наконечники от стрел, но гораздо тоньше и длиннее всех тех, что ему приходилось встречать в своей жизни, словом, мастерская работа. Затем, в очередной раз нагнувшись, чтобы поднять сухую ветку, он обнаружил тончайший, словно яичная скорлупа, осколок какой-то посуды, с виду напоминавший фарфор. Но стоило протянуть руку, и он рассыпался в прах у него в пальцах.
— Где мы? Что за место? — спросил он у Монтеро.
Калифорниец лишь пожал плечами.
— Место, где нужно хранить молчание, — сдержанно произнес он. И затем, решив, что Шона он знает уже много лет, с самого детства, добавил: — Это земля Древних.
Шон молча взглянул на него и торопливо направился туда, где Мариана готовила для них кофе.
— Никуда отсюда не отходи, — приказал он ей строго. — Держись поближе к костру и лошадям.
— Нам угрожает опасность?
— Пока еще нет, но место жутковатое. Разве ты не чувствуешь?
— Здесь тихо, красиво. Интересно, а куда они ушли?
— Наверное, за золотом. Держись под деревьями. Если поблизости кто-то и объявится, то вряд ли тебя смогут заметить.
— А ты куда собрался?
— Пойду взгляну вон на те развалины.
— Тогда я с тобой.
Но тут в их разговор вмешался Монтеро:
— Сеньор, туда не стоит ходить. Это нехорошее место. Оставайтесь под деревьями и не отходите от костра.
— Ну ладно, — согласился Шон, вновь с любопытством поглядывая в сторону древних руин. Нехорошее место? Скорее всего, оно связано с каким-нибудь дурацким предрассудком. У местных индейцев полно суеверий, многие из которых бытовали еще и среди калифорнийцев. Современные жители знали об этом крае только понаслышке. А люди говорили разное. Время от времени какой-нибудь ловец диких лошадей в одиночку отправлялся сюда и, возвратившись, привозил уйму разных историй и небылиц. В их усовершенствование вносили свою лепту и охотники, бродившие по горам в поисках добычи. Но и таких сведений, разрозненных и противоположных, было крайне недостаточно.
— Давайте приготовим сейчас что-нибудь на ужин, -предложил он наконец, — поедим и потушим костер. Незачем обнаруживать себя.
Монтеро согласился, тут же взялся за сковородки и кастрюльки. Шон бродил по берегу, стараясь избегать открытых мест, чтобы не стать легкодоступной мишенью. От руин он намеренно держался подальше, не желая сердить Монтеро. Он любил старика и уважал его просьбы.
Но время шло, и ему все больше и больше становилось не по себе. Где-то неподалеку рыщет Мачадо со своими людьми. Не исключено, что ему все же удастся найти их даже здесь, в диком краю непроторенных троп, так что ж, перестрелка? В таком месте?
Хесус Монтеро хотя человек пожилой и очень осторожный, но не из тех, кто предпочел бы тихо ретироваться и бежать от своих врагов, если бы дело вдруг дошло до стрельбы. И его мать, женщина гордая и упрямая, наверняка поступила бы так же.
Дважды Шон выбирался из впадины, поднимаясь по каменистому склону, с вершины которого и обозревал близлежащие окрестности. Его очень беспокоили многочисленные скрытые подступы к низине, по которым ничего не стоило пробраться тайком, оставаясь никем не замеченным.
Когда капитан наконец вернулся к костру, там горкой лежали кукурузные лепешки, в воздухе разливался аромат горячего кофе, смешанный с запахом жареного мяса. Они с Марианой сели рядом и взялись за еду. Пока продолжалось их совместное путешествие, он успел сделать вывод, что она не только красивая девушка, но еще и необычайно благоразумная.
— Ты говорил, что он из индейцев? Наш Старец?
