Князья Хаоса. Кровавый восход норвежского блэка

нужен. Если он рассчитывал зарабатывать себе на жизнь таким образом, а Варг порвал с ним отношения, то попятно, что источник его доходов вскоре бы иссяк. Так что Ойстейн тоже был сильно удручён тем, что их отношения расстроились…

Как Вы думаете, что привело Варга к его сегодняшним взглядам?

У меня нет ясного объяснения откуда у Варга появились такие экстремистские взгляды. В нём живет некий повстанческий, бунтарский дух, благодаря которому он подчас оказывается идущим в одиночестве против всеобщего течения.

Может, его мировоззрение более сродни инстинктивному выходу эмоций, нежели продуманной идеологии?

Это было поначалу. Теперь же, как мне кажется, отстаиваемые им идеи продвинулись далеко вперёд. Он понимает о чём говорит.

С Вами он делился своими мыслями?

Ему всегда нравилось разговаривать с теми, кто, как я, не соглашался с ним. Это укрепляло его в своих собственных убеждениях. Он очень часто говорил после таких разговоров: 'Всё, я больше не буду утруждать себя разговорами с тобой — ты безнадёжна!' Но, на мой взгляд, он был ещё более безнадёжен, чем я.

Когда Вы узнали о его причастности к поджогам?

Первые подозрения зародились у меня после того, как он однажды сказал мне, что, по его мнению, все полицейские — дармоеды, потому что не могут поймать поджигателей церквей.

Когда они сожгли первую церковь, в Асане, мы поехали на уик-энд в горы, но Варг отказался поехать с нами. Когда я разговаривала с ним по телефону, он спросил меня, слышала ли я о поджоге этой церкви. Я ответила, что да, слышала и добавила, что это ужасно. Я спросила, согласен ли он со мной, и он ответил «нет». Он думал, что это здорово, и это прямо-таки огорошило меня. Но, конечно, я даже не могла подумать, что он был одним из тех, кто поджёг эту церковь.

Как Вы думаете, зачем они жгли эти церкви?

Я пыталась добиться от него, зачем они сделали это, и у меня сложилось, впечатление, что за этим не стояло ничего, кроме забавы. Не думаю, что они руководствовались какими-то серьёзными идеологическими мотивами.

Пресса создала Вашему сыну имидж «Графа», но не способствовал ли он сам этому?

Всё это из-за того первого интервью, которое он дал. Всё последующее отношение к нему прессы проистекало из той злополучной статьи. Он сам подстрекал журналистов на это, в попытках представить из себя некую важную фигуру и произвести фурор и сенсацию. Они (Варг и журналисты) заводили друг друга в каждом интервью. Принцип всех этих интервью, статей, был таков; чем хуже — тем лучше. Этот образ теперь пристал к нему. И когда он попытался донести до прессы какие-то другие идеи, это был уже глас вопиющего в пустыне. Его слова проскакивают на страницах газет только если эти пройдохи хотят исказить их смысл.

Вы можете сказать об интервью в Bergeas Tidente?

Она привела меня в замешательство, ведь в ней говорилось о моём сыне! Перед тем, как я прочла эту статью, он сказал мне, чтоб я не воспринимала её очень уж серьёзно, потому что там много чего было преувеличено газетчиками, и что статья мне не понравится. Он добавил ещё, что хочет связаться с теми журналистами, потому что они слишком уж много приврали в этой статье. Но всё равно я не ожидала подобной статьи. Мне кажется, Варг был очень недоволен тем, какую прессу получал его проект, Burzum. Он думал, что эта статья пойдет на последней странице и будет небольшой, но вместо этого она заняла всю первую полосу,

Когда в Варге впервые проявились его расистские взгляды?

Я думаю это началось, когда мы жили в Ираке.

Варг Викернес

Когда ты впервые начал интересоваться всем, что связано со Второй Мировой войной и Третьим Рейхом?

