Взрыхленная земля и глубокие, закрученные следы копыт были видны не менее отчетливо, чем раны и борозды на медвежьей шкуре. Впрочем, борозды оказались поверхностными, по-настоящему повредить зверю они не могли. След, оставленный ударом копыт по ребрам, был малозаметен, но и он не мог послужить причиной гибели гризли. Ведь гризли — самое крупное из хищных животных и самое свирепое, если загнать его в угол. Зато когда они обнаружили, что грудь мертвого медведя вспорота, а сердце вырвано, никто из троих долго не решался заговорить первым. Наконец Сквайрс нарушил молчание.
— Это дело рук индейца, — сказал он. — Индеец съедает сердце убитого им медведя, чтобы стать таким же могучим и свирепым. Только есть здесь кое-что еще… Нечто, заставившее индейца считать медведя заколдованным.
— Может быть, — согласился Скотт Коллинз, — но все это не помогает нам найти Харди. Пожалуй, лучше двинуться дальше.
— Они снова едут верхом, — провозгласил с другого конца поляны Дэрроу. — Жеребец пошел отсюда так, будто на нем ехали.
Осмотрев следы, остальные согласились с ним — ровная, спокойная походка жеребца указывала на то, что им управляли.
Все трое пустились вперед по этим следам. Кое-где они были не отчетливы, местами исчезали совсем, и обнаруживать их снова удавалось лишь с большим трудом. В таких случаях они расходились поодиночке, а когда кому-то удавалось найти след, снова съезжались вместе и так мало-помалу продвигались вперед, хотя и несколько медленнее, чем Харди. Как-то раз, когда Коллинз отъехал довольно далеко в сторону, его позвал Билл Сквайрс.
— Эй, погляди-ка на это!
Скотт и Дэрроу приблизились к нему и увидели свежие следы двух верховых и вьючной лошадей. Сквайрс вытащил жевательный табак, откусил изрядную порцию и скосил глаза на Коллинза.
— Видишь ли ты то же, что и я?
— По-моему, — Коллинз внимательно рассматривал следы, — это пегий мерин Бена Старра.
— Ну-ну… А что ты знаешь об этом пегом?
— Черт возьми! — припомнив, воскликнул Дэрроу. — Его же. украли!
— Кому, как не мне, знать эти следы, — сказал Сквайрс. — Ведь Бен выменял пегого у меня.
Двое недавно проехавших здесь даже не пытались скрыть следы, а значит, не боялись преследования. Впрочем, стояла уже слишком поздняя осень, чтобы путешествовать по этим местам и поэтому погоня была маловероятна, даже если их в чем-то подозревали.
— Если поехать за ними, то со временем мы выясним, кто это такие. Здешние места многолюдными не назовешь, а я живу здесь достаточно долго, чтобы знать почти что всех. Я ведь прибыл сюда так давно, что Джим Бриджер в те времена еще считался новичком. Немногие появились тут раньше… Разве что Джон Култер со своими.
Долина, по которой они ехали, пересекалась множеством ручьев, на востоке высились горы, а горный кряж ограничивал долину с запада. Даже сейчас, в конце сентября, это была зеленая, красивая местность, в реке и ручьях прыгала форель, вокруг было полно дичи.
Они нашли следы Харди.
— Он пытается убежать, — сказал Дэрроу. — Похоже, он знает, что индеец преследует его.
— На самом деле хлопот у него куда больше, — заметил Скотт Коллинз, уже некоторое время с тревогой размышлявший об этом. — Если эти люди, что выслеживают его, украли пегого, они могут попытаться украсть и моего жеребца — если уцелеют при этом. Мой жеребец чужих не любит. Никогда не любил.
Дважды они теряли следы и дважды находили снова. В общем-то, задача была несложная, поскольку Харди не предпринимал ни малейших попыток заметать следы. Уже в сумерках они наткнулись на остатки лагерного костра.
— Сегодня мы уже ничего больше не обнаружим, — сказал Сквайрс. — И стоит отойти назад, чтобы не затоптать следы вокруг.