— Как знать… Мы зовем его Хуан, и мой отец называл его так же, но настоящее ли это его имя или нет — кто знает. Скорее всего, мы уже никогда об этом не узнаем, как и о том, кто он: мексиканец, индеец или еще кто-нибудь. По-моему, он все-таки индеец, но из какого-то доселе не известного нам и, скорее всего, уже исчезнувшего племени.
— У нас в Мексике тоже есть исчезнувшие племена.
— Индейцы ведь постоянно воюют друг с другом, точно так же как наши предки в Европе. В такой ситуации малочисленные племена при больших человеческих потерях просто вымирали.
— С ней ничего не случится?
— С сеньорой? Нет, все будет хорошо. Она и сама может за себя постоять. Тем более что с ней там Старец. Он готов умереть за нее.
— Ты всегда называешь ее «сеньора», но она же твоя мать. Почему?
— Поживи немного с нами, и сама поймешь. Она — сеньора, поверь мне, и в этом вся. Мать очень редко повышает голос, но все и без того знают, кто в доме хозяин. Она такая со всеми, кроме, пожалуй, отца. Сколько я помню, ее всегда звали сеньора. И до сих пор так называют.
Он снова проверил свою винтовку.
— Жаль, что с нами нет Майка.
— Майка? Ты имеешь в виду своего брата?
— Конечно. Он здорово управляется с ружьем и лассо, а уж держится в седле так, что любой позавидует. Вдруг он решил удалиться от мирской суеты, обратиться к Богу, стал монахом, но бывает, иногда мне ужасно хочется испытать, есть ли предел этому его умиротворению.
Где-то высоко в скалах гулко заухала сова.
— Ложись-ка спать. Если они там что-нибудь найдут, то, возможно, нам придется уехать отсюда рано утром.
— Я не устала.
— После целого дня пути? Нет, тебе все же лучше отдохнуть.
— Мой отец разводил скот в горах Герреро. Мне приходилось проводить в седле гораздо больше времени.
— А ты умеешь стрелять?
— Что за вопрос? Разумеется. — Она замолчала и мгновение спустя задумчиво добавила: — Андрес бы меня все равно никогда не полюбил. Ведь он меня совсем не знал. Ему и в голову не приходило, что я езжу верхом и стреляю получше любого из погонщиков. Нет, справиться со мной ему было бы совсем нелегко.
— Ты должна поспать. Они сказали, что вернутся на рассвете.
Над горами стояла мертвая тишина, которую нарушал лишь легкий шорох листьев и тихое журчание ручья. Ни птичьих голосов, ни кваканья лягушек.
Выбрав себе уголок поукромнее, Мариана расстелила одеяло и улеглась, положив под голову седло вместо подушки. Шон подошел и накрыл ее пончо.
— Ты очень любезен… Спасибо.
Она закрыла глаза, слушая как тихонько позвякивают шпоры на сапогах капитана, возвращавшегося к костру, как хрустит песок у него под ногами, и это был приятный, успокаивающий звук. И тогда, укрывшись с головой, она спокойно уснула.
Шон стоял в темноте, примерно в полусотне футов от нее, и пытался мысленно определить природу доносившихся до него шорохов и звуков, отмечая про себя, что ночь выпала на редкость тихая.
Многие люди верят в то, что любые чувства, будь то грусть, счастье или страх, не исчезают бесследно, запечатлеваясь там, где человек живет. Самому Шону приходилось бывать в домах, лишенных настоящего тепла и уюта, ему казалось, там холодно и сыро; но, к счастью, встречались и другие жилища, где, едва переступив порог, он чувствовал себя как дома.
В некоторых местах творились какие-то необъяснимые вещи, и тогда люди говорили, что на тех землях лежит проклятье. Случилось ли подобное здесь? Или же дело в чем-то другом?
Загадочные истории о странном и непознанном он слышал с детства и от матери, л от индейцев. Тяга к мистике у кельтов в крови… Уж не в этом ли причина?
Порой на свете и в самом деле происходят события, которым нельзя дать разумного объяснения. Нечто
