потянулся, поправил затекшую ногу. Ворча, он встал. Онемевшее тело плохо повиновалось ему.
Подняв глаза, он увидел в небе тень паука. Он все еще нависал над ним. Он смотрел и ждал.
— Быть по сему, — прошептал он, все еще во власти видения. Боль сжала его сердце. — Сын за сына? — Рот его вновь искривился в горькой гримасе. — Начать с того, что у меня вовсе нет сыновей. Великая Тайна… Ты опять играешь со мной, как дитя с игрушкой? Ты швыряешь меня, как рыбью кость? Знал ли другой человек подобное горе?
И Ледяной Огонь побрел, превозмогая колотье в затекших ногах, прочь от груды валунов, вниз по холму, на равнину, к чумам из мамонтовых шкур.
А далеко на юге Бегущий-в-Свете всматривался в ледяное кружево, удивляясь этому странному старику из Других, которому он говорил во Сне такие нелепые речи.
И откуда взялись эти слова? Что они значили? Никогда не говорил он так со старшими! Он наморщил бровь. При чем здесь народ… и сыновья?
Он пошарил в темноте и почувствовал, как его парка трется о снег. Прошло еще мгновение, прежде чем он вспомнил, где находится… Вещая Охота. Он протянул руку и нащупал волчью шерсть. Значит, правда, так и было.
Сколько Снов зараз! Он с испугом поглядел во тьму:
— Я пойду на юг с тобою, Волк. Но, старик из Других, кто ты? Зачем ты искал меня? И как могу я, Бегущий-в-Свете, продать тебе сына?
3
Пляшущая Лиса туго стянула последним куском кожи мертвое дитя Смеющейся Зари, навсегда скрывая от глаз людских его бескровное личико, и остановилась, чтобы отдышаться. Была она прекрасной женщиной с овальным скуластым лицом и сверкающими черными глазами, круглыми, как у совы. Мгновение спустя злоба и боль исказили ее черты — костяное шило никак не могло проткнуть промерзшую кожу.
— Будь она проклята…
— Кто? — содрогнувшись, спросила Заря.
— Да шкура эта… Заледенела вся — слышно, как трещит, когда я втыкаю в нее шило.
— Побыстрее, сделай милость, — взмолилась Смеющаяся Заря. — Мочи нет выносить это.
Лиса положила мертвого ребенка себе на колени, быстро втянула ладонь в рукав и, сложив ее в кулак под кожаной манжетой, изо всех сил надавила на шило. Кожа затрещала и поддалась. Ухватив шило зубами, она до конца вытащила его из отверстия и крепко затянула нить. Лицо мертвой девочки было теперь наглухо упрятано в тугой кожаный мешок.
«Сколько мертвых! Неужели Долгая Тьма пожрала все наши души? Неужели нигде в мире не осталось жизни и света?» Она со страхом ощупала свой впалый живот. Уж не проросло ли в ее утробе, чего доброго, семя Поющего Петухом? Уже две луны у нее не было месячных, но такое случается с женщинами от голода.
А рядом чуть слышно стонала, раскачиваясь взад и вперед, Смеющаяся Заря. Гримаса боли искажала ее треугольное лицо, обострившийся нос походил на птичий клюв. Она царапала свои впалые щеки одним из каменных осколков, в изобилии валявшихся на полу чума (муж Смеющейся Зари, Поющий Волк, был умелым резчиком по камню), пока не брызнула горячая кровь. Тогда она провела острием ножа по своим волосам, отрезав их по самый воротник. Черные локоны упали на промерзшую пятнистую землю.
— Заря? — вполголоса окликнула ее Пляшущая Лиса, затягивая последний узел. Призрачное голубоватое личико младенца стояло в ее памяти, как густой масляный дым морозным утром. Она протянула Заре мешок с телом ее ребенка, но та лишь горько качала головой.
Пляшущая Лиса, держа ребенка на сгибе левой руки, правой сжала плечо Зари.
— Хватит, — мягко приказала она. — Ты только зря тратишь силы: так ты и сама не выживешь.
— Может, я и не хочу жить, — всхлипнула Заря, уронив в ладони окровавленное лицо. — Все мои дети умерли этой Долгой Тьмой. Я…
— Брось! Конечно же хочешь. Будут у тебя еще другие дети. Ты же не так стара, чтобы не…
— Видит ли кто еще Сны? — истерически завыла Смеющаяся Заря, ритмично стуча кулаками по мерзлой земле. Ее постукиванье горьким эхом отдавалось в сердце Лисы. — Что с нами случилось? Зачем мы сидим в этом гиблом месте и понемногу вымираем от голода? Уж не отвернулся ли от нас Отец Солнце, не отдал ли нас во власть Долгой Тьме?
