отстали более чем на милю. Присоединившись к нам на полуденной стоянке, сообщили, что ничего не видели.
Мы расположились на отдых в месте, где оползень накидал на валуны стволов и кустарника, так что вышло кое-какое укрытие от дождя. Часть его послужила нашим животным, другая, посолиднее, — нам самим. Кому иному хлам, принесенный соскользнувшей землей, вовсе не показался бы укрытием, но мы съежились под ним, спасаясь от просачивающихся капель, и соорудили маленький костерок, на котором сварили кофе.
Чему я уже научился — это что нужда в крыше над головой есть вещь относительная. Живущему постоянно под открытым небом требуется куда меньше, чем человеку, привыкшему к четырем стенам и потолку. Должен заявить в похвалу Лусинде Фолви: она не жаловалась и не выглядела хуже устроившейся по сравнению с остальными.
К этому времени мы разговаривали меньше. Перебрасывались замечаниями о дорожных мелочах, и только. Не скажу, что виной тому овладевшее нами беспокойство, хотя оно чувствовалось. Всякий понимал: в конце пути ждет неприятность, и серьезная.
Отдохнув, времени мы не теряли. Согретые кофе, еще дожевывая сушеное мясо, составившее наш ленч, мы снова тронулись с места. На этот раз отстал Боб Сэнди, выполняя роль арьергарда. Первый час мы ехали быстрее.
Глыб камня стало меньше, деревья — гуще. Поднимаясь, мы огибали стройные черные колонны сосновых стволов. Один раз увидели голые каменные площадки, потемневшие от дождя; местами по ним струилась пленка воды. Затем шел довольно густой лес, кое-где там было относительно сухо.
Здесь мы наконец нашли тропу, и проложенную не животными. Ее явно использовали индейцы. Узкая, какими обычно бывают индейские тропинки, она следовала природным изгибам холмистой местности и преспокойно привела •нас к скалистому навесу, где давно высохший поток подмыл обрыв. Один угол получившегося укрытия закоптили многочисленные костры.
Света для езды хватило бы еще на час, но вряд ли нам попалась бы вторая такая кровля, Так что мы послезали с лошадей. Частью укрытое под навесом лежало топливо, мы отыскали еще. Вскоре у нас был огонь. Лошадей расседлали и растерли, а Боб все не появлялся.
Решившись, я направился к моему коню.
— Поеду обратно, — сказал я и тут переменил намерение. — Отправлюсь пешком. — Кембл потянулся за ружьем. — Оставайся здесь. Если он попал в беду, помочь ему достаточно одного. Почем мы знаем, вдруг нас хотят разделить.
Кембл помешкал.
— Может, ты и прав.
Оставаться ему не хотелось, но один человек часто способен сделать много. И у меня было ружье Фергюсона, а его мои товарищи начали уважать.
Спрятав ружье от дождя клеенчатым плащом, я зашагал из-под нависшей скалы назад по тропе. Ходьба всегда была моим любимым способом передвижения, и сейчас я шел быстро, ловя ухом каждый звук, не принадлежащий дождю.
Отмахав милю, я замедлил ход, иногда останавливаясь послушать. Боб следовал за нами на расстоянии мили, и, хотя он мог и попросту задержаться, я уже ощущал уверенность: что-то не так. Впереди, в четверти мили самое большее, лежала прогалина, которую мы пересекли на пути сюда. Свернув с дороги, я двинулся меж деревьев вверх, быстро и беззвучно. Сырость шла на руку, помогали и мокасины на ногах: я чувствовал ступней любую ветку, способную громко хрустнуть, до того, как перенести на нее свой вес.
Новое направление привело меня на край прогалины выше по склону, так что открытое пространство находилось ниже меня. Сам не ожидая, я увидел на другой стороне, у деревьев, в доброй сотне ярдов лошадь Боба Сэнди. Тридцатью ярдами ближе, растянувшись позади упавшего бревна, имелся и сам Боб. Винтовка в руках, он смотрел в сторону, откуда мы приехали. Внезапно из травы выскочили двое и кинулись к нему. Он перевел на одного из них прицел — тихо… осечка!
Автоматически мой «фергюсон» взлетел к плечу, и я выстрелил. Один из бегущих споткнулся, затем упал.