Трудно сказать. Когда мне было три года, моя семья переехала на улицу, которая называлась Odinsvei, 'Дорога Одина', и я часто играл во дворе с соседским мальчиком. У него были солдатики-немцы, но он всегда хотел играть «американцами», потому что в его понимании они были величайшими героями всех времён и народов. В конце концов мне досталась роль «фашиствующей» стороны, потому что мальчишка был лет на пять старше меня. А потом я прикипел к своим солдатикам. Дальше больше. У меня появился интерес ко всему немецкому, и когда мы играли с друзьями в войну, я бегал в шлеме СС, с немецкими ручными гранатами и «Шмайссером» со свастикой. В один прекрасный момент мы вдруг задались вопросом; 'А что такое эта свастика?' Вот так это и началось; в 15 лет я был скинхедом — этого, кстати, никто не знает! Мне говорят, что я внезапно стал нацистом, но стал я им отнюдь не внезапно. Повторюсь, до этого я был скинхедом. В моём развитии было несколько разных периодов: где-то в 91-м я интересовался оккультизмом, в 92-м меня привлекал Сатанизм, в 93-м — мифология и т. д.

Как Ваша мать относится к Вашим расистским взглядам?

Вы знаете, большинство отцов в душе боятся того, что их дочь в один прекрасный день приведет в дом черномазого ниггера. Так вот, моя мать постоянно раньше боялась, что я приду домой с черной девушкой! Она очень скрупулезна в расовых вопросах. Она выросла в очень религиозной семье, а где-то в 12–13 она заявила своим родителям буквально следующее: 'Дева Мария была шлюхой, потому, чтo она даже не знала имени отца своего ребёнка!' Она настолько же моя мать, насколько мой друг.

Как ты относишься к своему отцу?

Я с ним почти что не контактирую. Мои родители разведены. Он ушёл приблизительно 10 лет тому назад. Для меня это не было большим ударом, я был даже рад, что избавился от него — от него исходили одни лишь неприятности, он постоянно меня доставал. В молодости он служил на флоте, поэтому воспитывал нас, как боцман матросов, я только и слышал что приказы и команды. Но, с другой стороны, для меня это был хороший жизненный урок. Дома у меня висел флаг со свастикой, и это приводило его в бешенство. Но он был лицемером — с одной стороны, его убивало присутствие в городе цветных и чёрных, а с другой, ему не нравилось то, что я был нацистом. Он материалист до корней волос, как, впрочем, и моя мать, но это её единственная отрицательная черта. Правда, это тоже имеет свои плюсы — она очень рациональный, трезво смотрящий на жизнь человек, она помогает мне вести дела, а в бизнесе мне нужен человек, которому я мог бы доверять, который умело распоряжался бы моими деньгами. И я доверяю ей полностью, я знаю, что она сделает всё 'в лучшем виде'.

Ты вырос на Среднем Востоке, не так ли?

В Ираке, в Багдаде. Год я ходил в местную школу. Мой отец работал на Саддама! Они разрабатывали какую-то компьютерную систему, моделирующую экономику Ирака. Он взял с собой семью, когда отправился работать туда.

У тебя сохранились какие-нибудь воспоминания о том времени?

Конечно, и много. Например, я был на развалинах Вавилона, города, который Саддам стёр с лица земли, посетил ещё много исторических мест. Были и очень стрёмные случаи, один раз, например, нас чуть было не покусали бешеные псы.

Что из себя представляет иракская школа?

Я ходил в начальную иракскую школу. В английскую школу я не попал, потому что в ней не было свободных мест и я ходил в обычную иракскую школу. Там я изучил начала английского. Я думаю, это была инициатива моей матери, потому что она не хотела, чтоб мы сидели дома и били баклуши. На улицах было полно бродячих собак, поэтому мы не могли ходить гулять, и она решила отправить нас с братом в школу, чтобы не скисли дома взаперти.

У тебя есть братья или сестры?

Да, брат, он старше меня на полтора года. Он сейчас учится в техникуме и работает охранником. Его фирма продавала сигнализации и противопожарные системы для церквей! Полицейские спрашивали у него: 'А вы часом не брат того Викернеса?' После того, как узнали, что он мой брат, его бизнес пошёл в гору!