испещряли не зажившие ссадины — следы его шпор. Длинные полосы тянулись вдоль боков там, где он безжалостно охаживал ее кнутом. Но он хорошо понимал, что раны, нанесенные ее гордости, куда больнее…

Каррик мягко коснулся рукой ее спины и ласково заговорил с нею, и Прошу Прощения обратила на него мечтательный взгляд своих чудесных глаз. Неужто ему удалось укротить строптивицу, думал Каррик. А вдруг дух этой гордой красавицы окончательно сломлен? Лаская ее, он замер рядом, со страхом вспоминая, как и человека иной раз можно сломать или в корне изменить его жизнь — достаточно всего лишь неловкого слова.

Взять к примеру Каррика Данмора — допустим, так случилось бы, чтобы судьба не привела прежнего эрла на базарную площадь или, скажем, не вздумал приказать фигляру явиться в замок — и что тогда? Как сложилась бы его судьба? Юноша остался бы бродячим актером и нищенствовал бы до конца своих дней. Так что его далекому предку следовало бы до самой смерти Бога молить за старого графа, за его грубые слова и за ту обиду, что так возмутила его гордость и в конечном итоге изменила его судьбу!

И такое вполне может произойти и с ним, с новым Карриком Данмором. Кто может поручиться, что судьба его вдруг не изменится резко и навсегда?

Он оглянулся назад, где старый дом с любопытством выглядывал из-за зеленой кущи деревьев и разом сморщился, вспомнив, что кузина, должно быть, сейчас на кухне — моет оставшуюся после завтрака посуду. Первым его побуждением было тотчас отправиться в дом и предложить ей свою помощь, но на смену ему пришла мысль, что его предложение, пусть даже и столь благородное, вряд ли будет принято.

В конце концов, забыв обо всем, он провел в коррале никак не меньше двух часов.

Набрав полные ладони овса, он пытался кормить ее с рук и смеялся, когда Прошу Прощения, широко раскрыв глаза, то осторожно брала зерна бархатными губами, то испуганно вздергивала голову и шарахалась в сторону, а потом опять возвращалась, постепенно успокаиваясь. Скоро она, похоже, совсем освоилась и перестала испуганно коситься в его сторону, словно опасаясь, что ласковая рука в любой момент накинет на нее узду.

Наконец Каррик решил вернуться в дом, отыскать кузину, попрощаться и поблагодарить за все, что она для него сделала. Он был немало удивлен, обнаружив, что Элизабет уже покончила с посудой и развешивает на дворе только что постиранное белье.

— Похоже, мне пора уезжать, — сказал он.

— Уже? Не дожидаясь разрешения доктора?

— Да. Думаю, все будет в порядке.

— Тогда подождите минутку, хорошо?

Странно, подумал Каррик, с чего это он решил, что Элизабет так просто его не отпустит? Ему даже стало немного обидно, что она так легко смирилась с его отъездом. Вдруг, очнувшись, он увидел, что она протягивает ему пухлый конверт.

— Это приз победителю, — сказала она. — Полковник Клиссон повысил ставки до двух сотен долларов, представляете?! Ну, разве это не благородно с его стороны?

Глаза их встретились, и Каррик слегка покраснел.

— Кузина Элизабет, — откашлявшись, наконец сказал он. — Я тут все ломал голову, как же отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали, взяли к себе, ухаживали, и все такое… а теперь… Оставьте эти деньги себе, идет?

Вдруг он увидел, что Элизабет ласково улыбается, и сердце у него упало.

— С какой стати я буду брать у вас деньги, Каррик? — спросила она. — Или вам хотелось бы оскорбить меня, заплатив за радость позаботиться о главе нашей семьи каких-то пару дней?

Казалось, Элизабет ждала, что он станет спорить. Но Каррик вдруг почувствовал себя усталым и никому не нужным. Правда, она уже не первый раз называла его главой семьи, и каждый раз ему становилось не по себе. Слова эти в ее устах звучали странно напыщенно. Впрочем, он и сам понимал, что это накладывает на него большую ответственность, к чему он совершенно не был готов, да и, признаться, совсем не стремился взвалить ее на свои плечи. Все это как-то разом нахлынуло на него, и Каррик вдруг взорвался.

