района, после длительной торговли, согласился отвезти его к обсерватории.
Погонщик не использовал компас, да и в любом случае он бы не смог этого сделать. Он отыскивал маршрут иными способами – в первую очередь, с помощью своего демона, арктической лисы, которая сидела на упряжке и вынюхивала путь. Ли, который всюду носил свой компас, уже успел понять, что земные магнитные поля были в таком же хаосе, как и всё остальное.
Старый погонщик сказал, когда они остановились сварить кофе: – Это случается раньше, эта вещь.
– Что, открытое небо? Это случалось раньше?
– Много тысячи поколений. Мои люди помнят. Всё давнее время назад, много тысячи поколений.
– И что они говорят про это?
– Небо упало и разбилось, и духи ходили между этим миром и тем миром. Все земли двигались. Лёд растаял, затем замёрз снова. Потом духи закрыли дыру за собой. Зашили её. Но ведьмы говорят, небо тонкое там, за Северным Сиянием.
– А что произойдёт теперь, Умак?
– То, что и тогда. Всё опять исправится. Но только после большая проблема, большая война. Война духов.
Погонщик ничего больше ему не рассказал, и вскоре они двинулись дальше, медленно отыскивая дорогу через холмы и впадины, вдоль силуэтов скал, тёмных в бледном тумане, пока, наконец, погонщик не сказал: «Обсерватория там, наверх. Ты идёшь вперёд. Дорога очень крутая для упряжки. Ты хочешь вернуться, я жду здесь.»
– Да, я захочу вернуться, когда закончу, Умак. Разожги себе костёр, друг, сядь и отдохни. Я вернусь через три часа, может быть – четыре.
Ли Скорсби пошёл вперёд, с Хестер, спрятавшейся в глубине его куртки, и после получасового крутого подъёма обнаружил несколько зданий, внезапно появившихся над ним, как будто только что поставленные туда некоей гигантской рукой. Но этот эффект произошёл только из-за того, что туман рассеялся, и через минуту здания снова исчезли из вида. Он успел заметить огромный купол обсерватории, и купол поменьше на некотором расстоянии от первого, а между ними – группу административных и жилых зданий. Ничто не светилось, так как все окна были затемнены, чтобы не портить темноту, в которой работали телескопы.
Через несколько минут после своего прибытия Ли уже разговаривал с астрономами, желавшими узнать, какие новости он принёс, ибо нет более беспомощных естественных философов, чем астрономы в тумане. Он рассказал им всё, что он видел, и, как только с этой темой было закончено, он спросил про Станислава Граммана. Астрономов никто не посещал уже недели, и они были рады поговорить.
– Грамман? Да, я кое-что о нём могу рассказать, – сказал Директор. – Он был англичанин, несмотря на имя. Я помню...
– Да нет же, – сказал его заместитель. – Он был членом Имперской Германской Академии. Я встречал его в Берлине. Я был уверен, что он немец.
– Нет, думаю, он был англичанин. В любом случае, его английский был безупречен, – сказал Директор. – Но я согласен, он действительно был членом Берлинской Академии. Он был геолог...
– Нет, нет, вы неправы, – сказал ещё один учёный. – Он интересовался землёй, но не как геолог. Я с ним однажды имел длительный разговор. Я думаю, вы бы назвали его палеоархеологом.
Они сидели, все шестеро, вокруг стола в комнате, которая служила астрономам гостиной, спальней, столовой, баром, комнатой отдыха, и всем остальным. Двое из них были московитами, один поляком, один йорубой, и один – скраэлингом. Ли Скорсби чувствовал, что это маленькое общество было радо увидеть посетителя, хотя бы потому, что появлялись новые темы для разговора. Последним высказался поляк, и затем йоруба перебил его:
– Что ты имеешь в виду под палеоархеологом? Археологи изучают древности, зачем ещё добавлять приставку, означающую «древний»?
– Его исследования простирались дальше в прошлое, чем ты мог бы подумать, вот и всё. Он искал остатки цивилизаций, существовавших двадцать-тридцать тысяч лет тому назад, – ответил поляк.
