Битва быстро окончилась. Несколько рыжеволосых уже было растерзано на куски. Не пытаясь больше сопротивляться, остальные бросились назад к лесу, и скоро их жалобный вой замер вдали. Победители- павианы вернулись к камням. Они ещё щетинили мохнатые гривы, рычали, но тут же с нежной заботой принялись зализывать друг другу страшные раны.
Гау тревожно ждал, не обратится ли теперь их ярость против людей орды? Но предводитель длинномордых, хромая и волоча раненую ногу, подошёл к проходу. Взгляд его маленьких умных глаз точно искал кого-то и приглашал спуститься. И Гау, не без страха в душе, принял приглашение. Он сошёл вниз на равнину, где сидели и лежали вернувшиеся с битвы длинномордые. Подойдя к предводителю, он, как и раньше, смело положил руку на запачканную кровью великолепную гриву и опустился с ним рядом на камни. Так сидели они, человек и зверь, без слов понимая друг друга. Другие длинномордые подходили к Гау, обнюхивали его и, вздыхая, отходили прочь: этот человек не был им врагом.
– Урр, – негромко позвал Гау, и великан послушно спустился вниз. Немного помедлив, он сел по другую сторону предводителя. Затем, повинуясь знаку Гау, в круг важно сидевших огромных гривастых зверей спустилось ещё несколько человек. Однако люди, только что пережившие ужас смерти, здесь долго не задерживались. Каждый торопился взобраться снова на площадку, где среди своих чувствовал себя спокойнее. Маленькие жёлтые глаза на расписных мордах смотрели так умно и пытливо, что людям делалось не по себе.
Тем временем солнце совершило свой путь по небу и день сменился ночью. Только теперь немного отдохнувшие, успокоившиеся люди почувствовали, как они голодны. Убитые рыжеволосые могли бы послужить им прекрасной едой, но их уже растащили гиены и мелкие степные волки. Люди орды нетерпеливо вертелись на тесной площадке скалы, тихонько ворчали, угрожающе взмахивая дубинками при каждом хохоте гиен или вое колков, но спуститься в темноту на борьбу с грабителями не решались. Их удивляло равнодушие, с каким длинномордые уступили такую прекрасную еду гораздо более слабым хищникам. Люди насытились лишь утром, обнаружив между камнями целые стайки крупных жирных ящериц. Длинномордые и на это смотрели равнодушно. Те из них, кто не был ранен в битве с рыжеволосыми, отправились за добычей в ближнюю рощу, принесли целые ветки, полные плодов, и заботливо поделились с больными. Мяса они не ели.
Глава 20
Время шло, и близился уже полдень. Скалы, нагретые лучами палящего солнца, и в тени не давали желанной прохлады. Люди орды привыкли к лесному полумраку, они с удивлением смотрели на длинномордых. Те, видимо, совсем не страдали от жары; развалившись на камнях, они добродушно наблюдали, как малыши резвятся и ловят друг друга за хвосты на самом солнцепёке.
– Пить! – наконец жалобно захныкали дети орды.
– Пить! – всё настойчивее повторяли и взрослые. Они облизывали пересохшие губы, пробовали жевать ветки, оставшиеся от утренней еды длинномордых. Ропот становился всё громче.
Плач самой маленькой девочки разбудил вожака павиан, дремавшего у подножия скалы. Проворно вскочив, он осмотрелся, грива грозно встопорщилась. Ку схватила девочку на руки и тщетно старалась её успокоить. Гау понял: нужно вернуться к реке. Он коротко повелительно крикнул и первый спустился со скалы. Вожак стоял у узкого прохода, раненая нога мешала ему подняться вверх, он взволнованно нюхал воздух и негромко вопросительно лаял. Люди орды один за другим проходили мимо него, испуганно косились на мощную грудь и страшные челюсти, но он не обращал на них внимания. Наконец, из узкого прохода одной из последних вышла Ку с ребёнком на руках. С тихим дружелюбным лаем вожак шагнул к ней, загораживая проход. Ку растерянно остановилась. Вдруг девочка перестала плакать, выскользнула из её рук и весело подбежала к вожаку. Коричневые мохнатые ручки совсем утонули в серебристой гриве. Огромная голова ласково нагнулась, послышались какие-то булькающие звуки: страшный длинномордый зверь и ребёнок, казалось, неразлучно прильнули друг к другу.
