поэтому Ник взял пресс-папье из цветного стекла и взвесил в руке, прикидывая, получится ли бросить его с такой силой, которая остановит Эбенейзера Болджера.
— Их там уже двое, — сообщила Лиза. — Если один тебя не сцапает, то сцапает второй. Они хотят, чтобы ты показал им, где взял брошь, и тогда они разроют могилу и заберут сокровища, — Лиза покачала головой, — Как тебя угораздило сотворить такую глупость? Ты же знаешь правила насчет выхода за пределы кладбища. Ты сам нарвался на неприятности.
Ник почувствовал себя глупцом и ничтожеством.
— Я хотел раздобыть надгробие для тебя, — тихо произнес он, — И думал, что оно дорого стоит. Вот я и решил продать ему брошь и купить надгробие.
Лиза промолчала.
— Ты сердишься?
Девочка покачала головой.
— Ты первый за последние пять сотен лет, кто старается ради меня, — сказала она с тенью гоблинской улыбки, — С чего мне сердиться? Кстати, а что ты делаешь, когда пытаешься истаять?
— То, что мне говорил мистер Пенниуорт. «Я — пустой переулок. Проем открытой двери. Ничто. Взгляд скользнет мимо меня. Сознание не отметит моего присутствия. Я — ничто и никто». Только у меня не выходит.
— Это потому, что ты живой, — фыркнула Лиза, — У живого человека это никогда не получится. У нас, мертвых, это срабатывает, ведь нам приходится бороться за лучшие времена, когда нас наконец станут замечать.
Девочка обхватила себя за плечи и начала раскачиваться взад-вперед, словно спорила с кем-то. Затем она произнесла:
— Ты влез в это из-за меня… Иди сюда, Никто Оуэнс.
Ник подошел — в крохотной комнатушке для этого хватило шага, — и Лиза положила ему на лоб холодную руку. Прикосновение напоминало влажный шелк.
— Ну-ка, — продолжила она. — Возможно, я смогу оказать тебе услугу.
И с этими словами Лиза забормотала что-то себе под нос, так, что Ник не мог разобрать ни слова. Потом она громко и отчетливо произнесла:
Что-то огромное коснулось Ника, прошлось, словно щеткой, с головы до ног. Мальчик задрожал и покрылся гусиной кожей, по телу побежали мурашки.
— Что ты делаешь? — спросил он.
— Протягиваю тебе руку помощи, — отозвалась Лиза, — Я, может, и мертвая, но ведьма, помнишь об этом? И мы ничего не забываем.
— Но…
— Тсс! — шикнула на него Лиза. — Они возвращаются.
Заскрежетал замок чулана.
— Эй, дружок, — раздался голос, которого Ник прежде не слышал, — Я уверен, мы с тобой поладим.
С этими словами Том Хастингс отворил дверь, но тут же застыл в дверном проеме, с озадаченным видом озираясь по сторонам. Это был редкий здоровяк, рыжий, словно лиса, и с красным носом выпивохи.
— Эбенейзер! Ты ж вроде говорил, что он в каморке!
— Да, именно, — донесся сзади голос Болджера.
— А по-моему, от него тут ни слуху ни духу.
Из-за рыжего здоровяка высунулся Болджер и оглядел комнатку.
— Спрятался, — удрученно заметил Он, глядя в точности на то место, где стоял Ник, — Зря скрываешься! — громко предупредил Эбенейзер, — Я тебя вижу! Вылезай-ка!
Двое мужчин вошли в чулан; Ник неподвижно стоял между ними, подобно столбу, и думал об уроках мистера Пенниуорта. Мальчик не реагировал и не шевелился. Взгляды мужчин скользили мимо него.
— Ты пожалеешь, что не вышел, когда тебя звали! — пригрозил Болджер. Он закрыл дверь и обратился к своему приятелю: — Давай-ка, перекрой выход, чтобы мальчишка не удрал.
И Эбенейзер двинулся в обход; он заглянул за коробки, неловко наклонившись, посмотрел под стол, прошел совсем рядом с Ником и открыл шкаф.
— Я тебя вижу! — крикнул он, — Вылезай!
Лиза хихикнула.
— Что это было?! — удивился Том Хастингс, резко развернувшись.
— Я ничего не заметил, — возразил Эбенейзер.
Лиза хихикнула снова. Потом она сложила губы трубочкой и подула — раздался свист, перешедший в звук наподобие отдаленного шума ветра. Электрические лампочки в комнатушке зажужжали, замигали и наконец погасли.
— Чертовы пробки! — выругался торговец, — Пойдем отсюда. Это пустая трата времени.
Снова щелкнул ключ в замке, и Лиза с Ником остались одни.
— Он ушел, — сказал Эбенейзер Болджер.
Ник хорошо слышал эти слова через дверь.
— В этой комнате ему попросту негде спрятаться. Был бы он там, мы бы его увидели.
Молчание.
— Эй, Том Хастингс! Куда делась брошь?
— А? Что? Она у меня. Я храню ее.
— Хранишь? У себя в кармане? Странное место для хранения, как мне кажется. Сдается мне, ты намереваешься удрать с ней. Ты хочешь присвоить мою брошь!
— Твою брошь, Эбенейзер? Какую твою брошь? Ты хотел сказать — нашу?
— О чем ты? Нашу? Не припомню, чтобы ты был тут, когда я забирал ее у того мальчишки.
Снова надолго воцарилось молчание, потом Эбенейзер Болджер продолжил:
— Похоже, терновку мы допили. Что скажешь насчет доброго шотландского виски? У меня есть бутылочка в подсобке. Сейчас принесу.
Торговец отпер дверь в подсобку и вошел внутрь; в руках он держал трость и электрический фонарик, выражение его лица было даже более кислым, чем обычно.
— Если ты еще здесь, — со злостью буркнул он, — не вздумай удирать. Я позвонил в полицию, понял?
Эбенейзер пошарил в ящике стола, вытащил полупустую бутылку виски, а следом за ней — крохотную черную бутылочку.
— Брошь моя и только моя, — пробормотал он и тут же гаркнул: — Уже иду, Том!
Лавочник сердито осмотрел темное помещение, глядя мимо Ника, вышел, держа бутылку перед собой, и снова запер дверь.
— Давай, Том, снимай пробу, — донесся из-за двери голос Эбенейзера Болджера, — Подставляй стакан. Хороший глоток спиртного — и у тебя волосы на груди дыбом встанут. Скажешь, когда хватит.
Тишина.