Тут же я зарядил снова. Второй нырнул за дерево, вероятно, не понимая, кто выстрелил. Скорее всего они считали Боба мертвым либо тяжело раненным до этого; сейчас, после выстрела, полагая, что его оружие разряжено, второй нападающий вышел из-за ствола и метнулся вперед.
Я прицелился, задержал дыхание, осторожно выпустил воздух и сжал спуск. Мой объект не видел, откуда прозвучал первый выстрел, не увидел и на сей раз. Пуля ударила его, но без особого толка: он лишь затормозил и шмыгнул в укрытие. Я уже заряжал опять.
Возможно, неожиданность скорее, чем рана, остановила нашего противника. Я не сомневался, что он получил разве что царапину. Но теперь он знал наверняка: перед ним не один человек, а два. Мое оружие было уже готово к выстрелу, и я передвинулся выше, надеясь на удачный шанс.
И в эту секунду позади шевельнулось — так слабо… Мгновенно повернувшись, я упал на колено, и резкое движение меня спасло. Грянуло ружье, почти вплотную, и от дерева позади меня полетела зацепленная кора.
Я не ответил огнем. Без содействия разума я очутился в превосходной позиции. Со стороны вершины меня защищал пень обломленного молнией дерева. Над головой нависал ствол, все еще частью связанный с пнем. Заслон являлся частичным, а вот разглядеть меня было невозможно. Неизвестный стрелок не сомневался в успехе, когда мой силуэт возник на фоне светлой прогалины, но теперь я исчез, а мой бросок вышел настолько стремительным, что он не знал, попал или нет. И самое главное — в моих руках покоилась винтовка с нетронутым Зарядом. За поясом чувствительной тяжестью напоминал о себе пистолет.
Царила полная тишина. Ожидая звуков, выдающих перезарядку ружья — случайного стука шомпола или другого негромкого шума, — я совершенно ничего не слышал. Неподалеку безмолвно передвинулась тень. Я воздержался от выстрела.
— Кто-то там есть. Несмотря на прохладную погоду, на моем лбу проступил пот. Во рту пересохло.
Там позади, на открытом месте, лежит Боб Сэнди, может быть, нуждаясь в помощи, но человек среди деревьев хочет меня убить, и, если я тронусь с места, он это сделает — при условии, что успел зарядить.
А может, мне повезет. Большая капля шлепнулась со ствола вниз и ледяным пальцем побежала вдоль моего позвоночника. Становилось темнее.
— Заходи с той стороны, Джо, — спокойный, с интонациями образованного человека голос. — Попался, голубчик.
Я не пошевелился. В существование Джо я не верил. Поблизости, по крайней мере. Это была уловка, хитрость, чтобы заставить меня двинуться или заговорить. Ни того, ни другого я не сделал.
У моей руки валялась сухая ветвь футов восьми в длину, тонкая, словно хлыст. Со всеми предосторожностями я сомкнул вокруг нее пальцы и, не произведя ни звука, поднял. Половина искусства чревовещателя — направить внимание других в неверную сторону; почти прижав рот к расщепленному пню, за которым я скорчился, я чуть простонал — тихо-тихо — и в тот же момент прошелестел листьями в нескольких футах от себя кончиком подобранной ветки.
Он выстрелил. Я увидел вспышку, услыхал удар пули и пустил в дело свой «фергюсон».
Послышался звук резко втянутого воздуха, шум беспорядочного падения, но я уже был в движений. Бегом назад, скрываясь за деревьями, почти не поднимая шума: земля мягкая, трава и сосновые иглы под ногами пропитаны водой. Я описывал полукруг вниз по склону, нацеливаясь на лошадь Сэнди.
Подбежав, я заговорил с конем. Раз или два я о нем заботился, и он узнал меня, насторожил уши и шагнул вперед. В один миг я был в седле и летел по прогалине.
— Боб! — заорал я.
Он вспорхнул с земли не хуже индейца, когда я подскакал, бросив повод, в одной руке ружье, другая протянута для помощи. Очутился на спине лошади, будто проделывал такое сто раз, и во весь опор мы унеслись в лес.
Позади нас раздался выстрел. Второй из нападавших, наверное. Но на этом и кончилось.
Умеряя бег коня, я спросил:
— Ты цел?