— Может, и так, — горько произнесла Лиса. — Но я все равно хочу выжить — назло ему. И тебе не дам сгинуть. Так что хватит истязать себя. Нам надо исполнить обряд.
— Неужто в сердце у тебя так же пусто, как в брюхе? — прошептала Заря, широко раскрыв глаза. — Что сделал с тобой этот Кричащий Петухом…
— Что сделал? — оборвала ее Лиса. Боль обожгла ее сердце, когда Заря помянула имя ее мужа. Она нахмурилась и опустила глаза. — Он сделал меня сильнее!
— Ты же какой-то нелюдью стала! Раньше ты была такой доброй, а теперь…
— Доброта — это для живых, — ответила Лиса, широко распахнув полог шатра. Холод вошел в шатер, пронизывающий ветер шевелил их меховые капюшоны. — Мертвецам от нее никакого толку.
Заря встрепенулась, странно запрокинув голову.
— Но ведь дух моей девочки может еще слышать нас…
— Нет никаких духов.
— Ты что… Конечно же они есть! Отчего тогда, по-твоему…
Лиса сердито покачала головой:
— Нет их! Я молилась Отцу Солнцу и Детям-Чудищам две луны…
— С тех пор как вышла замуж за Кричащего Петухом? Лиса вновь задернула полог и кивнула:
— Да. Они не ответили ни на одну молитву. Заря сморгнула слезу и тяжело вздохнула:
— Может, его Сила не дает им услышать тебя. — Может быть.
— Но значит, они все-таки существуют? — с надеждой в голосе спросила Заря.
— Конечно, — кивнула Пляшущая Лиса. Она залилась краской стыда: до нее дошло, как бесчувственно она вела себя только что. Она взяла в руки тело ребенка и погладила зашитую в мешок голову. О чем она думала, лишая свою подругу последней надежды? — Я ничего такого не имела в виду, Заря. Прости меня.
— Я знаю. — Смеющаяся Заря умиротворенно улыбнулась, сжимая руку Лисы. — Ты просто проголодалась и устала — как все мы.
Обменявшись ласковыми взглядами, они выбрались из чума. Тусклый, серый солнечный свет озарял равнину. Лиса встала на ноги — и чуть не упала от слабости. Собравшись с силами, она помогла подняться Заре.
Кричащий Петухом стоял невдалеке от них. Дряхлая плоть его свисала складками; крючковатый нос делил искаженное гневом увядшее лицо надвое — с одной стороны сверкал иссиня-черный глаз, с другой тускло блестело бельмо. Судя по узким, сжатым губам, этот человек не любил шутить и не умел сочувствовать чужому горю. Он поднял руку и сразу же запел. Его старческий голос брал то высокие, то низкие ноты. Он пел давно известную всем наизусть погребальную песню, моля Блаженный Звездный Народ принять к себе это дитя, хотя у него не было имени.
Конечно не было. Народ Волка не давал имен своим детям, пока пять раз не минует Долгая Тьма. Ведь до этого времени они все равно что зверьки. Только научившись говорить и думать, ребенок станет человеком, частью своего Народа. Тогда-то человеческая душа придет к нему — во время Сна — и поселится в нем.
Поющий Волк пошел им навстречу — обнять свою жену и принять у Лисы тело ребенка. Он вложил дитя в бессильные руки Зари. Мало-помалу и другие люди стали вылезать наружу из своих чумов. Скорчившись, они пролезали сквозь низкие отверстия в звериных шкурах, из которых сооружены были их жилища, и неловко становились на ноги. Некоторые чуть не падали от голода.
Народ их состоял из людей высоких и стройных, со смуглой кожей, так выделявшейся среди этих снегов. Косые морщины легли вокруг их глаз и ртов — следы солнца, ветра и бурь. Полные губы, которые прежде так славно улыбались, сжались в узкие складки, в расширившихся от боли глазах темнело отчаяние. Их грубую одежду, сшитую из серых звериных шкур, покрывали застарелые сальные пятна, потертый мех взъерошили и выщипали пальцы Ветряной Женщины. Щурясь в неярком свете, они угрюмо глядели из-под
