твоя. Но у меня другие интересы и другие амбиции по этому поводу'.
В принципе, ничего особенного не произошло, если не считать того, что Бутусов впал в очередную депрессию. Он посcорился со всем миром и ушел в глубокий запой - по воспоминаниям очевидцев, 'совершенно черный и совершенно жуткий'. Стоял декабрь 85-го года, и с роком Слава решил намертво завязывать. Он хотел вновь идти в архитекторы и проектировать новые станции свердловского метро.
Правда, с наступлением весны Бутусов немного 'успокоился', вошел в гармонию с окружающим миром и репетиции возобновились с прежней силой. В это время им были написаны новые песни, в частности, 'Шар цвета хаки' и 'Хлоп-хлоп'. По определению Бутусова, 'это была молодежная злоба на собственное здоровье и положение молодых специалистов, а также одна из тех крайностей, в которые я впадал в то время по отношению к армии'. Еще одна композиция 'Праздник общей беды' родилась как поток сознания, минут за сорок, - точно так же, как позднее - 'Синоптики'. Первоначально песня называлась 'Праздник общей воды', и Умецкий, осознав, что 'редактировать ее невозможно', все-таки сумел убедить Славу заменить слово 'вода' на 'беда'.
'К будущему альбому мы относились тогда постольку-поскольку, - вспоминает Бутусов. - Нам казалось, что он никому не нужен и более ответственным будет выглядеть участие в предстоящем концерте. Нас больше волновала боевая раскраска кого-нибудь из новых романтиков типа Adam & The Ants. Мы хотели оторваться на сцене так, чтобы ноги улетали за горизонт. К этому выступлению мы готовились, как к выборам'.
На открытии свердловского рок-клуба 20 июня 86-го года 'Наутилус' сыграл выше всяких похвал. Группа имела сенсационный успех, затмив своим энтузиазмом и необычно пестрым имиджем 'парагвайских симулянтов' всех монстров, включая 'Урфин Джюс'. В музыкальном плане 'Наутилус' смотрелся тоже неплохо - отчасти потому, что состав группы был усилен саксофонистом Алексеем Могилевским.
Могилевский - обладатель диплома об окончании музучилища Чайковского и первого разряда по хоккею с шайбой - в то время трудился по распределению директором районного дома культуры, расположенного в получасе езды от Свердловска.
'Поскольку я жил и работал в деревенском клубе, то в силу служебной специфики слушал много поп-музыки: Alphaville, Video Кids, сольных Стинга и Гэбриэла, - вспоминает Могилевский. - Под их влиянием я формировал свою игру на тенор-саксофоне'.
На Бутусова с Умецким в тот момент музыкальное воздействие оказывали два направления - бодрая псевдокабацкая румба с клавишами и саксофоном, а также идеологи новой волны: Talking Нeads, Police и Stray Cats.
'Мы уже знали, что надо делать для того, чтобы звучать современно, - вспоминает Бутусов. - Нас поражало, как те же 'романтики' столько всяких новых вещей понавыдумывали и вспомнили. И перед нами стояла задача успеть все попробовать. У нас не было цели сделать что-то новое и сверхъестественное. Мы были эклектичными с самого начала'.
В отличие от 'Невидимки' большинство текстов будущего альбома были написаны Ильей Кормильцевым. В это время он уехал из Свердловска в Ревду, где трудился переводчиком с итальянского на промышленно-русский. Наконец-то дистанцировавшись от городской суеты и вдумчиво созерцая неторопливые провинциальные картинки из местной жизни, он за пару месяцев написал стихи к таким композициям, как 'Казанова', 'Ален Делон', 'Рвать ткань', 'Эта музыка будет вечной', 'Наша семья', 'Всего лишь быть'. В этот период по пыльным проселочным дорогам бродили несметные полчища доверчивых ревдинских девушек, которые волей-неволей стимулировали творческую активность наутилусовского текстовика.
В новых песнях Кормильцев отошел от расплывчатых образов и завернутых сюжетов эпохи 'Урфин Джюса' и очень точно стилизовал Бутусова с Умецким времен 'Невидимки'. Пиком творчества Кормильцева того периода стала композиция 'Скованные одной цепью', в которой было 'сказано все, что накипело' и после которой уже не имело особого смысла возвращаться к социальной тематике.
...После того, как программа 'Разлуки' была готова и обкатана на открытии рок-клуба, 'Наутилус Помпилиус' начал готовиться к сессии. И тут выяснилось, что с учетом найденного места для записи (подвал клуба архитектурного института) и решенных вопросов с аппаратурой основная проблема заключалась в возвращении на круги своя окопавшегося в деревне Могилевского.
Саксофон Могилевского был необходим группе как воздух, однако у Леши были собственные мысли по этому поводу. Во-первых, он прекрасно чувствовал себя в окружении благоухающих деревенских ландшафтов, где уже успел создать собственное натуральное хозяйство. С женой, парочкой свиней и несколькими подчиненными 'по месту работы' - вечно беременным худруком из цыган и вечно пьяной уборщицей. Во-вторых, на основе столь богатого жизненного материала Могилевский вместе с Колей Петровым (будущим гитаристом 'Наутилуса' 94-97 гг.) создал студийный проект 'Ассоциация', в рамках которого планировал записывать свой первый сольный альбом. 'Наутилус' и Свердловск в условиях сельского рая были Могилевскому ни к чему.
'Лешу надо было срочно спасать, - вспоминает Умецкий. - Мы вычислили его в Свердловске, а он 'весь в костюме' и говорит: 'Чего вы ко мне пристали, ребята? У меня есть свой клуб, я в деревне уважаемый человек...' В результате мы дико напились, и я взял на себя ответственность за доламывание Алексея Могилевского. Мы ехали по городу на машине и продолжали пить. В конце концов Леха зарыдал и сказал: 'Все. Я все бросаю. Я возвращаюсь'.
В начале июля 'Наутилус' в составе четырех человек засел в подвале клуба Архитектурного института на запись. Председатель рок-клуба Коля Грахов выделил на сессию два магнитофона 'Олимп', переделанных на 38-ю скорость и пульт 'Электроника'. Как и в случае с 'Невидимкой', музыканты по ночам подъезжали в ресторан к Алексею Павловичу Хоменко и одалживали клавиши. Причем не только игрушечную Yamaha PS-55, но и самую передовую для тех времен Yamaha DX-21, на которой были сымитированы звуки мотоцикла в 'Рвать ткань' и бряцание металлических оков в 'Скованных'.
Как антитезу бесчеловечному вторжению японских клавиш Могилевский привез из деревни одноголосный самодельный синтезатор по кличке 'Малыш', переделанный из примитивной 'Фаэми М' в нечто, напоминающее взрывное устройство. Автором подобной реконструкции был незаслуженно забытый потомками первоуральский пропагандист аналоговых инструментов по имени Сергей Обедин. На записи 'Ален Делона' 'Малыш' издавал щемящие воздушные звуки - получался сигнал, который впоследствии музыканты 'Наутилуса' не могли найти ни в цифровой, ни в фирменной аналоговой аппаратуре. И если спустя несколько лет альбом периодически поругивали за 'кошмарные клавиши', то это все же были замечания, сделанные без учета пресловутого контекста времени и места.
...'Разлука' писалась в одно наложение - на болванку, состоящую из ритм-бокса и баса Умецкого, на которую затем накладывали клавиши Комарова, саксофон Могилевского и вокал Бутусова. Функции гитары на альбоме были сведены к минимуму.
За панорамой звука от начала и до конца следил Андрей Макаров - первый звукорежиссер группы в ее студенческо-архитектурный период. Похоже, у Макарова была от Бога способность адекватно фиксировать 'Наутилус' в студии. Если большинство звукооператоров того времени отличались маниакальным стремлением препарировать студийное звучание групп, обязательно добавляя что-то от себя, то Макаров воплощал в жизнь только одну установку - 'на модный звук'.
'Андрей был большим модником - вел в клубе дискотеки и всегда доставал нам самую свежую
