он схватился с беглецом врукопашную. Ружье со стуком упало на землю, и Рейнджер почувствовал на себе стальную хватку.
Никогда в жизни Джиму Хэтфилду не приходилось сталкиваться с такой нечеловеческой силой. Его противник, ростом с него самого, был широк в плечах и тело его, казалось, было скручено из стальных прутьев. Одно усилие могучих рук — и рейнджера оторвало от земли, но в этот момент его жилистые пальцы дотянулись до горла врага. Мышцы Хэтфилда напряглись и заиграли, он изо всех сил сжал пальцы и вырвался из стальных объятий. В это мгновение рука противника сжала кисть Хэтфилда со страшной силой, и он почувствовал, как у него на руке лопается кожа. Противник сорвал со своего горла руку Хэтфилда, молнией мелькнул кулак — и Хэтфилд получил жуткий удар в челюсть. Враги отпрянули друг от друга.
Из тьмы выскочила еще одна фигура. Хэтфилд пригнулся как раз вовремя, чтобы избежать страшного удара в голову. Удар пришелся вскользь, искры посыпались у него из глаз, и он опрокинулся на спину. Послышался топот убегающих ног.
Тряся головой, чтобы опомниться, Хэтфилд обеими руками потянулся к оружию, но две тени шмыгнули за угол дома и растворились в темноте среди лабиринта хижин и глинобитных домов, который простирался на задворках больших кирпичных зданий, выходящих на главную улицу.
Все произошло в считанные секунды. Боров-Холидей ринулся через окно и побежал со всей скоростью, на какую был способен. Он с воплями мчался к Хэтфилду с «Кольтом» в руках. Тот вкратце изложил ему, что произошло, и Холидей выдал смачное ругательство. Он очень внимательно выслушал описание «человека без лица».
— Знаю я одного парня, которому это описание вроде как подходит, — сказал он. — Лицо-то у него есть, но оно все изрубленное, и в темноте он, небось выглядел бы точно, как ты сказал. Но имен я называть не хочу, потому что не уверен… Стрелять в человека — это дело серьезное, и я, хоть убей, не вижу, с чего бы это ему стрелять в тебя. Ты этого парня увидишь рано или поздно, и тогда постарайся отнестись к нему объективно: если это в самом деле он, я думаю, ты его вычислишь. Ну, пошли. Думаю, сегодня никаких глупостей больше не будет. Нам давно пора есть.
В том месте на потолке, куда угодил заряд дроби доски были разбиты в щепки, но больше никакого ущерба как будто не было. Дверь в зал оставалась закрытой, и в салуне, где стоял шум и гам, никто ничего не заметил. Ну а выстрел на улице — слишком заурядное явление чтобы привлечь внимание.
В эту ночь Хэтфилд спал в маленькой комнатке как раз над залом. Его тоже не волновали крики и выстрелы на улице. Но подлое покушение на его жизнь не давало покоя, и он долго лежал в темноте без сна, размышляя. Он ни секунды не сомневался, почему на него покушались.
— Они узнали меня, — думал он. — Этот мой маскарад может провести кого угодно, но только не этого дьявола без лица. Уж он-то хорошо разглядел меня той ночью в деревне и действовал, конечно, наверняка. Похоже, как у них сорвался этот фокус со змеей, они глаз с меня не спускали и в конце концов выследили. Но они не знают, что мне известно. Они не могут знать, что мне удалось выведать там, в деревне, а рисковать они не хотят. Как только представится случай, они меня уничтожат. Зато я теперь знаю, как обстоят дела, это облегчает мою и осложняет их задачу. Рано или поздно они начнут нервничать и выдадут себя. От меня требуется лишь одно — дожить до этого момента! Всего-навсего!
Тревожило только одно — этот черт без лица явно знал, что он рейнджер, а Хэтфилд не знал, кто он такой. Пока у него был всего один ключ, и тот ненадежный — глаза на мертвом лице, которые он увидел ночью в деревне за секунду до того, как все поплыло и он потерял сознание.
— Жаль не удалось взглянуть на трупы сразу после той схватки, — подумал он. Веки его сомкнулись, и он уснул.
Его конь стоял в конюшне неподалеку. На следующее утро после завтрака он отправился туда и спросил владельца, хромого Бенди Бертона, бывшего ковбоя.
— Голди повредил ногу, — сказал он Бенди, поглаживая лоснящуюся шею своего гнедого. — Ничего страшного, но несколько дней отдыха ему не повредит. У тебя найдется лошадь для меня на день-два?
Бенди с готовностью кивнул.
— Можешь взять того маленького жеребца, там, в дальнем стойле. Месяц назад какой-то парень не смог заплатить за корм и оставил его здесь. Если хочешь, возьми его на пару дней, а хочешь — заплати долг за того парня — и он твой. Совсем недорого.
— Я его сегодня испытаю, — согласился Хэтфилд. — Может, я и избавлю тебя от него.
— Послушай, ты бы оставил свое седло и взял бы это: оно мягче и по размерам больше жеребцу подходит. А твой гнедой — он под стать тебе, великан. Вот это лошадь, с ума сойти!
Вскоре рейнджер уже выезжал из города, двигаясь прямо на восток. В конюшне ему удалось подобрать неплохое снаряжение, но, впрочем, он не собирался ездить быстро и много.
— Все равно, хорошо бы, чтобы Голди побыстрей поправился, — думал он про себя. — На нем чувствуешь себя, как на урагане, а в трудный момент иметь под рукой ураган очень даже неплохо…
Случайная фраза, оброненная Холидеем, заставила Хэтфилда оставить свои длинные «Кольты» и тяжелые патронташи.
— Эти твои пушки, конечно, могучие штуки, — сказал он, с подозрением разглядывая гладкие рукоятки «Кольтов». — Но что-то я не припомню, чтоб какой игрок носил такие. Это чисто ковбойские пушки, бьюсь об заклад.
Хэтфилд ничего не сказал, только кивнул, но, прежде чем выезжать из дому, заменил кольты на два «Смит-и-Вессона» 45-го калибра, которые достал из седельной сумки. Эти револьверы были покороче и хорошо помещались в кобуре под мышкой, которую скрывал его Длинный черный сюртук. Хэтфилд всегда следил за тем, чтобы любой его наряд выглядел гармонично. Такая мелочь, как неверно подобранное оружие, может выдать тебя с головой, если нарвешься на наблюдательного человека, — размышлял он.
Так, с виду невооруженный, он ехал вдоль ржавой колючей проволоки, протянувшейся вдоль границ огромного ранчо дона Себастиана Гомеса.
Глядя на нее, он прикидывал, далеко ли ему еще ехать вдоль этой изгороди, уходящей туда, где высились размытые очертания мрачных гор Тинаха. Он пытался припомнить инструкции, которые дал ему Холидей. — Если срезать здесь напрямую, через огороженный участок, получится вдвое короче, — размышлял он. — Ну, на обратном пути посмотрим…
Однообразие бесконечной проволоки нарушили высокие узорчатые ворота кованого железа. В рощице вековых буков, на холме, Хэтфилд увидел большой белый дом Себастиана Гомеса.
Взглядом знающего человека рейнджер рассматривал прочные амбары, корали, ухоженные здания.
— Вот это настоящий хозяин, — заключил он. — Уж не он ли это скачет сюда?
По дороге, ведущей от дома к воротам ранчо, не спеша трусили три всадника, один чуть впереди остальных. У ворот появился человек, распахнул их створки, и трое всадников на рысях поскакали навстречу рейнджеру. Впереди ехал высокий мужчина с пронизывающим взглядом черных глаз, в густых черных волосах обильно пробивалась седина. Надменное чувственное лицо украшали тонкие губы и упрямо выдвинутая вперед челюсть. Гордость и достоинство читались в, этом лице, властность и надменность сквозили во всей его тонкой прямой фигуре. Он сидел на своем черном как смоль коне с. небрежным изяществом человека, который полжизни провел в седле. Подъехав поближе, он смерил рейнджера с ног до головы пронизывающим взглядом, но не сказал ни слова и выражение его лица не изменилось. Он проскакал мимо, ни жестом, ни кивком не поприветствовав Хэтфилд а.
Вслед за ним скакала стройная девушка с волосами, как лесное озеро, полное зари; а рядом с ней ехал высокий жилистый мужчина, смуглый, с блестящими черными волосами и горящими глазами. Лицо его сплошь было покрыто шрамами, и черты этого лица угадать было невозможно. Хэтфилд знал такие шрамы — следы маленьких ножичков, тех самых, которыми смуглая рука апача или яки ловко и безжалостно уродует лицо пленника, привязанного к пыточному столбу, случись какому-нибудь несчастному попасть к ним в руки. Мало кому из тех, над кем поработали эти ножички, удалось остаться в живых, и рейнджер невольно попытался представить себе историю изуродованного всадника. Он всматривался в лицо, изрезанное шрамами, сдвинув брови, серые глаза были холодны. Он сразу понял, что это тот самый человек, на которого Боров-Холидей так туманно намекал вчера вечером.
Хэтфилд решил, что этот человек служит у дона Себастиана Гомеса. То, что первым всадником был сам
