Кравцов вскочил, отдернул шторки и распахнул иллюминатор. Голубое утро ворвалось в каюту. Он увидел синюю равнину океана, небо в легких клочьях облаков, а на самом горизонте — коробочку плота, накрытую белой шапкой пара. Солнце слепило глаза, и Кравцов не сразу разглядел тонкую черную нитку, вытягивающуюся из клубов пара и теряющуюся в облаках. Отсюда загадочный столб казался даже не ниткой, а ничтожным волоском на мощной груди Земли. Так, пустячок, не заслуживающий и сотой доли сенсационного шума, который он произвел в мире.
Взгляд Кравцова упал на листок бумаги, лежавший поверх пачки писем. Улыбаясь, Кравцов поднес листок к глазам, снова прочел слова, написанные кривыми печатными буквами: «Папа, приезжай скорее, я соскучился». Это Марина водила Вовкиной рукой. Внизу был нарисован дом, тоже кривой, из его трубы шел дым завитушками. Аи да Вовка, уже карандаш в лапе держит!
Ну ладно, надо идти завтракать, а потом разыскать Морозова. Если он, Кравцов, здесь не нужен, то с первой же оказией…
Он вздрогнул от неожиданности: зазвонил телефон.
— Александр? Вы уже позавтракали? — услышал он глуховатый голос Уилла.
— Нет.
— Ну, тогда вы не успеете.
— А что такое, Уилл?
— В десять отходит катер. Вы не успеете. Идите завтракайте.
— Я успею! — сказал Кравцов, но Уилл уже дал отбой.
Кравцов торопливо оделся и выбежал в коридор. В просторном холле его перехватил какой-то журналист, но Кравцов, пробормотав «Sorry»,[9] побежал дальше. Он попал в узенький коридор, в котором ревел вентилятор, и понял, что заблудился. Назад! Расспросив дорогу, он выскочил, наконец, на спардек и сразу увидел глубоко внизу катер, приплясывающий на волнах у борта «Фукуоки». Прыгая через ступеньки, Кравцов сбежал по трапу на верхнюю палубу. Возле группы людей остановился, переводя дыхание, и тут его окликнул Али-Овсад:
— Зачем пришел? Я сказал, тебя не будить, пусть спит. Тебе инглиз сказал?
— Да. Где он?
Али-Овсад ткнул пальцем в катер:
— Там. Ты не ходи, отдыхай.
— Отдыхай-мотдыхай… — Кравцов с досадой отмахнулся и бочком пролез сквозь тесное кольцо журналистов к Брамулье и Штамму. Они разговаривали с давешним пожилым японцем возле трапа, спущенного к катеру.
Кравцову было стыдно за свою сонливость. Он стесненно поздоровался, и Брамулья, схватив его за руку, подтащил к японцу:
— Это инженер Кравцов.
Морщины на лице японца раздвинулись в улыбке. Он втянул в себя воздух и сказал высоким голосом:
— Macao Токунага. — И добавил на довольно чистом русском языке: — Удалось ли вам отдохнуть?
— Да, вполне…
Так вот он, знаменитый академик! Когда-то, двадцать пять лет тому назад, он с первой группой японских ученых обследовал пепелище Хиросимы и выступил с гневным заявлением против атомного оружия. Ходили слухи, что Токунага поражен лучевой болезнью. Вид у него и в самом деле неважный…
— Господин Токунага, — сказал Кравцов. — Разрешите мне пойти на катере.
— А вы знаете, зачем отправляется катер?
— Нет…
Токунага тихонько засмеялся.
— Но я хорошо знаю плот, — сказал Кравцов, чувствуя, как краска заливает лицо, — и… смогу быть полезен…
Тут подошел академик Морозов.
— Последние известия, Токунага-сан, — весело сообщил он. — Локатор показывает высоту столба около тридцати километров. Он движется со скоростью восьмисот метров в час, но это надо еще проверить.
— Тридцать километров! — ахнул кто-то из журналистов.
— Так. Ну, все готово? — Морозов ступил на трап. — Кравцов, вы с нами?
— Да!
— Поехали.
Они спустились в катер, и тотчас матрос оттолкнулся от нижней площадки трапа, и катер побежал вдоль белого борта «Фукуоки». Морозов помахал рукой, Токунага грустно закивал в ответ.
Кравцов поздоровался с Уиллом, Джимом Паркинсоном и Чулковым.
— Вы тут как тут, — сказал он Чулкову.
— А как же! — ухмыльнулся тот. — Куда вы, туда и я.
— Без завтрака? — спросил Уилл.
— Ерунда, — сказал Кравцов.
Уилл задумчиво посмотрел на него, попыхивая трубкой. Кроме них, на катере был не знакомый Кравцову белобрысый парень в пестрой рубашке с изображением горы Фудзияма. Он возился с приборами, негромко переговаривался с Морозовым. Приборов было пять или шесть, самый большой из них напоминал газовый баллон, самый маленький, в деревянном футлярчике, парень держал в руках.
По мере приближения к плоту разговоры на катере затухали. Все взгляды были прикованы к Черному столбу, подымающемуся из облака пара. Теперь он уже не казался Кравцову безобидным волоском — в нем было что-то жуткое и грозное.
— Н-да, — сказал Морозов после долгого молчания. — Неплохим хвостиком обзавелась матушка- Земля.
Вода возле плота была неспокойна. Катер подошел к причалу, и Морозов прежде всего велел спустить в воду контейнер с термометром-самописцем для долговременных замеров температуры. Затем перетащили приборы в кабину грузового лифта и сами поднялись на верхнюю палубу плота.
Ух, как на раскаленной сковородке… Кравцов с беспокойством взглянул на Морозова: все же пожилой человек, как он перенесет такую дьявольскую жарищу? Морозов, мокрый от пота, натягивал на себя скафандр из стеклоткани, и все поспешили сделать то же самое.
— Все слышат меня? — раздался в шлемофоне Кравцова голос Морозова — по-русски и по- английски. — Отлично. Итак, начинаем первичные измерения. Замеры будем делать через каждые двадцать пять метров. Юра, у вас все готово?
— Да, Виктор Константинович, — ответил белобрысый парень. Он был, оказывается, техником- прибористом.
— Ну, начали.
Джим Паркинсон пошел вдоль рельсов к середине плота, разматывая рулетку. Отмерив двадцать пять метров от борта, он обмакнул кисть в ведерко с суриком и сделал красную отметку. Морозов нажал кнопку и прильнул к зрительной трубке, которая торчала из контейнера, похожего на газовый баллон. Он смотрел долго, его глаз освещался вспышками света из трубки. Затем Морозов вытащил записную книжку, снял с правой руки рукавицу и принялся писать.
Юра тем временем снимал показания с двух других приборов, а Уилл возился со своим магнитографом. Кравцову Морозов поручил замеры радиоактивности.
Юра и Чулков перетащили приборы к отметке, сделанной Джимом — здесь было 225 метров от Черного столба, — и замеры были повторены. Джим ушел с рулеткой вперед, отмеряя очередные двадцать пять метров, и Кравцов поглядывал на него с беспокойством. Конечно, до столба еще далеко, но кто его знает, на каком расстоянии он сегодня начнет притягивать…
— Товарищ Кравцов, — раздался голос Морозова. — На каком расстоянии потянуло вчера вашего Чулкова к столбу?
— Примерно десять метров.