Лагерь они разбили ярдах в пятидесяти от кострища, и Скотт не смог удержаться — он был уверен, что дети уже совсем близко. Отойдя от лагеря, он позвал… С десяток раз он взывал во тьме, но ответа не было.
— Тяжело ему будет, если мы не найдем мальчика, — сказал Дэрроу Биллу Сквайрсу.
— Мы должны найти его, — отозвался Сквайрс. — Хороший он человек, Скотт… А если на то пошло — и мальчишка тоже.
— А здорово Скотт нагнал страху на этих любителей чужих участков — тогда, в Хенгтауне. Всех выгнал, — усмехнулся Дэрроу. — Всех, кроме Даба Холлоуэя.
— Холлоуэй у них верховодил, — заметил Сквайрс, — и ему надо было показать себя. И показал — это уж точно… Жаль только, не дожил, чтобы полюбоваться.
Наконец Скотт Коллинз вернулся в лагерь.
— Я так себе это представляю, — начал он. — Эти конокрады наткнулись на следы жеребца. Если они шли по ним долго, то, разумеется, выяснили, что едут на нем лишь двое детей. Дальнейшее зависит от того, что это за люди.
— Мало кто решится обидеть детей, — отозвался Дэрроу. — После этого они не посмеют нигде показаться.
— Если об этом станет известно, — заметил Сквайрс. — Сам посуди: дети здесь одни и даже не подозревают, что мы их ищем. Знает о них только тот индеец.
В лагере было тихо. Выкурив трубку, Сквайрс отправился спать. Фрэнк Дэрроу попытался завязать разговор о следах и окрестностях, но вскоре тоже сдался. Только Коллинз не мог сомкнуть глаз. Ему было не до сна: ведь все еще оставался шанс услышать что-нибудь.
Немного погодя он отошел от лагеря и сел, вслушиваясь в ночь.
Вокруг простиралась страна индейцев, хотя никого из них поблизости вроде бы не было. В любой момент может выпасть снег, и всякий индеец предпочтет находиться в тепле собственного вигвама, где его скво поддерживает огонь в очаге и готовит пищу. Юты, бэнноки, шайены и черноногие — все бывают здесь. А если на то пошло — шошоны тоже. А в хорошую погоду — и кроу.
Воздух был чист, а ночь холодна. В такие ночи и по такому воздуху звук разносится далеко. Поэтому Скотт Коллинз сидел один и прислушивался. Он боялся, что, если дети живы, их может захватить какой- нибудь отряд бродячих индейцев. Юты могут увести их далеко на юг — в Колорадо или Юту; шайены — на север, в горы.
Звезды горели ярко. Коллинз слышал, как бобер плеснул хвостом в своей запруде, как где-то в прерии завыл волк. Это был не койот — волк, большой лесной волк.
И это тоже беспокоило Скотта. Многие дикие звери не отважатся напасть на охотника, но могут накинуться на ребенка.
На рассвете Коллинз вернулся в лагерь. Дэрроу готовил завтрак. Рассевшись вокруг костра, они обсудили происшедшие здесь недавно события.
— Лошадь сбросила его и убежала, — проговорил Сквайрс и, немного помолчав, добавил: — Дети тоже убежали. Похоже, что так.
— Значит, и ты так думаешь? — спросил Скотт.
— Судя по следам, с твоим парнем, похоже, обошлись грубо. Однако главное — они убежали. Теперь, будь твой жеребец мустангом, он бы выследил мальчика. Я видывал, как мустанг шел по следу, точно ищейка.
— Ред тоже может. Я знаю, как он следовал за мальчиком, когда тот шел на охоту. Встречал ты когда- нибудь лошадь, которой нравилась бы охота?
— Однако… Но как-то был у меня пони, который подходил ко мне сзади и укладывал голову на плечо всякий раз, как я собирался выстрелить.
— Сколько прошло? — поинтересовался Скотт, указывая на следы. — Дня два?
— Примерно. Не больше трех. Думаю, мы их понемногу догоняем.
На склоне холма следы детей потерялись окончательно. Оставив позади осиновую рощицу, они вышли на широкий скальный выступ, вся почва с которого много лет назад была начисто сметена оползнем. Эту каменную поверхность дети пересекли, словно привидения, не оставив никаких следов.