– Нонсенс! – сказал Директор. – Полная бессмыслица! Скорее всего, он над тобой издевался. Цивилизации тридцатитысячелетней давности? Ха! Где доказательства?
– Подо льдом, – ответил поляк. – В этом всё дело. Согласно Грамману, земное магнитное поле сильно менялось в прошлом, и земная ось тоже двигалась, так что земли, которые тогда лежали в умеренной полосе, теперь покрылись льдом.
– Как? – спросил один из московитов.
– О, у него было какая-то сложная теория. Но смысл в том, что любые свидетельства существования древних цивилизаций давным-давно погребены подо льдом. Он утверждал, что ему удалось получить фотограммы странных каменных формаций.
– Ха! И это всё? – спросил Директор.
– Я только рассказываю, я не защищаю его, – ответил поляк.
– А как давно вы знаете Граммана, джентльмены? – спросил Ли Скорсби.
– Ну, дайте подумать, – сказал Директор. – В первый раз я его встретил семь лет тому назад.
– Он сделал себе имя за два года до этого, с этим его докладом о вариабельности магнитного поля, – сказал йоруба. – Но он появился ниоткуда. Я имею в виду, никто не знал, где, когда и у кого он учился, и никто не видел его предыдущих работ...
Они поболтали ещё какое-то время, обмениваясь воспоминаниями и выдвигая предположения о том, где сейчас может быть Грамман, хотя большинство сходилось на том, что он, скорее всего, мёртв. Когда поляк отошёл, чтобы сварить ещё кофе, Хестер, демон Ли, тихо сказала ему: «Присматривай за скраэлингом.»
Скраэлинг говорил очень мало. Ли думал, что он молчалив от природы, но после подсказки Хестер, бросил якобы случайный взгляд во время очередного перерыва в разговоре, чтобы рассмотреть демона скраэлинга, снежную сову, глядевшую на него яркими оранжевыми немигающими глазами. Что ж, совы выглядели именно так – но Хестер была права, так как во взгляде демона была ненависть и подозрение, которых не было видно на лице её человека.
А затем Ли увидел что-то ещё: скраэлинг носил кольцо с выгравированным на нём символом Церкви. Внезапно он понял, почему тот молчал. Каждый философский исследовательский институт, как он слышал, должен был включать представителя Магистериума, чтобы тот действовал как цензор и подавлял известия о любом еретическом открытии.
Так, поняв это, и вспомнив кое-что, что говорила ему Лайра, Ли спросил:
– А скажите мне, джентльмены – не знаете ли вы, занимался ли Грамман когда-нибудь исследованиями Пыли?
Мгновенно маленькая, заполненная людьми комната погрузилась в тишину, и внимание всех сидящих сфокусировалось на скраэлинге, хотя никто не смотрел на него прямо. Ли знал, что Хестер сохранит свой ничего не выражающий вид, с её полузакрытыми глазами и ушами, распластанными по спине, а сам он принял выражение жизнерадостной невинности, разглядывая всех собеседников по очереди.
Наконец он остановил взгляд на скраэлинге, и сказал: – Прошу прощения. Я что, спросил про что-то запрещённое?
Скраэлинг ответил: – Где вы услышали про эту вещь, мистер Скорсби?
– От пассажира, которого я перевозил через море некоторое время назад, – легко ответил Ли. – Он так и не сказал, что это такое, но из разговора я понял, что этой вещью доктор Грамман определённо бы заинтересовался. Я так понял, что это какое-то небесное явление, вроде Северного Сияния. Но это оставило меня в удивлении, так как, будучи аэронавтом, я знаю небо вдоль и поперёк, а с этой штукой я никогда не встречался. А что это, собственно?
– Как вы и сказали, небесный феномен, – ответил скраэлинг. – Он не имеет практического значения.
К этому моменту Ли решил, что пришло время уйти – больше он ничего тут не узнает, и он не хотел заставлять Умака ждать. Он оставил астрономов в их окутанной туманом обсерватории и отправился вниз по тропинке, следуя за своим демоном, глаза которой были ближе к земле.
И когда они были в десяти минутах ходу от обсерватории, что-то пролетело рядом с его головой в тумане, и кинулось на Хестер. Это была снежная сова – демон скраэлинга.
