А в это время Джон Леннон и Брайан Эпштейн стояли друг против друга в гардеробной.
– Ты не посмеешь этого сказать, Джон, – со всей, на какую был способен твердостью сказал Брайан.
– Не вам мне приказывать!
Минуту назад Эпштейн застукал его репетирующим перед зеркалом фразу: «Вы – наши, хлопайте в ладоши. А знать пусть трясет своими сраными бриллиантами!..»
– Ты не посмеешь… – от волнения у Брайана перехватило дыхание, и он нервно сглотнул.
– Посмотрим! – усмехнулся Джон и вышел.
Брайан искательно обернулся к Полу:
– А ты понимаешь меня? Оскорбление дворянства в присутствии королевского Дома вызовет негодование света. И это будет совсем другое, чем скандалы с девочками, которые только прибавляют вам славы. О вас просто замолчат. О вас не напишут больше ни строчки. Слово «Битлз» станет неприличным и оскорбительным. – Он был белым, как полотно, и трясся мелкой дрожью.
– Думаю, вы преувеличиваете, – отозвался Пол. – Хотя в целом согласен с вами. Но если этот баран упрется, его даже я вряд ли сдвину.
– Пол! Сделай хоть что-нибудь! Я знаю, ты можешь повлиять на него!
Пол был польщен. В их лидирующем тандеме Джон всегда выступал на корпус вперед. В данной ситуации они явно поменялись местами. Хотя бы в глазах Эпштейна.
– Попробую, – кивнул Пол, выходя.
Брайан, обреченно опустив руки, проводил его взглядом. Тут на глаза ему попались Джордж и Ринго с сигаретами в зубах, пальцами играющие в крестики-нолики на запыленной крышке пианино.
– Ну-ка встать! – заорал Эпштейн вдруг.
Ринго вскочил и, вытянувшись, испуганно уставился на него честными, голубыми, как бусинки, глазами. А Джордж только скривил губы и выпустил в направлении менеджера колечко дыма:
– Чего это вы так кипятитесь?
– Все может рухнуть, как карточный домик, в один единственный миг, а вам до этого как будто бы и дела нет!
– А мы-то что можем сделать? Джон и Пола вряд ли послушает, а уж нас и подавно. – Он сунул руку в карман пиджака, достал оттуда небольшую целлулоидную коробочку, открыл и протянул ее Брайану. – Вот, примите-ка лучше парочку.
– Что это за гадость?
– Амфетамин. Съешьте, съешьте. Успокаивает.
– Не надо мне этой дряни. Я совершенно спокоен, – Эпштейн нервно сунул в коробочку руку, сгреб штук десять таблеток и, до того, как Джордж успел остановить его, проглотил их, не жуя и не запивая.
У Ринго глаза стали еще голубее и еще круглее. Он не хуже Джорджа знал действие этого снадобья.
– Сильно, – оценил поступок Брайана Джордж. – Достойно уважения, – и, обратившись к Ринго, тихонько добавил: – Глаз да глаз…
Тем временем, в соседней комнате Пол увещевал Джона:
– Нет ничего глупее, чем ломать то, что строилось годы. Мы добились успеха. Ты думаешь, это будет длиться вечно? Да через год про нас забудут. Ну, через два. Зачем торопить события? Нужно взять от ситуации все, что возможно…
– Мы потому чего-то и добились, что я всегда говорил и делал только то, что хотел.
– Например, в костюмчик переоделся…
Джон передернул плечами, словно стараясь отогнать неприятное воспоминание.
– Да, переоделся! – ответил он с вызовом. – Потому что я принял эту идею.
– Так прими и эту. Не будь таким твердолобым. Был бы жив Стью…
– Заткнись! – оборвал его Джон. – Не смей говорить от его лица! Вообще, не смей касаться его имени!
Они помолчали.
– Ладно, – нехотя согласился Джон. – Не буду я ничего говорить.
Лишь тут они заметили стоящего в проеме двери Брайана. Его глаза стеклянно поблескивали, а за его спиной маячили Джордж и Ринго.
Брайан нетвердыми шагами просеменил вплотную к Джону, остановился и вдруг, с подвизгиванием, выкрикнул ему прямо в лицо:
– Что?! Испугался?!
Джон ошалело утер слюну со лба. А Брайан продолжал наступать:
– Сдрейфил?! Тоже мне, бунтарь!.. Что ж, тогда я сам выйду на сцену! Я сам скажу: «Наши – хлопайте! А паршивые дворяне пусть бренчат своими мерзкими бриллиантами!» И знаешь, что я еще скажу?! «А королева Елизавета пусть колотит себя ими по заднице!» Всё! Я пошел.
Брайан решительно развернулся и пошагал прочь. Но не вписался в проем и, ударившись о косяк, упал на четвереньки.
– Колеса, – коротко пояснил Джордж Полу и Джону, а Ринго кинулся помогать Брайану подняться на ноги.
– Этого еще нам не хватало… – Пол зажмурился и потряс головой.
В этот миг в комнату влетел Нил Аспинолл:
– Ребята! Бегом! Ваш выход!
– Нил! – Джон схватил его за руку. – Будь здесь и следи за ЭТИМ! – ткнул он пальцем в сторону Эпштейна. – Он не в себе.
– А в ком?!! – возопил Брайан, но покачнулся и упал снова.
– Всё, мы пошли, – Джон подтолкнул Нила к нему. – Глаз с него не своди. И держи покрепче!
– Как я могу?.. Он главный…
– Он нажрался наркотиков! – перебил его Джон. – Он сорвет нам выступление. Делай что хочешь, но из комнаты его не выпускай, понял? Когда очухается, еще премию тебе выпишет.
Нил кивнул, и «Битлз» поспешили к выходу.
– Джон! – прохрипел Брайан.
Тот задержался. Эпштейн смотрел на него безумными глазами:
– Если ты не скажешь про бриллианты, клянусь мамой, концерт я сорву…
– Держи его крепче, – кивнул Джон Нилу и припустил за остальными.
Их встретили шквалом аплодисментов, а когда они заиграли, Джон подумал, что эта публика ему симпатична: они почти не орут и не стучат ногами. Даже слышно музыку.
Королевское ложе было достаточно близко к сцене, и Джон, прищурившись (выступал он, как всегда, без очков), видел, что и Елизавета II, и ее двоюродная сестра принцесса Маргарет с мужем, лордом Сноудоном, сияли улыбками, полными доброжелательности.
Вслед за хитами номер один «Please, Please Me» и «She Loves You» последовала «Аll My Loving»[59], которая на пластинках еще не выходила. И тут-то принцесса запрыгала и завизжала от счастья, как простая девчонка из какой-нибудь глухой провинции. А когда Пол запел трогательную до слащавости «Till There Was You»[60] из мюзикла пятьдесят седьмого года «Музыкальный человек»[61] (Эпштейну сказали, что это один из любимых фильмов королевы, и он порекомендовал Полу выучить эту песню), Джон увидел, как Елизавета вынула кружевной платочек и утерла слезы умиления.
Джон чувствовал себя счастливым. Но чувство это моментально улетучилось, когда, перед «Twist And Shout»[62], он увидел за кулисами свирепую физиономию Брайана. Тщедушный Аспинолл за его спиной знаками и жалобной мимикой каялся в том, что не смог усмирить его.
Сориентировался Джон мигом. Шагнув к микрофону, он произнес:
– А следующая наша песня потребует вашей помощи. Кто сидит на дешевых местах – хлопайте в ладоши. А остальные, – он направил озорную улыбку в ложе королевы, – могут позвенеть драгоценностями.
