Мне давно пора было возвращаться, но откуда-то доносились звуки музыки, и я направился туда. Подошел к кабачку, где собирались моряки, и остановился на пороге, наблюдая за тем, как компания кутил азартно режется в кости. Какой-то дородный бородач ухватил меня за руку.
— Идем! Выпьем по стаканчику рома за добрые старые времена!
— За старые времена? — улыбнулся я ему. — Какие? Мы с вами не знакомы.
Он расплылся в улыбке, обнаруживая отсутствие переднего зуба.
— Ну и что? Какая разница? Выпьем за прошлое, ведь оно есть у всех! Идем!
Он принялся прокладывать путь сквозь толпу, и я, чувствуя крайнее изумление, все же пошел за ним. В тот вечер общество в кабачке собралось шумное, но мирно настроенное. Многие, похоже, были хорошо знакомы с моим бородачом, судя по тому, как они наперебой зазывали его подсесть к ним. Он же лишь решительно мотал головой и продолжал идти дальше, пока мы наконец не отыскали свободный стол в углу.
— Ром будешь? Неразбавленный, крепче не бывает. Да и выдержанный тоже недурен на вкус. И все- таки мы с тобой — ты и я — попробуем чего-нибудь другого, потому что теперь мы с тобой приятели, вне зависимости от того, знаешь ли ты меня или нет. А вот я, парень, тебя знаю и поэтому сейчас же велю принести чего-нибудь немецкого, например, изысканного мозельского вина.
— Здесь подают такое?
Он посмотрел через плечо, разглядывая меня из-под кустистых, начинающих седеть бровей.
— Ага, и такое, и какое только пожелаешь. И запомни, за все я плачу сам.
Мы сидели за дощатым столом, к которому были придвинуты грубо сколоченные скамьи. Это был самый обычный захолустный кабак, где все было устроено наспех и кое-как, без особой заботы об удобстве невзыскательной публики. Высокий здоровяк принес и поставил перед нами на стол бутылку, но мой радушный хозяин жестом приказал унести ее обратно.
— Желаю белого мозельского, вина изысканного, с тонким вкусом.
— Только для тебя, — ворчливо проговорил подавальщик, — у нас его почти совсем не осталось.
Когда подавальщик ушел, бородач посмотрел на меня через стол. Теперь у меня появилась возможность разглядеть его.
Мысленно я отметил, что хотя он, пожалуй, будет фунтов на тридцать потяжелее меня и дюйма на четыре пониже, но сложен плотно и мускулист. У него была темная с проседью борода. Его широкое, волевое лицо покрывал бронзовый загар, а взгляд был насмешлив и чуть высокомерен, как если бы его обладатель относился ко всему вокруг со снисходительной иронией. У него были огромные, сильные руки, переделавшие, наверное, много самой тяжелой работы, а также не один раз выручавшие своего обладателя в драке.
— Я бы сказал, что мы как два корабля посреди океана: встречаемся, поднимаем флаги, а затем расходимся, и каждый идет своим курсом. Дружище, ты мне сразу пришелся по душе, а я не могу пить в одиночестве и разговаривать сам с собой, хотя, видит Бог, пару раз было со мной и такое.
Он пронзительно взглянул на меня.
— Ты не моряк, хотя и мог бы им стать. И надолго здесь?
— Думаю задержаться еще на день или на два, — ответил я.
Я выбрал себе место в углу, он сел напротив. Мы оба сидели боком к комнате.
— И куда потом?
— Плимут. Есть такое место на побережье, которое когда-то было частью Вирджинии. Теперь его называют Новой Англией или собираются называть.
— Эге, знаю я это место. Компания чудиков, поющих псалмы, да?
— Они приехали позже. Первые поселенцы были гораздо проще. — Бутылка вина была холодной. Первым делом он наполнил мой бокал, затем налил и себе. — Но мой дом не там. Я живу в горах, на западе Каролины.
Он пожал плечами.
— Какие названия! Я слышал их, но сам о тех землях ничего не знаю. И как вам там живется?
— Охотимся. В лесах много дичи. Возделываем землю и собираем неплохие урожаи. Это еще не обжитой, благодатный край.
— А дикари?
— И они есть, если вам так угодно их называть. У них совершенно другая, своя жизнь, и они ею вполне довольны. Я бы, пожалуй, смог жить и среди них, хотя тогда мне очень недоставало бы книг.
— Вот! Так я и знал! Я ведь сразу почувствовал в тебе родственную душу. — Он поднял свой бокал. — Ты не поверишь, но двадцать с лишним лет назад я учился в Кембридже и к тому же был одним из прилежнейших школяров. Я должен был стать священником.
— И что?
Он снова передернул плечами.
— Что? Я встретил женщину. Тогда я был еще слишком молод, а она, хоть и была постарше, но особым умом не отличалась. Кончилось все тем, что нас застали вдвоем… Между нами ничего не было, но в это никто не поверил, и ее муж нанял несколько головорезов, чтобы те убили меня.
Он осушил стакан и наполнил его снова.
— Я был один, когда на меня напали, но я был сильным, а они, по-видимому, посчитали меня беспомощным сопляком. Короче, двоих я заколол шпагой и был вынужден бежать. И вот теперь, по прошествии двадцати с лишним лет, я оказался здесь.
Он глядел на меня поверх своего стакана, и в его глазах читалась все та же снисходительная ирония.
— Подозреваю, что мне все же следует назвать свое имя. Хотя бы то, под которым я наиболее известен. Меня зовут Рейф Богардус.
— Хорошее имя. А я Кин Ринг Сэкетт.
Он усмехнулся.
— Тем хуже для тебя. Ты мне уже почти понравился.
— Хуже для меня?
— Хуже не бывает. И если бы я не был на мели и не нуждался в деньгах, то никогда бы не стал этого делать. Честное слово, не стал бы.
— Боюсь, я не вполне понимаю, что вы имеете в виду.
— Не понимаешь? И напрасно, Кин Сэкетт. Кому еще как не тебе следовало бы это понимать, потому что, видишь ли, мне заплатили, чтобы я тебя убил.
Я был изумлен.
— Убил меня?
— Тебя. Здесь… и сегодня же.
Глава 17
Теперь настал мой черед смеяться.
— Допивай свое вино, — сказал я.
Он глядел на меня холодно и настороженно.
— Ты что, рассчитываешь, что я с него опьянею?
— Нет, конечно же! Просто я вижу, что оно тебе очень нравится, и поэтому было бы слишком жестоко с моей стороны не дать тебе перед смертью насладиться его букетом.
Он улыбнулся одними глазами и смерил меня холодным, расчетливым взглядом.
— Чтоб ты знал, Сэкетт, я самый лучший фехтовальщик во всем Порт-Ройяле. Да что там Порт-Ройял, во всей Европе мне нет равных.
— Я в этом не сомневаюсь. Но смею заметить, что сейчас ты не в Европе, да и, насколько мне известно, далеко не все великие фехтовальщики проживают в Порт-Ройяле. В конце концов, — я сделал широкий жест рукой, — все они лишь мелкая сошка. Только и умеют, что саблей махать и рубить сплеча. Что с них взять?
— А в Каролине?
— Там мало кто владеет шпагой. Мы отдаем предпочтение мушкету и пистолетам.
— И что теперь?
