В последние две недели он спрашивал об этом всех, кого только мог, – кроме мистера Шелби; но ответ был всегда один и тот же: нет, никогда.
Но она как раз слышала. И испугалась. Аделаида съежилась в своем плащике, и глаза ее потемнели.
– Ну и что? – прошептала она.
– Так ты слышала, да?
Она кивнула.
– Ну, и что это такое? Это очень важно.
– Я не знаю.
– Где же ты слышала?
Она скривила рот и посмотрела в сторону. Два клерка вышли из конторы и встали на верхних ступеньках лестницы, совсем недалеко от них.
– Эге, – воскликнул один. – Погляди-ка на Джима. Да он завел себе девчонку!
– Кто же твоя возлюбленная, Джим? – вторил ему другой.
Джим метнул презрительный взгляд и изверг поток ругательств такой силы, что легко бы мог потопить линейный корабль. Он не особенно церемонился с клерками, они были для него низшей формой животного мира.
– Нет, ты только послушай! – сказал первый, когда Джим остановился, чтобы перевести дыхание. – Какое красноречие!
– Все дело в подаче, – заметил второй. – Сколько силы, сколько нечеловеческой страсти!
– Вот именно нечеловеческой, – согласился первый.
– Заткни хлебало, Скидмор, – ответил Джим. – Я не расположен терять время, слушая вашу болтовню. Эй, – сказал он Аделаиде, – пошли.
Под рев и свист клерков Джим взял ее за руку и потащил на улицу.
– Не обращай на них внимания, – сказал он. – Слушай-ка, ты должна рассказать мне о
И он рассказал ей всю историю. Аделаида ничего не ответила, но ее глаза еще больше расширились.
– Мне надо найти мисс Локхарт, он так велел, – наконец произнесла она, когда Джим кончил. – Но не дай бог узнает миссис Холланд, она меня убьет.
– Ну, так говори, черт возьми, что он такое сказал!
Она начала – сбивчиво, то и дело запинаясь; у нее не было опыта рассказчика, и, не привыкнув к тому, чтобы ее внимательно слушали, она не знала, как громко нужно говорить. Джиму приходилось поминутно останавливать ее и просить повторить.
– Все ясно, – подвел он итог. – Я разыщу мисс Локхарт, и ты сможешь поговорить с ней. Договор?
– Я не могу, – сказала Аделаида. – Я не могу уйти из дому, разве что миссис Холланд пошлет меня за чем-нибудь. Она меня убьет, честное слово.
– Да не посмеет она! Тебе нужно будет выйти, а то…
– Нет. Она убила девочку, которая служила до меня. Она распорола ей брюхо и выпустила кишки. Она сама мне рассказывала.
– Ну, хорошо. А как же тогда ты собираешься найти мисс Локхарт?
– Не знаю.
– Вот это мне нравится! Ладно, так и быть. Я буду каждый вечер ходить через Уоппинг из конторы. Мы встретимся там где-нибудь, и ты расскажешь, что произошло. Где мы можем встретиться?
– У Старой Лестницы.
– Ясно. У Старой Лестницы, каждый вечер, в полседьмого.
– Мне надо идти.
– Не забудь, в полседьмого! Но Аделаида уже исчезла.
Так писал Джим в лучших традициях деловой переписки. Он послал письмо в пятницу в твердой уверенности (как-никак на дворе девятнадцатый век), что оно будет доставлено по адресу до конца Дня и завтра же он будет иметь случай в этом убедиться.
Так писала миссис Холланд, вернувшись (с пустыми руками, но не обескураженная) из Суэлнеса.
Салли стояла под редкой сенью почти облетевшей липы в Клеркенвелл-гарденз и ждала Джима. Дождь успел промочить насквозь ее плащ и шляпку и уже пробирался за воротник. Чтобы оказаться здесь, Салли пришлось нарушить все распорядки миссис Риз, и теперь она в ужасе предвкушала прием, ожидающий ее по возвращении.
Однако Джим не заставил себя ждать. Вскоре он примчался бегом, промокший до нитки, схватил ее за руку и мигом затащил под козырек сцены, где был клочок сухой травы.
– Сюда, – сказал он, отодвигая незакрепленную доску сцены.
Он шмыгнул в дыру. Салли проследовала за ним – осторожно, чтобы не зацепиться плащом, и вскоре они очутились рядом. Джим зажег огрызок свечи.
Они сели напротив друг друга. Пол был очень пыльный, но сухой, дождь барабанил снаружи, не причиняя им никакого вреда.
– Ну что? Рассказывать или нет?
– Конечно рассказывай!
Джим немедленно повторил все, что узнал от Аделаиды, но более внятно и четко. Он умел обращаться