— Вся изгородь вокруг корраля настолько хлипкая, что достаточно только посмотреть на нее, как она рухнет. Может быть, этих денег хватит, чтобы поставить новую? Не отказывайтесь, Элизабет. Мне так хотелось хоть чем-нибудь помочь!

— Конечно, само собой! Я всегда знала, что у вас золотое сердце, Каррик. Но вы же сами понимаете, что я не могу этого допустить. О, конечно, если бы я умирала с голоду, тогда… Понимаете, что вы вроде как чувствуете себя ответственным за семью, но до этого пока не дошло. Я прекрасно справляюсь, уверяю вас. Так что принять ваши деньги я никак не могу.

Он взял конверт, побагровев от смущения и страстно желая убраться поскорее. Но Элизабет вдруг пришло в голову показать ему дом, и Каррик не посмел отказаться. Она провела ему на самый верх, где было нечто вроде капитанского мостика. По ее словам, оттуда ее отец обожал любоваться окрестностями. Элизабет провела его через бесчисленную череду спален, на ходу объясняя, кто изображен на портретах, которыми были сплошь увешаны стены. У Каррика голова шла кругом от всех этих лиц, давно истлевших в могиле, и он уже начал скучать, когда вдруг в самой последней комнате Элизабет подвела его к современной фотографии, с которой на него глянуло совсем юное, почти мальчишеское лицо.

— Это бедный Род, — вздохнула она. — Такой славный мальчик. Скорее всего, мне уж никогда не доведется его увидеть!

— Это почему?

— Видите ли, ему всегда предрекали большое будущее, вот он и вырос довольно черствым и себялюбивым. Одному Богу известно, чем это кончится. Боюсь, однако, что ждать этого уже недолго. А тогда я…

Она смешалась и поспешно вышла из комнаты. Каррик с помрачневшим лицом последовал за ней. Ему не давало покоя, что еще несколько минут, и она вновь останется одна, в доме, который вот-вот рухнет ей на голову и с ранчо, где из-за отсутствия рук все идет прахом.

Вздохнув, он спустился на первый этаж, прошел по вытертому до ниток основы ковру в прихожую, а оттуда — в библиотеку, полную сдержанного достоинства.

Здесь тоже вдоль стен были развешаны портреты. Указывая на один из них, Элизабет улыбнулась.

— Говорят, что это портрет самого первого Каррика Данмора! Каррик удивленно воззрился на картину. За последние дни ему так много довелось узнать о своем знаменитом предке, что теперь он, не в силах удержаться, принялся жадно разглядывать лицо на портрете. Вначале ему показалось, что он не состоянии различить ничего, кроме мелькания темно-бурых и черных теней, разбросанных по дереву чей-то прихотливой кистью. Скорее всего, неизвестный художник писал портрет как в средние века было принято в изображать рыцарей на церковных витражах. Обутые в туфли с загнутыми носками негнущиеся ноги, длинные руки сложены, голову почти до бровей покрывает кольчужный капюшон. Но лицо оказалось неожиданно живым.

Вглядевшись повнимательнее, Каррик вдруг прикрыл глаза, помотал головой и снова впился взглядом в портрет.

Потом дико оглянулся на стоявшую рядом Элизабет.

— Не можете разобрать? — спросила она. — Понятно, ведь картина очень старая. К тому же я вообще сомневаюсь, что это он!

— Разрази меня гром! — прохрипел Каррик. — Элизабет, да взгляните же! Сначала на портрет, потом на меня! Ну, видите?!

Элизабет, удивленно подняв брови, покосилась на него, и послушно приблизилась. И тут, вздрогнув всем телом, вдруг схватила его за руку.

— Каррик! — воскликнула она. — Да ведь это вы!

Глава 7. Благие намерения и…

Каррик Данмор отшатнулся в сторону, словно увидев привидение… будто сам бесплотный дух прадеда вдруг встал из могилы, чтобы взглянуть на потомка сквозь пелену столетий. Да, сомнений не оставалось, на портрете было его собственное лицо!

Впрочем, приглядевшись, он убедился, что это не совсем так, хотя сходство было большое. От старости

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату