Его старые лисьи глаза метнули в меня острый взгляд. Плечи его были высоко подняты, он был худ и упруг, одет в грязную кожаную рубашку и штаны, на голове сидела потрепанная шапка из ангорской кошки.
— Этан там? Да, этот считается. Еще как считается. О нем я даже не подумал.
— Ты его знаешь?
— Еще бы. Мы с ним отлавливали бобров у Йеллоустоун и вместе дрались с золотоискателями возле Гумбольта. Выходит, старина Этан там?
Он вынул шмат табака и откусил здоровый кусок.
— Ну и что вы, ребята, собираетесь тут делать? Золото рыть?
— Мы основали город. Хотим остаться здесь, выращивать скот, сеять пшеницу, торговать с проезжающими.
— Долго не протянете. Богатый люд вскорости станет ездить на паровых машинах, я так слышал.
Моя рука была близко от револьвера, но этот человек не понимает шуток. Он успеет выстрелить первым.
— Вы за кем охотитесь? У нас там добрые люди, они никогда никого не обижали. Мы хотим построить школу, церковь и жить семьями.
— Какая прелесть! — ухмыльнулся он и выплюнул струйку табачной смолы к моим ногам. — Терпеть не могу города и горожан. По мне хороши только вигвамы и скво.
— Вот и славно, — сказал я. — Почему бы вам не отправиться за всем этим прямо сейчас и не оставить нас в покое? Вы тратите время на людей, которые не сделали вам ничего плохого. И не собираются. А может, вы из той банды, что кочует на Востоке?
— Из этих? — Он сплюнул. — Кучка подонков и убийц, вот они кто! Ну и задали вы им жару. Я здорово повеселился.
— Вы что — здесь с тех самых пор?
— Здесь да там, — глянул он хитро. — А у вас компании не прибавилось? Новички не появились?
— Нет, здесь только те, что пришли с обозом, — сказал я беззаботно, тут же догадавшись, кого он имеет в виду. — Мы поняли, что до наступления зимы нам через ущелья не пройти, и остались.
— Правильно поняли. Не дурно. Но я толкую о том, кто появился позже. О мужчине с парой молокососов.
— Мы подобрали мужчину у тракта. Он успел нам рассказать про детей. Но один из них умер, — сказал я. — Мальчик.
— Жаль. Я ничего не имею против молодняка. Ты говоришь, что он «успел рассказать», но не говоришь, жив ли он. Сдается мне, он жив. Этот Дрейк Морелл так легко не подохнет.
— Так вы за Мореллом охотитесь?
— Прямо в «яблочко». Я собираюсь его убить.
— Я слыхал, он неплохо обращается с оружием.
— Это так. И мог бы меня прикончить, если бы мы встретились лицом к лицу. Только встречаться я с ним не собираюсь. У него свои манеры, у меня свои. У меня — как у индейцев. Никто в здравом уме не станет рисковать скальпом, сражаясь в открытую. Мне все равно, узнает он, кто его убил, или нет. Главное, чтоб он подох. И он подохнет.
Скоро начнет темнеть, а я все еще далеко от дома. В животе урчало от голода, и было глупо рассиживать тут и рассуждать о его планах, когда хотелось только одного — поужинать.
— Если ты не собираешься стрелять, я поеду домой, — сказал я, поднимаясь.
И выхватил револьвер. Управляюсь я с ним очень быстро. Тут нет моей заслуги, оно выходит само собой, только в следующее мгновение этот мужик уже пялился прямо в дуло моего револьвера.
Мы с ним стояли, прицелившись друг в друга. Калибр у него был посолиднее, но я был уверен, что сумею выстрелить не позже, чем он.
— Перестань. Настоящая лиса, да? — улыбался он. Но я следил за ним, а мой палец не отпускал спусковой крючок, ибо этот человек убьет, не задумавшись.
— Мне не нравится, когда ко мне подкрадываются, — сказал я. — Совсем не нравится.
— Так и ты мог бы меня подловить. Мог бы и пристрелить.
— Тебя? Долго бы ловить пришлось. Кроме того, я не стреляю в спину.
