— Всего лишь житейская истина. Это по всему видно. Разве не было уже обмена жестокими словами и дуэли? Готов пари держать — Огневик против миллиона долларов, — что она еще не раз поставит вас в затруднительные обстоятельства.
Ник заложил под язык новую порцию табачной жвачки и принял торжественный вид оракула, много раз доказавшего на деле свою проницательность, так что и сомнения не могло быть в верности его предсказаний.
— А я все думаю об Аврааме Гэмете, — сказал Кенет.
— Да, жаль его, беднягу! Впрочем, это неизбежные случайности избранного нами образа жизни. С другой стороны, невелика потеря. У него были хорошие ноги, хорошие руки, хорошая голова, хороший желудок, но ни на волос энергии. Широкополый! И вся его сила сосредоточивалась в его желудке. А эти его вечные оханья совсем были мне не по вкусу. Ей-богу! Право слово, так, а он был самый ужасный…
Внезапное появление какого-то всадника положило конец излияниям Ника. Всадник тихо продвигался в десяти шагах от них.
— Бобры и выдры! — воскликнул Ник Уинфлз, даже подскочив от удивления. — Вот и сам наш товарищ во всей плоти и костях! А мы только что толковали про вас, почтенный господин, и наши думы были так плачевны… ну так плачевны… Вот я, например, проплакал около часа, по крайней мере, да вот, смотрите, у меня и теперь глаза мокрые.
— Друг Уинфлз! Подъезжая, я слышал, как ты выражал свою печаль, и благодарю тебя за доброе слово. — сухо отвечал Гэмет, слезая с лошади.
Кенет внимательно осматривал его, пока он расседлывал свою лошадь. Ему припомнилось виденное в лесу. Картина разрубленных пополам голов все еще мерещилась ему. Кто убил несчастных, которым принадлежали эти головы? Без сомнения, не Гэмет. Однако Кенет предполагал расспросить тяжеловесного квакера, в надежде, что его ответы позволят установить истину.
Авраам закончил заниматься с лошадью, подошел к костру и грел руки у огня. Кенет наблюдал за ним с большим вниманием, чем прежде. Его фигура, хотя громадных размеров и мускулистая, производила впечатление приятное. В ней была мужественная соразмерность, особенная симметрия, вполне соответствовавшая резким и правильным чертам лица. Темные длинные волосы осеняли массивный лоб. Какая-то сонливость разливалась по лицу, но бывали минуты, когда внезапно этот туман исчезал, выражение менялось, и глаза, обыкновенно тусклые и опущенные, вдруг начинали искриться. Все движения его были неторопливы, а осанка необыкновенно спокойна и даже величава. Похоже было, что он никогда не поддавался раздражению. По этой внешности каменного спокойствия нельзя было предположить, чтобы он мог быть приятным собеседником для людей типа Ника Уинфлза.
— Ваше возвращение, — произнес наконец Кенет, боясь, чтобы его молчание не было превратно истолковано, — служит предметом нашего удивления и вместе с тем радости.
— Да, поистине Господу угодно было избавить меня от рук язычников. Я точно полено, вырванное из огня. О-о-ох-хо-о-о!
— Ого! Ничего не потерял.
— Я употребил все усилия, чтобы догнать вас, — продолжал Айверсон. — Но по дороге встретил врага, который чуть было не отправил меня на тот свет. Если бы не собака нашего друга, мне был бы конец.
— Надеюсь, что ты не позволил свирепому зверю умертвить бедного человека? — спросил квакер с участием.
Ник насмешливо поглядел на него и с каким-то особенным восторгом принялся жевать свою жвачку.
— По чести! Если он умер, так никак уж не по вине собаки! — возразил Кенет с некоторой досадой.
— Человекоубийство может быть оправдано в некоторых случаях, но берегись, молодой человек, напрасно жертвовать человеческой жизнью! — прогремел Авраам, косясь на Ника.
— Но вы нам не рассказали, как вы сами спаслись. Ведь это было трудно, почти невероятно! — сказал Кенет.
— Истинно так. Ретивый конь увлек меня в лагерь филистимлян 10. Хотя я подвергался многим бешеным нападениям и хотя меч и секира были подняты на меня, однако я невредимым прошел сквозь неприятельские ряды. Поистине, как ты сказал, это почти чудесное спасение. О-о-ох-хо-о-о!
Авраам с видом чистой невинности прижал свою громадную ручищу к груди.
— Неужели вы могли бы уложить двух-трех врагов, если бы только нужда была? — спросил вроде бы в шутку Ник.
— Думаю, что так, — отвечал квакер с хладнокровием философа. — Я мог бы многим из них нанести вещественный вред, потому что, говоря по правде, они часто совались ко мне во время этого поистине страшного перехода.
— Однако вы говорите об этом с необычайным миролюбием, — заметил Кенет. — Я и сам уже не знаю, как это назвать, хладнокровием, мужеством или бесчувственностью.
— А называй как хочешь, друг Кенет, меня оскорбить трудно.
— Одно только удивило меня в лесу. Когда я гнался за вами, мимоходом я видел двух индейцев, у которых головы были разрублены пополам от затылка до подбородка, — заметил Айверсон, не спуская глаз с квакера.
— От твоих слов я весь дрожу. Какой же это был удар, чтобы так изувечить бедного человека? Ну а ты, друг Кенет, постарался ли перевязать их раны, как следует истинному христианину?
И при этом Гэмет являл своему собеседнику лицо, омраченное ужасом и состраданием.
— Боюсь, что все усилия хирургии бесполезны для людей, у которых мозг словно бритвой срезан пополам, — отвечал Кенет, улыбаясь.
— А я знавал человека, который с головы до ног был разрублен пополам, а и того вылечил индейский доктор, — произнес Ник самым что ни на есть достоверным тоном.
— Но кто бы мог разрубить их так искусно? — допрашивал Кенет.
— Не спрашивай, о юноша! Не спрашивай человека, который при одном рассказе о подобных ужасах возмущается. Избавь нас Боже от преступления!
С возрастающим любопытством Кенет наблюдал за квакером, остававшимся внешне невозмутимым.
— Вот невероятные речи для человека, который носит карабин, охотничий нож, пистолет и топор, — сказал он недоверчиво.
— Это необходимые орудия для поддержания своего существования на этой негостеприимной земле. Если ты обезоружишь меня, то дикие звери получат возможность растерзать меня безнаказанно. А я думаю, ты не желаешь мне зла.
— Неубедительно, но остроумно, — возразил Айверсон. — Время, говорят, разоблачает все тайны. Поживем — увидим.
— А я так могу объяснить эту тайну и даже не теряя ни одной минуты! — воскликнул Ник. — Это сброд мошенников-самоубийц. Ведь не раз же так случалось.
— Подобное самоубийство не представляет ли кое-каких затруднительных обстоятельств? — спросил Кенет насмешливо.
— О! Нимало. Мой дядя, знаменитый путешественник, обнаружил в некоторой части центральной Африки породу людей, имевших странную манию разрубать себя от головы о пяток в тех случаях, когда им надоедала жизнь.
Никто не захотел опровергнуть утверждение Уинфлза, который после этого занялся своей трубкой и своими размышлениями.
Глава XI
ВОЛК
В лагере поужинали, мало помалу прекратились все звуки. Но Кенету что-то не спалось. Его глаза и мысли сосредоточились на небольшой белой палатке, в которой находилось, по его мнению, самое интересное существо в мире. Чего бы он ни дал, чтобы только узнать, что сейчас Сильвина думала о нем. Простила ли она его за дуэль? Что лучше всего предпринять, чтобы понравиться этой странной девушке?
