ездил; я в долгу у того старика. Что-то в нем мне понравилось. Одним выстрелом из своей бизоньей винтовки он разнес бы меня на кусочки, попробуй я дернуться за револьвером, однако когда ставки были сделаны, а на руках у меня козырей не оказалось, позволил мне уйти.
Неожиданно я увидел фургон.
Несколько минут я разглядывал то, что показалось мне сначала белым облачком на горизонте, и надеялся, что это не шапка грозовых туч. Вы не представляете, как быстро здесь надвигаются грозы, а молнии полыхают одна за другой практически беспрерывно. И горе человеку, оказавшемуся в грозу посреди бескрайних равнин, не говоря уж о всаднике, нашпигованном металлом. Все силы неба ополчаются против него.
Вскоре я окончательно убедился, что передо мной тент фургона. Рядом с ним стояла женщина. Она находилась в миле или больше, но я точно разглядел, что это именно женщина. Меня насторожило то, что она была одна, и поблизости — ни лошадей, ни мулов, ни волов. Люди, застрявшие на равнинах, готовы на все ради коня, а мой выглядел завидно. Поэтому я не сразу направился к фургону, а решил объехать его стороной.
Женщина помахала мне, но я лишь помахал ей в ответ и продолжал двигаться по кругу, не отрывая от нее глаз и не снимая пальца со спускового крючка винтовки. Время от времени поглядывал на землю в надежде увидеть следы фургона, лошадей либо волов, которые его сюда приволокли. И, конечно, нашел.
Лошади… Шесть лошадей, достаточно крупных для упряжки, и две верховых. Их вел пеший мужчина.
Покружив еще немного, наткнулся на глубокую колею, оставленную в мягкой земле фургоном. Значит, фургон нагружен и груз тяжелый.
В эту секунду тот, кто спрятался в засаде, сделал ошибку и шевельнулся. Человека, затаившегося на земле, увидеть трудно, особенно если его одежда сливается с местностью, но движение сразу привлекает внимание. Собираясь снести мне голову и забрать лошадь, он устроился в выбоине выходящей наружу каменистой породы.
Я остановился ярдах в трехстах с лишним и повернул свой винчестер в сторону прятавшегося, затем продолжил объезд фургона. Чтобы не упустить меня из вида, он вынужден был крутиться на месте. К тому времени, как я сделал полный круг, мой противник понял, что его перехитрили, и бросил свою затею.
Парень оказался достаточно сообразительным, чтобы не рисковать. Видимо, понимал, что стрелять надо наверняка, однако я кружил на большом расстоянии и не приближался. Если бы он все-таки решился, то скорее всего не попал бы, а даже если бы и попал, то я все равно мог ускакать, либо конь испугался бы и убежал. Поскольку я двигался против часовой стрелки, мой винчестер к тому же постоянно смотрел в его сторону.
Он что-то сказал женщине, потом поднялся с пустыми руками. Я направил к ним коня. У мужчины наверняка был револьвер, мне не понравилось и то, как одна рука женщины скользнула в складки юбки. Любой из них или сразу оба могли внезапно выстрелить. Похоже, мне пришлось растревожить гадючье гнездо.
В пятидесяти ярдах я снова остановился и оглядел их. Винтовка в правой руке была как револьвер, из такого положения я стрелял хорошо.
— Бросьте револьвер, — сказал я мужчине, — и прикажите своей девушке сделать то же, иначе — стреляю.
— Будете стрелять в женщину?
— Мы на равных. У нее в руках оружие. Прикажите ей бросить его, мистер, если хотите дожить до сегодняшнего заката.
Он расстегнул оружейный пояс, и тот соскользнул на землю, а девушка подошла к одеялу, расстеленному возле костра, и швырнула на него револьвер. Я подъехал, следя за ними, как когуар за гремучей змеей.
Мужчина оказался худощавым, жилистым юношей, едва ли не мальчиком, в городской одежде, которая к этому времени здорово запылилась. Его скуластое юное лицо издали показалось мне располагающим, но сейчас, встретившись с ним взглядом, я не заметил в нем ничего приятного.
Девушке, по моему разумению, было не больше восемнадцати. Красива, как белохвостая индейская лошадка. Они с братом оказались очень похожи.
Что же касается меня, я представлял то, что они увидели: твердый подбородок, сломанный нос, девяносто шесть килограммов веса распределялись в основном на груди и плечах; грудь обхватом в метр двадцать и тонкая талия всадника; почти полуметровые шея и бицепсы. Кулаки большие и тяжелые — результат борьбы с бычками, дикими мустангами и драк с еще более дикими людьми. Когда-то красная, а теперь совершенно вылинявшая шерстяная рубашка, да черно-белая жилетка из коровьей шкуры. Ничто на мне или со мной, как и я сам, не было новым — все поношенное, побитое, побывавшее под дождями и песчаными бурями. К сему прибавьте многодневную щетину и зеленые глаза, которые казались светлее на фоне загорелого лица.
Мое вооружение — прекрасный винчестер и пара шестизарядников с костяными рукоятками, только один из которых лежал в кобуре и на виду. На поясе висел охотничий нож, а сзади на шее в специальном чехле — метательный, оба сделаны Жестянщиком.
Эти двое были зелеными новичками. Хотя невзгоды путешествия и отразились уже на их фургоне, выглядел он почти новым, к тому же они были слишком хорошо одеты.
Я закинул ногу за луку седла, опустил на колено дуло винчестера, который смотрел на молодых людей, и начал сворачивать самокрутку.
— Куда-нибудь едете, — спросил я, — или вам нравится здесь?
— Извините, — сказал юноша, — боюсь, мы произвели не то впечатление.
— И заимели не тех друзей. Например, мужчину, который увел ваших лошадей.
— Что вы об этом знаете?
— Ну, можно предположить, что вы не сами тянули этот фургон, а теперь у вас нет ни одного тяглового животного.
— Их могли украсть индейцы.
— Едва ли. Они прихватили бы и ваши скальпы. Нет, это сделал кто-то из вашей команды, он решил оставить вас сушиться здесь на скалах. Стало быть, замыслили меня убить и уехать на моем коне?
— Мы думали, вы индеец! — без стеснения ляпнула девушка.
И кретину за милю было ясно, что я не индеец, однако меня поразила не ложь, а та обыденность, с которой они собирались убить незнакомого человека. Им не пришло в голову попросить меня подъехать и помочь, они просто собирались меня убить. Парень устроился в засаде. Если бы я приблизился к фургону, когда девушка мне махала, то сейчас лежал бы уже мертвым, а они на моем коне отправились бы отсюда прочь.
Я держался настороже, но мне было любопытно, что привело их сюда. Кто они и откуда? Куда направлялись? И почему тот, кто с ними ехал, бросил их, забрав всех лошадей?
Ответ на последний вопрос был очевиден. Либо он чего-то боялся, либо решил завладеть лошадьми и грузом, находящимся в фургоне. Если так, то самый легкий способ — это увести лошадей и дождаться, пока незадачливые путники умрут или их убьют. Сам факт, что они были здесь, подтверждал реальность последнего предположения. Эта парочка расположилась на дороге в никуда. Ни один здравомыслящий человек не отправился бы в эти места на фургоне.
— Слезайте с коня и присоединяйтесь, — предложил парень, — мы как раз хотели попить кофе.
— Не возражаю, — ответил я, спрыгивая с седла так, чтобы жеребец оказался между ними и мной. — Здесь сухой климат.
Мое замечание осталось без ответа, и я укрепился во мнении, что они понятия не имеют, в какую передрягу попали. Воды тут не было на много миль вокруг. Два бочонка, прикрепленные к фургону, наверняка уже полупусты.
— Не завидую вам, ребята, — произнес я, — считайте, что повезло, если выберетесь отсюда живыми.
Они взглянула на меня, просто взглянули, словно стараясь понять.