— Ну и дурак. Пожить бы тебе как индейцы. Понял бы, что главное — победа. А способ не важен.
— Не знал, что это придумали индейцы, — сказал я. — Большинство из них гордится своими победами. Но они считают не мертвецов, а тех врагов, которых удалось перехитрить.
— Да, такие тоже попадаются, — усмехнулся он. — Они глупые.
— Я уезжаю. Мне не хочется тебя убивать, и я не хочу быть убитым. Тебя я оставляю для Морелла.
Я держал его на прицеле и отступал к кустам. Но тут любопытство взяло верх, и я спросил:
— Кстати, зачем он тебе? Он хороший человек, он рисковал жизнью, чтоб спасти детей.
— А может, он ими только прикрывался? — ответил он. — Решил, что я его не стану убивать, пока они от него зависят. И он был прав, я бы не стал, — удивленно заметил он. — Не убил бы. Из-за любого ребенка, не говоря уж о ее детях.
— Вы были знакомы с их матерью? — настал мой черед удивляться.
— Знаком? Нет, сэр. Я ее только издали видел, да еще знал по голосу. Она пела, как ангел. Догадываешься, что это значит для мужчины, который истосковался по женщине? По приличной женщине. Один парень заявил как-то, что от ее пения у него скулы сводит. Пришлось ему свои зубы с полу собирать. Как подобрал, так извинился. За пятнадцать лет мне не доводилось слышать другого пения, только ее, а она пела те же песни, что и моя мать. Ее голос прямо слетал с небес, можешь мне поверить. Такая жалость, что она померла. Если хочешь знать, когда он ее похоронил, я положил цветы на ее могилу, — сказал он.
— И тем не менее вы хотите его убить?
— А это уже другой сказ. Да, сэр. С помощью вот этого самого ружья я отправлю его прямиком в ад. Он подстрелил двух моих братьев.
— Может, это была ссора?
— Конечно. Но это было их дело, а когда он их подстрелил, то развязал войну. Или он будет похоронен, или его растерзают канюки.
— Ты бы обдумал все это получше, приятель, — сказал я. — С твоими братьями я не был знаком, но Дрейк Морелл — хороший человек, и девчонка только от него зависит. Тебе что, нужно, чтобы она осталась одна-одинешенька на свете? Через пару лет она станет женщиной… но какой женщиной?
Он уставился на меня, но я уже замолчал, подхватил винтовку и шагнул назад, в чащу. Он сделал то же самое. Я вернулся к лошади и поехал в поселок. Так мирно начинался день… И ведь никогда не угадаешь, чем оно все может обернуться!
Теперь мне было что рассказать Дрейку Мореллу. Я за него беспокоился.
В поселке я встретил Этана, набиравшего дров для печки, и остановился рассказать ему о происшествии. Когда я описал ему того человека, он невесело усмехнулся:
— Стейси Фоллет… знаю я его. Морелл раздразнил старого шакала, вот что. Старого шакала.
Глава 12
Пока я при свете лампы кормил и обихаживал коня, я все думал о нашем поселке — маленьком островке в море дикости и о тех опасностях, что подстерегают нас. Самые первые поселенцы, окруженные ненавистью, испытывали, наверное, то же самое.
Человек и город всегда связаны с миром, они не остаются в одиночестве, стоит появиться кому-нибудь новому, как от него начинают расходиться круги, словно по воде. Мы поселились в предгорьях — дичь ушла наверх, в горы, и ее стало меньше. Весной наши плуги вонзятся в здешнюю землю. Она небогата, но нам предстоит с нее кормиться. С нашей сноровкой, унаследованной от многих поколений фермеров, мы облагородим почву, будем тщательно ухаживать за посевами, и — больший или меньший, — но все равно соберем урожай. И земля вокруг нас изменится.
Стейси Фоллет скрывается в горах над поселком и угрожает одному из нас. А у нас каждый на счету, мы не можем пожертвовать одним, чтобы не ослабнуть всем вместе. Этот Стейси мне не враг, но я буду считать его таковым, потому что его глупое ружье может пробить брешь в той стене, что нам предстоит выстроить