Между тем все люди орды уже спустились с площадки и готовы были следовать за Гау. Ку нерешительно протянула руки к девочке. Но маленькие жёлтые глаза сверкнули, яркие губы сморщились, показав огромные клыки. Ку, помертвевшая от ужаса, опустила руки, в общем молчании слышался только радостный писк девочки. Люди отхлынули в сторону и растерянно столпились около Гау. Женщина стояла одна, не сводя глаз со страшного в своей неподвижности зверя. Молчали все, замолчал и ребёнок, инстинктивно чувствуя, что что-то случилось. Но вот тишину нарушил робкий голос матери. С горьким плачем она упала на колени перед вожаком длинномордых и протянула руки, не смея коснуться девочки.
– Дай! Дай! – молила она, не умея больше ничего прибавить. – Дай!
Этот тихий беспомощный голос сделал то, чего не достигла бы угроза. Вожак не пошевельнулся, по- прежнему не издал ни звука, но губы его опустились и закрыли страшные клыки, вздыбленная грива снова легла на плечи. Он не шевельнулся и тогда, когда дрожащие руки матери робко подняли и прижали к груди удивлённого ребёнка.
С глубокой грустью глаза вожака следили, как Ку, медленно пятясь, скрылась в толпе расступившихся перед ней людей. И тогда вперёд вышел Гау. Тяжело дыша, он остановился перед вожаком, страстно желая что-то сказать. Наконец, из его горла вырвался хриплый звук, и вожак ответил на него коротким лаем. Это было всё. Гау молча повернулся и направился к выходу из камней.
Выйдя на равнину, люди орды оглянулись: длинномордые стояли на камнях плечом к плечу, молча провожая их глазами. И тут люди все, как один, подняли руки и испустили долгий протяжный крик. Длинномордые ответили на него коротким лаем.
Так люди и звери простились друг с другом. Быть может, навсегда!
Глава 21
Уже совсем стемнело, когда Рам и Мук остановились. Задыхаясь от быстрой ходьбы, они чутко прислушались к тому, что делалось позади. Погони не было: рыжеволосые, увлечённые битвой с великанами, не обратили на них внимания.
Идти в темноте дальше было опасно; где-то впереди захохотала гиена, ей ответило грозное мяуканье: хищники выспались днём и выходили на ночную охоту.
Засветло во время бегства, было не до устройства надёжного места ночёвки. Ощупью отыскали на деревьях удобную развилку, наломали и уложили на ней настил из веток. Однако страх, гнавшийся за ними по пятам, добрался и до уютного гнёздышка. Мальчик и старик всю долгую ночь вздрагивали и просыпались от малейшего шороха.
Люди орды сохранили ещё почти звериное чувство направления. Мук отлично знал, что в темноте они далеко отбежали от реки, оставив позади каменную стену. Вернуться назад и обогнуть эту стену, чтобы продолжать путь вниз по берегу, было просто. Но это была и дорога рыжеволосых. При одном воспоминании о них у Мука и Рама волосы шевелились на курчавых затылках.
Оставалось одно: пробираться по лесу, не отходя, но и не приближаясь к реке. И очень быстро, чтобы перегнать рыжеволосых и известить о них орду прежде, чем они успеют напасть на неё. Выразить это словами Мук, конечно, не мог. Но он и так знал, что надо делать.
Не знал он одного: убегая от рыжеволосых, они вступили в охотничьи владения огромного саблезубого тигра – Хромоногого. Тигр охромел недавно – свалился в овраг, преследуя оленя. Теперь больная нога не позволяла ему охотиться на крупную дичь. Тигр был голоден и разъярён свыше всякой меры. Пустой желудок не давал ему спокойно выспаться днём до вечернего выхода на охоту, и потому его можно было встретить во всякое время дня.
Это утро было для него особенно неудачным: в траве под кустом он заметил с десяток яиц и небольшую наседку. Самоотверженная мать не двинулась с гнезда, даже когда над ней нависла огромная морда со сверкающими клыками-кинжалами. Ими саблезубый тигр наносит страшные раны крупной дичи, затем жадно пьёт кровь, бьющую из разорванных сосудов. Жалкая птица целиком поместилась в голодной пасти, тигр чуть не подавился взъерошенными перьями – разжёвывать добычу он не умел. Злобно рыча, он выплюнул окровавленный комок. С яйцами пошло лучше, тигр осторожно давил их языком и глотал вместе со скорлупой, но они только ещё больше растревожили чувство голода. Хромоногий сердито сунулся носом в траву, чтобы стереть прилипшие перья. Он чуть не взвизгнул от боли – неосторожно переступил раненой лапой, но тут же, забыв о ней, припал к земле и пополз, точно кошка, выслеживающая мышь. Огромное его тело распласталось, исчезло из глаз, шевелился, казалось, лишь самый кончик длинного хвоста: тигр полз,
