историй, которые не достигают ушей их сухопутных собратьев; некоторые из них представляют собой чистой воды суеверия, но кое-какие отдаленно напоминают реальные события, свершившиеся давным- давно, о которых никто и не помнит.
Огромное число древних рукописей сгорело во время пожаров, погибло при взятии городов или просто сгнило по небрежению. Известнейшими мореплавателями древности считались, например, карфагеняне. Потомки финикийцев, тоже прекрасных моряков, карфагеняне были лишены римлянами, их соперниками и врагами, доступа к источникам сырья и бороздили моря в поисках необходимого. За сотни лет до рождения Христа финикиец Ханно обогнул Африку. Пересечь Атлантический океан гораздо легче. Куда ходили карфагеняне, за исключением нескольких случаев, нам неизвестно Однако арабы, которые тоже являлись искусными мореходами, имели больший доступ к финикийским документам, чем европейцы, поскольку захватили такие их крупные торговые порты, как Тир, Сидон и Александрия.
Поскольку мусульманская религия требует от правоверных совершать паломничество в Мекку, многие из них бросали насиженные места и отправлялись в путь. В Мекку они приносили с собой не только сведения о своих родных краях, но и о тех странах, которые пересекали или о которых слышали.
Мой разум не исчерпал всех возможных предположений о том, кем могли быть трое в пещере и как туда попали.
Давно, еще маленьким мальчиком, я шел с отцом вдоль прибрежных скал, там, где Атлантический океан презрительно кривит свои пенные губы в сторону берегов Америки. Прежде я не видел моря, хотя в доме у нас о нем говорили постоянно, поскольку отец пересек океан на своем собственном корабле.
Передвинув тысячи тонн песка, трудяга-волна обнажила остатки затонувшего еще в древности корабля. В это время в Виргинии уже существовала колония, но «Майский цветок» со ставшими потом знаменитыми пассажирами на борту еще не пересекал Атлантический океан, так что корабль, увиденный нами, наверняка был очень древним. Из песка торчали только детали серого шпангоута. Скорее всего, экипаж покинул разбитое судно, а волны затем выбросили его на берег. Отца заинтересовала конструкция корабля. А я перебил его и спросил, откуда он приплыл. Наконец, полазав по бревнам, отец сказал:
— Конструкция мне незнакома, но судно очень крепкое и построено для плавания в открытом море, а не в прибрежных водах.
Кеокотаа ничего не знал о кораблях и море, и я не стал смущать его душу своими рассуждениями. Я и сам мало понимал в этом и страстно хотел познать больше. Однако немногие подростки получили хорошее воспитание и систематическое образование в таких необычных, сложных условиях, в каких жили я и моя семья.
Моего отца окружали солдаты, моряки и путешественники. Саким матросом плавал вместе с ним. Как и отец, бежал в море от тюрьмы. Он много знал и считался образованным человеком.
Военное дело всегда оставалось почетным занятием на Британских островах, и англичане воевали на континенте или в Средиземноморье. Каждому было что вспомнить, а мы, мальчишки, с жадностью слушали рассказы бывалых солдат. Посчастливилось мне и учиться больше, чем другим ребятишкам, так как ни охотой, ни рыболовством не занимался ради пропитания своей семьи.
После того как Кеокотаа заснул, я еще долго лежал без сна. Вспомнилась мне и мать, и сразу защемило сердце. Как она там, в Англии… А вдруг… тоже умерла… и я никогда теперь не узнаю, жива она или нет… Где Брайан и Ноэлла? Они были мне ближе, чем старшие братья. Насколько изменилась теперь их жизнь! Меня одолевала сильная тоска по ним и по матери. Однако моя звезда сияла над горами Запада, и я не мог противиться своему жребию.
Но что я ищу здесь? Что, кроме принцессы племени начи, или жрицы, или кто там она еще? У меня нет ничего общего с ней, я только найду ее и передам, что Великое Солнце умирает и она должна вернуться домой. Однако, вспомнив Ни'-квана, его грустные выразительные взгляды, я вдруг усомнился, действительно ли он хотел, чтобы она возвратилась. Возможно, он опасался Капаты и его амбиций. Но если девушка не вернется, что за жизнь ожидает ее в дикой пустыне? Как сумеет найти счастье такая женщина, как она, в призрачном мираже западного мира?
Наконец бег моих мыслей замедлился, голова отяжелела. Сколько времени спал — трудно сказать, мне показалось, что мгновение.
Но очнулся я внезапно, раскрыв глаза, стал пристально вглядываться в лес.
Там происходило какое-то движение! Невнятные звуки, шорохи, словно там кто-то передвигался.
Я протянул руку и тронул Кеокотаа. Его пальцы сжимали нож.
Глава 7
Бесшумно, как тень, я выскользнул из-под одеяла и спрятался за деревьями. Как всегда перед тем, как лечь спать, я выбрал место на случай, если придется ретироваться. Увы, часто, когда что-то случается неожиданно, выбирать подходящую позицию уже слишком поздно. Я старался ни единым звуком не выдать свое местонахождение, о Кеокотаа не беспокоился. Он с детства попадал в такие ситуации и хорошо знал, что следует делать.
Теперь мы ждали. Я не видел, где притаился Кеокотаа. Красные угли костра не давали света. Наши одеяла лежали так, словно мы находились под ними и спали.
Ночь выдалась ясной, но безлунной. По усеянному звездами небу плыли редкие облака. Стояла мертвая тишина. Звук, который разбудил меня, мог быть естественным лесным шумом или же случайным неловким движением собирающегося напасть индейца.
Во время первой атаки использовать лук мне бы не удалось. Позже — да, если останусь в живых.
Поднялся ветер. Часто индейцы выбирают для передвижения именно такие моменты, когда звуки шагов маскируются шумом травы или листьев. Я ждал с ножом в руке. Вдруг около себя справа я ощутил тепло человеческого тела. Слабый отблеск металлического браслета выдал его. Футах в двух, не более, лежал индеец!
Чтобы ударить меня ножом, ему пришлось бы подняться и замахнуться правой рукой. Среди тысячи индейцев, которых я знал, мне не встречался левша. Когда он поднимется, чтобы нанести удар, я упрежу его. Он получит лишь долю секунды, чтобы осознать случившееся.
Наверное, мне достался молодой индеец, прошедший не так уж много боевых троп, и теперь сосредоточившийся только на выбранном им способе атаки. Он приподнялся, встав на колени, и прицелился копьем в мое приподнятое одеяло.
Я ударил ножом резко, вонзив его по рукоятку в точку чуть ниже центра его грудной клетки.
Его глаза встретились с моими, когда он на мгновение осознал весь ужас случившегося. Копье упало, он схватился за нож и понял, что умирает. Я уперся рукой в его плечо и выдернул свой нож. Он хотел крикнуть, но не смог. Его рука потянулась к томагавку, висевшему у него на поясе, но пальцы уже оказались бессильными.
Он упал вперед, попытался приподняться и затих.
Я подбросил в костер пригоршню листьев и несколько веток. Огонь запылал ярче. Около костра лежал еще один мертвый индеец. Все кругом застыло. Ветер снова зашелестел листьями, и, подчиняясь движению воздуха, огонь прижался к земле. Опять наступило долгое затишье, прерываемое только треском костра.
Вдруг из кустов появилась рука и потянулась к ноге лежащего индейца, но прежде чем я успел подняться и прицелиться из лука, возле меня просвистела стрела. Рука судорожно сжалась в кулак и исчезла. На том все и кончилось.
Когда наступило утро, два мертвых индейцы лежали там, где упали. Воин, в которого попала стрела Кеокотаа, ушел и унес ее с собой.
Кеокотаа одобрительно посмотрел на моего индейца и жестом сымитировал снятие скальпа:
— Ты не хочешь?
— Нет. Это не в моих привычках.
Он без колебаний снял скальпы с обоих.
— Что, если они вернутся?
— Их колдовство слабое… Сейчас они ушли домой. Этот, — Кеокотаа указал на индейца, которого убил сам, — вождь. Он труп. Его колдовство нехорошее. Может, выберут другого вождя и останутся дома. Два мертвеца — колдовство никуда не годится.
— Интересно, сколько их пришло?
